Вместо ответа Айос подобострастно кинулся под ноги прохожему и начал клянчить милостыню, пока тот не затерялся в толпе.
— Слушай меня, маленькая Феодора. Будь осторожна. Государственная измена — это такой предмет, о котором лучше вообще не говорить вслух. Я только сообщаю тебе, что Македония в тюрьме, все ее имущество конфисковано, и после захода солнца за нею закроются городские ворота. Она больше никогда не вернется в Константинополь под страхом смерти.
Феодора закусила губу. Македония, блестящая, великолепная, ее обожаемая Македония в опасности, в тюрьме, а может, ее уже и нет в живых! И все из-за Хионы, мерзкой негодяйки, не сделавшей за всю жизнь ни одного доброго дела! Фаворитку префекта не любили многие. В эту минуту Феодора была готова растерзать ее.
Феодора вздохнула и внезапно спросила как можно более равнодушно:
— Слушай, Айос, ты знаком с молодым Героном?
— Сыном сенатора Полемона, бездельником из ювентов Алкиноя? Немного, но я не пользуюсь его благосклонностью.
— Он влюблен в меня.
— Да? — вежливо поднял брови Айос. — Молодые люди частенько влюбляются в куртизанок.
— Я его выгнала из своего дома.
— Если он влюблен в тебя — зачем?
— Он вел себя недостойно.
— Да, я понимаю, — кивнул Айос, пытаясь сообразить, куда клонит маленькая деликата.
— Сегодня я получила от него письмо. Сплошные клятвы, он грозится, что покончит с собой из-за меня. Не думаю, что Герои способен на такие вещи, как ты считаешь, Айос?
Айос оскалил зубы и почесал грязный живот.
— Несколько дней назад я видел Герона с отцом, они шли на невольничий рынок. Герои и не думает расставаться с жизнью. Его «самоубийство» — это предстоящая женитьба. Теперь они заняты покупкой слуг и мебели для нового дома.
— Герои женится? Я не верю своим ушам!
— Тем не менее это так. Полемон мечтает породниться с Сильвием Тестером, разбогатевшим на сборе налогов в провинции Галатея. У него незамужняя дочь — Тиспаса, и…
— Как, эта чернушка? — воскликнула Феодора. Мысль о том, что мужчина, познавший ее, способен любить другую, никогда не приходила ей в голову. — Я видела ее. Она похожа на сушеную сливу! Бедный Герои! Старая дева, при взгляде на нее исчезает всякая мысль о браке!
— Наверное, поэтому Герои и называет свой брак самоубийством, — заметил Айос.
Феодора помрачнела.
— Я хочу вернуть Герона!
— Но дочь Сильвия Тестера богата, — напомнил Айос.
— Ну и что? Какое это имеет значение? Стоит мне поманить его пальцем — и он мой! Он мне не нужен, но зачем бедному юноше жениться на этой старой деве и потом раскаиваться всю жизнь?
Феодора встряхнула кудрями. Маленькая деликата была готова к борьбе. Она полностью овладела собой, план действий уже сложился в ее хорошенькой головке. Щеки Феодоры порозовели.
— Да, я намерена встретиться с Героном, и мне нужна твоя помощь.
— Моя? Что может Айос? Мы, нищие, так слабы и беспомощны…
— Так ты поможешь мне?
— Что я должен сделать? — спросил Айос осторожно.
— Я хочу проучить жирную свинью Хиону!
— Яд?
— Нет-нет, смерть — это не унижение для женщины, я придумала для этой гадины наказание похлеще!
Айос только покачал головой. Если девчонка что-то задумала, ее не переубедишь, своего она добьется наверняка. И пообещал, что сделает для нее все, что она пожелает, хотя ни для кого в мире он не пошевелил бы и пальцем, не получив вперед солидный куш. Феодора поблагодарила его и заспешила через площадь, изящная фигурка в белом через несколько минут скрылась из виду.
Айос в задумчивости сидел без движения, рассматривая пьедестал мраморной богини. Каждое утро этот пьедестал бывал пуст: все подношения исчезали бесследно. Жительницы города никогда не спрашивали, куда деваются драгоценности с мраморного пьедестала — видимо, Афродита милостиво принимает их, и можно не сомневаться, что божество услышало их мольбы. Айос же отлично знал, куда деваются драгоценности — они достаются нищим, это законный доход Братства, на который не осмеливались посягать ни стражники, ни городские воры. Да, нищие слабы и беспомощны поодиночке, но вместе они были грозной силой, под покровом темноты обрушивающейся на противника, внушающей ужас и становящейся невидимой поутру, словно таясь от дневного света.
