Раз или два она обращалась к Линнею, когда тот выходил из каюты, справляясь о здоровье хозяина. Отвечая, раб не поднимал глаз. Его очевидные ум и образованность привлекали ее. Поскольку Линнею явно было не по себе в ее присутствии, она быстро отпускала его, но не могла не поинтересоваться его судьбой. Этот человек не был обычным тупым рабом, и хотя за свою жизнь она привыкла видеть рабов и ее не занимала их участь, ей стало жаль Линнея.
Иногда она наблюдала за морскими птицами, скользящими над бегущей волной, или вглядывалась в почти неразличимый в дымке остров, проплывающий вдали, и перебирала в памяти последние часы, проведенные в Константинополе. Лишь один свой поступок она вспоминала с удовлетворением. Даже в лихорадочные минуты поспешного бегства она нашла время позаботиться о бедном создании, зависящем от нее и связанном с ее судьбой, — о Тее. Это ради Теи она просила Айоса дать ей пергамент и чернила, которые у него на всякий случай были припасены.
Когда придут солдаты и обнаружат, что деликата сбежала, они конфискуют всю ее собственность, включая и девушку-рабыню. Тея несомненно будет продана, как и другие рабы, и очутится в стабуле — судьба, которой Феодора не пожелала бы и злейшему врагу. Поэтому она подписала документ о передаче всего своего имущества Антонине, а кроме того, умоляла ее приютить Тею и хорошо с нею обращаться. Можно было рассчитывать на то, что Антонина примется действовать быстро, тогда как Хризомалло, в силу своего характера, стала бы колебаться и медлить.
Когда миновали первые дни, путешествие стало однообразным. Дул попутный ветер, и корабль быстро шел вперед, прыгая с волны на волну. Экебол продолжал хворать и не требовал ее любви. Он стал раздражителен, беспрерывно жаловался и придирался к мелочам, всячески понося Линнея.
Феодора понимала, как ему скверно, и изо всех сил старалась угодить наместнику, но тот явно предпочитал сейчас одиночество. После короткого утреннего визита девушка предпочитала проводить остальное время, держась подальше от каюты Экебола.
То, что он не требовал ласк, она объясняла болезнью, однако не переставала пускаться на разного рода ухищрения ради поддержания своей красоты. Но на корабле, где она была единственной женщиной, у нее имелось только одно платье, что на ней, не было даже гребня, а только маленький гребешок, скреплявший ее волосы, не было также никакой косметики.
Каждую ночь она стирала тунику и вывешивала ее просушить в каюте. По ночам же она принимала ванну, несмотря на жалобы капитана, что она безоглядно расходует пресную воду. Она обнаружила, что красный пояс Экебола из иллирийской кожи, если потереть об него мокрый палец, отдает немного краски. Этот пояс очень кстати оказался в ее каюте: он стал источником цвета ее губ и легкого румянца на щеках. Увидев ее по обыкновению привлекательной и свежей, никакой мужчина никогда не догадался бы о ее заботах.
Но однажды плотный северный туман, висевший над морем, рассеялся, и перед ними открылось побережье Африки, сверкающее в солнечных лучах. Вдали виднелась гряда лиловых гор, ближе — склоны холмов, покрытые густой растительностью, и залив; группа белых строений, словно выточенных из мягкой слоновой кости, отражалась в заливе.
Услыхав крик вахтенного, Экебол поднялся на палубу. Лицо его было мрачным, глаза ввалились, но в этот миг его уже не мучили боли в желудке, так как море стало гладким, как зеркало.
Он стоял, глядя на далекий берег. Капитан отдал приказ — и флаг империи взвился на верхушку мачты.
— Почему ты поднимаешь флаг? — спросил наместник.
— Это Аполлония, ваше превосходительство, — отвечал бородатый мореход. — Когда я выходил отсюда два месяца назад, Фратес, начальник порта, просил меня поднять знамя империи, если я вернусь с новым наместником, чтобы они были готовы.
— Готовы к чему? — спросил Экебол.
— Ну как же, ваше превосходительство, чтобы приветствовать нового наместника должным образом. Им еще повезло, что нам потребуется два часа, чтобы добраться до пристани. У них будет достаточно времени, чтобы подготовить почетное сопровождение и завершить другие приготовления, необходимые для встречи правителя провинции.
