Однако годы шли, героические короли-победители умирали, а на трон взамен них сажались сыны и внуки, знавшие о прошлых свершениях лишь по сказаниям, зато Имперский Совет высших эльфов оставался в прежнем составе, и позор не был забыт. Шаг за шагом, через засланных учителей и советников они повышали своё влияние на первых лиц государств, стравливали их друг с другом, забирали назад розданные привилегии и повышали плату за проход сквозь врата. Спустя три коротких сотни лет они всё же обзавелись столь вожделенными «колониями», хотя и в более убогом виде, чем хотелось. Первая эпоха закончилась Великой Катастрофой, Вторая эпоха закончилась позорным Гекалийским Мирным Соглашением, и, как иногда шутили эльфы-мятежники, Третья эпоха должна завершиться вместе с долгожданной кончиной самой Вечной Империи.

Но где же во всей этой запутанной и эпохальной истории место эльфам теней? Увы, но среди мятежников они никогда не числились, да и во всех прочих знаковых событиях они не принимали участия, предпочитая оставаться молчаливыми наблюдателями. Им приписывали совершенно невероятные способности, об их внешности ходили сотни легенд, а многие люди и вовсе сомневались в существовании таинственных и нелюдимых отшельников, не покидавших секретных убежищ под далёкими, запретными горами. Некоторые купцы, правда, утверждали, что им удавалось торговать с эльфами теней, пускай те и не показывались им на глаза. В доказательство они показывали белоснежный шёлк, прочный, но столь тонкий и лёгкий, что его полоски могли лететь в воздухе словно пёрышки. И вот такую вот диковинку они выторговали за сухофрукты и халву! Враньё всё это, не иначе.

— О! Взгляни на эти серьги! — Иннелия взяла со стола украшение и показала их стоявшему рядом Хромосу. Это были светло-фиолетовые прямоугольные камни на серебрённых крючках, изображавшие птичьи головы, только распухшие и немного угловатые. — Я так понимаю, что это орлы или попугаи.

— Панклочи́ти, — краснолицая женщина сложила ладоньи вместе и помахала растопыренными пальцами, — панклотичи.

— Поняла-поняла, пан-клу-течи.

— Ке но! Панклотичи, — поправила её индианка, и девушки рассмеялись.

Пока Иннелия продолжала увлечённо перебирать разноцветные каменные украшения, усердно повторяя за болтливой продавщицей диковинные слова, Хромос молча обменивался взглядами с обритым мужчиной.

— Всё, я решила! Хочу вот этих сиреневых Тичи и вон тот браслет, да-да, тот белый. А ты себе что-нибудь взять хочешь?

— Не, я не очень-то люблю всякие побрякушки.

— Правда? Хм, а что насчёт вот такой подвести? Вон, какая злая и зубастая.

— Хах, это вообще, что за зверина? На василиска чем-то похож, рогатый только.

— Элйано́тч! — подтвердила девушка, приставив указательные пальцы к вискам и высунув язык между оскалившихся зубов.

— Думаю, что он тебе подойдёт.

— Ну, раз ты так считаешь, то, пожалуй, возьму, — ответил капитан, всматриваясь в амулет из красного камня с тонкими белыми прожилками, и полез в кошелёк. — Сколько с нас?

— Пять серебряных, — уже на эльфийском ответила торговка, но краснокожий мужчина положил руку на её плечо.

— Четыре, — перебил её индеец, многозначительно улыбнувшись Хромосу, оголив причудливо подточенные, точно у крокодила зубы с толстым слоя жёлтого налёта у десны. Память на лица у него была хоть куда.

— Ну, что? Пойдём дальше? — спросила девушка, спрятав серьги в сумку и довольно рассматривая выпуклые узоры на шариках, по всей видимости вырезанных не из камня, а из кости или бивня.

Покинув рынок, они пошли дальше по набережной, болтая о всяком, пока полуэльфка не заметила у одного из причалов широкую лодку с необычным грузом. Матросы с величайшей осторожностью передавали из рук в руки и расставляли по скамейкам открытые ящики, из которых торчали стройные ряды разнокалиберных деревянных трубок с тонкими бумажными крышечками. Их работой руководил смуглый мужчина в темно-синем тюрбане и завитыми усами длиной в две ладони. Он словно горный козёл скакал вдоль бортов лодки и покрытыми шрамами от ожогов пальцами связывал вместе пропитанные селитрой фитили, точно отмеряя длины и что-то считая в голове.

— Что они там делают? — спросила Иннелия, облокотившись о каменные перила.