В 521 году Константинополь славился двумя мощными оборонительными стенами, протянувшимися через полуостров от Золотого Рога до Пропонтиса. Первая, носившая имя Константина Великого, окружала старый город. Стена Феодосия, воздвигнутая позднее, охватывала пригороды и поселения вокруг столицы. Севернее реки Ликус находились Царские ворота, главные ворота города. Через них шла дорога во Фракию, разделявшаяся потом на два пути — к Галлиполи и Геллеспонту, откуда можно было на пароме переправиться на азиатский берег.
Царские ворота обычно запирались перед заходом солнца. В этот день незадолго до закрытия из города вышел отряд эскувитов. Воины, рослые и одетые в расшитые серебром одеяния, выглядели весьма внушительно. Тем не менее в народе эскувитов прозвали «школярами» за их лень, развращенность и полную непригодность к военной службе. Возле ворот толпилась чернь, разглядывая отряд.
Эскувиты сопровождали женщину. Сразу за воротами командир приказал воинам развернуться и следовать обратно в город. Женщина осталась одна. Она неподвижно стояла посреди дороги.
— Убирайся! — крикнул офицер. — И не смей возвращаться!
Женщина явно была в отчаянии. Она беспомощно смотрела в лицо офицеру.
— Куда же мне идти?
— Откуда я знаю, Македония? — офицер поморщился. — Уж и не знаю, что спасло тебя от смерти, но если бы меня обвинили в заговоре против императора, мне бы вырвали язык и разрезали бы остальное на куски, а тебя всего лишь выслали из столицы! Так что считай, что тебе повезло, ступай себе, не задерживай нас!
Женщина вскинула голову.
— Спасибо за совет. Благодарю тебя и твоих людей за все, что вы сделали со мной, пока я была пленницей в собственном доме.
Она медленно пошла по дороге. Великолепная Македония, изящная, нежная, привыкшая к роскоши, теперь была в грубой шерстяной тунике, без украшений, с неприбранными волосами. Офицер догнал солдат, и отряд вернулся в город, сожалея, что представление окончено. Арестованным женщинам, тем более красивым, приходилось проводить время с воинами, и знаменитая фамоза была лакомым кусочком. Сегодня эскувитам повезло, они обменивались сальными шуточками, вспоминая прошедший день. Их жертва брела по дороге, за ней увязались несколько оборванцев. Один из них, колченогий, набрал полную пригоршню грязи и швырнул в изгнанницу. С криками и смехом остальные тоже принялись бросать в нее комья земли. Внезапно над ухом Македонии просвистел камень. Она поняла, что находится в опасности, и побежала, закрывая голову руками. Вслед ей понеслись оскорбления, чернь ненавидела беззащитную красоту.
В это время с башни над воротами раздался сигнал, означающий, что ворота закрываются на ночь, и никто не покинет город без специального пропуска. Толпа вернулась в город, и ворота с железными цепями захлопнулись.
Македония продолжала бежать, спотыкаясь и рыдая, потом замедлила шаг. Жизнь для нее, похоже, кончилась. Еще вчера она была богата, окружена друзьями, поклонниками и льстецами, ее знали многие в столице, она была вхожа во дворец. И вот она потеряла все — друзей, дом, состояние, чернь забрасывает ее грязью — ее, самую знаменитую фамозу; все это произошло так внезапно, она до сих пор не в силах оправиться от удара судьбы. Сейчас она не знала, куда направляется и чем завтра утолит голод.
Вдруг кто-то окликнул ее. Она не поверила ушам. Голос снова тихо произнес ее имя. Женщина остановилась, вглядываясь в сгущающиеся сумерки.
— Это ты?.. Не может быть!.. Ты, Феодора?
Тонкая фигурка белела в темноте у придорожной изгороди.
— Иди сюда, — позвала она.
Македония сделала несколько неуверенных шагов навстречу. Почувствовав прикосновение нежных рук, она не выдержала и, медленно опустившись на колени, дала выход своему горю.