— Хм! — буркнул Экебол. — Сопровождение, говоришь?
— Разумеется. А поскольку нас ждали примерно в это время, здесь уже собрались магистраты пяти городов, чтобы встретить вас на пристани, ваше превосходительство.
Экебол кивнул и отпустил капитана.
— Аполлония — наша столица, — сказал он Феодоре, — один из пяти городов Киренаики, которые вместе зовутся Пентаполисом. Я рад, что снова вижу твердую землю после этого проклятого моря!
Когда минутой позднее он повернулся к ней, лицо его выражало вопрос и смущение.
— Пожалуй, я не знаю, что дальше делать, — внезапно проговорил он.
— Что ты имеешь в виду?
— Это… ну, наместничество… совсем ново для меня. Я понял, что, пожалуй, не знаю… чего от меня ждут. Должен ли я произнести речь?
Феодора была несколько изумлена.
— Я думаю, что они не ждут от тебя речей, — сказала она. — Скорее, они сами примутся ораторствовать. Если они намерены вести себя так, как принято в Константинополе, то тебе следует только нарядиться как можно богаче и, сохраняя значительный вид, позволить им приблизиться и почувствовать, что ты заслуживаешь уважения и покорности. Конечно, эти провинциалы уже расписали всю церемонию, и тебе остается только следовать регламенту, поскольку, я уверена, самая важная роль в нем отводится тебе, и ты услышишь, возможно, куда больше лести, чем заслуживаешь, потому что эти люди хотят снискать твое расположение.
Его лицо прояснилось.
— Значит, мне нужно только держаться с достоинством?
— И принимать приветствия как первое лицо провинции.
Экебол кивнул.
— Хорошо. Я знал все это, однако хотел выяснить, понимаешь ли ты, что здесь происходит.
Девушка улыбнулась.
Минутой позже он сказал:
— Приготовься сразу же сойти на берег.
— Сейчас? — У нее перехватило дыхание. — Но я не могу! Это невозможно!
Он повернулся к ней с недовольным видом.
— Почему?
— Ты только взгляни на меня! Мне необходима достойная одежда. Я не меняла ее в продолжение всего путешествия…
Наместник нахмурился сильнее. Очевидно, воззвав к состраданию, она ошиблась. Феодора мгновенно изменила тактику:
— Хотел бы ты явиться здесь впервые в качестве правителя с дамой, одетой, как нищенка?
Экеболу и не приходило в голову, что она одета, как нищенка. Но обращение к его тщеславию попало в цель. Возможно, внешность любовницы можно улучшить и таким образом явить себя в еще более выгодном свете.
— Сколько времени тебе на это потребуется? — спросил он.
— По меньшей мере три часа.
Он нахмурился снова.
— Три часа? При том, что депутаты городов ждут, чтобы приветствовать меня?
— Пусть ждут! Разве ты не для того здесь, чтобы управлять провинцией? Произведи на них впечатление! Им полезно научиться терпеть и смиряться, чтобы доставить тебе удовольствие.
Он еще хмурился, но последняя фраза решила исход спора. Ворча, что эта задержка неразумна, Экебол приказал исполнить желание девушки — добыть в городе подходящую одежду и доставить на корабль особу, которая помогла бы Феодоре сделать прическу и надеть украшения. Чем больше размышлял он о том, что заставляет депутации городов ждать, тем больше эта мысль нравилась ему. С этим он и удалился в сумрак своей каюты.
Таким образом, после того, как корабль наместника бросил якорь у набережной, толпа встречающих из пяти городов, состоящая из военачальников, гражданских сановников, землевладельцев, аристократов и прочих, кто счел необходимым присутствовать при этом событии, а также две центурии всадников, три центурии тяжелой пехоты я военный оркестр, все в парадном облачении или держащие в руках столько железа, меди, кожи и дерева, из которых изготовляются оружие, снаряжение и музыкальные инструменты, что можно было полностью загрузить небольшой корабль, — стояла, парилась и потела под жгучим африканским солнцем в течение трех убийственных часов в ожидании, пока молодая женщина приведет свою внешность в соответствие со всеми представлениями о должном виде.