— Если ты про того бородатого мужчину в халате, то это Суалахим подготавливается к огненному представлению.

— Да-да-да, я недавно слышала о чём-то подобном от соседских мальчишек. Он, как и ты, владеет магией?

— Нет, но изо всех сил делает вид, что да. Впрочем, его фокусы куда красивее моих.

— Даже так, хм… В таком случае я просто должна их увидеть! Он ведь здесь будет это делать?

— Нет, сперва отплывёт подальше, чтобы ненароком не сжечь пару кораблей. Такое уже бывало, — капитан немного призадумался. — Они ещё немного повозятся на берегу, да и раньше заката он их запускать не станет, так что время в запасе у нас ещё есть. Мы можем посмотреть их и отсюда, но я знаю одно местечко, откуда будет открываться самый лучший вид на гавань. Если пойдём прямо сейчас, то успеем аккурат к началу. Ты не устала ходить?

— Нет, с этим полный порядок, — Иннелия ухватилась за платье и приподняла подол. Вместо небольших туфелек на ногах сидели её любимые сапоги, мало чем отличавшиеся от мужских. — В них я хоть до края света дойду.

— Тогда нам в ту сторону, — Хромос взял девушку под руку, и, пока праздные зрители стекались к набережной, он вёл её от берега вглубь города. Преодолев несколько пологих лестниц, они вышли на узкую, мощённую улицу, вдоль которой тянулись высокие заборы старых особнячков, и остановились у небольшой, обитой железом двери, верхнюю половину которой закрывали тёмные лапы плюща. — Подожди меня тут, я перелезу через забор и отопру калитку с той стороны.

— А разве хозяева не будут против?

— Об этом можешь не беспокоиться. Предыдущий владелец умер в начале этого года. Озорной дядька был, кстати говоря. Хоть был уже и не молодым, но вечно устраивал гулянки в саду, — говоря это, Хромос отошёл немного в сторону, засунул руку под листву и стал нащупывать знакомые ниши. — После похорон его дети, коих он успел немало наплодить, так и не смогли прийти к соглашению, кому же достанется дом. Продать его и поделить деньги они не решаются, но тем не менее успели растащить из него всё, что только не было намертво прибито. Теперь там живёт только сторож, но к этому времени дня он уже должен быть пьяным в стельку. Ага, вот оно.

Капитан просунул пальцы в зазор между камнями в кладке, подтянулся наверх и нащупал ещё одно место для хвата. Об этом пути он узнал от воришки, который однажды пытался пробраться в дом, но был схвачен сторожевыми псами, успевшими откусить ему половину носа. Взбирался он небыстро, и пару раз сапоги чуть было не соскальзывали с попавших под них листьев, но он всё же добрался до самой вершины, размашисто перебросил ногу на ту сторону, перевалил тело, повис на пальцах и спрыгнул вниз, мягко приземлившись на траву. Немного отряхнувшись, Хромос пошёл открывать калитку, и когда проржавевший засов уже начал скрипеть и поддаваться, капитан услышал шелест листьев. Над краем стены появилась сперва тёмная макушка, а затем и вся Иннелия. Подтянувшись и развернувшись, она уселась на подушку из зелёных листьев и, немного осмотревшись, спрыгнула вниз. В полёте её платье поднялось, оголив стройные ноги по самое колено, и девушка тут же прижала его рукой, чтобы не показать чего лишнего. Из-за этого при приземлении она потеряла равновесие, и её повело вперёд, но успевший вовремя подбежать Хромос схватил её за плечо, не дав упасть.

— Спасибо, — Иннелия шаловливо улыбнулась, — в штанах живётся куда проще.

— Мне сравнивать не с чем, так что поверю тебе на слова.

— Куда дальше?

Держась за руки, они шли по каменной тропинке, между чьими светлыми квадратными плитами успели прорасти длинные листья получивших свободу сорняков. Декоративные кусты, лишившиеся регулярной стрижки, потеряли прежнюю шарообразную форму и раздались ввысь и вширь. На обрамлённых деревянными заборчиками клумбах между благородных пеларгоний и ярких вербен виднелись многочисленные ножки отцветшего одуванчика, чьи живучие семена ветер забросил в эту изнеженную аристократическую компанию цветов. Следующим апрелем весь сад покроет ковёр из маленьких солнышек, которые затем обратятся морем белого пуха. Стоит человеку хоть немного отвлечься от повседневного труда, как ставшая его покорной мастерской природа тут же вторгается в установленный им порядок, разрушая его творения и возвращая ландшафту его первозданный, девственный вид.