— Не только разнюхать, но и повстречаться с ним лицом к лицу.

— Ты смог его схватить? — Глосель встрепенулся и в глазах вспыхнул огонёк надежды.

— Нет, но мы смогли поговорить.

— Поговорить? С каких это пор ты стал брататься с душегубами?

— Ну, он не самый лучший человек на свете, но его враги ещё хуже.

— Это кто такие?

— Некто вроде культистов, очень тёмных, скрытных и не менее могущественных. Они уже давненько обитают в Лордэне, а он пришёл по их души.

— Если он борется со злом, то почему он сразу не пришёл к нам за помощью? На кой ему весь этот цирк с расправами?!

— Увы, но иначе тут не выйдет. Я прекрасно вижу, что ты не слишком то и веришь в эту мою историю, а ведь я не рассказываю и половину тех… чудес или кошмаров, которые творятся прямо под нашими носами. Не будь мы друзьями, ты бы уже обзывал меня лжецом, что уж говорить о вере в бредовые сказки чужеземца, призывающего казнить, казалось бы, неповинных людей. К тому же у этих культистов очень много связей в городе, даже среди стражей.

— Среди нас есть предатели? Ты серьёзно?!

— Да, по меньшей мере пятеро из наших ребят являются сектантами и чёрными колдунами, а в городе их пара десятков, может больше.

— Ты можешь их назвать?

— Лормин, Одвин, капрал Боз, некий Лаут, должно быть рядовой, и возможно Манек, который заодно является самым сильным в этой шайке.

— Ты действительно обвиняешь трёх капитанов в тёмном колдовстве?

— Не просто в тёмном колдовстве, а в поклонении демонам. Не знаю, сколько из них способны творить магию тьмы, но вот Лормин точно на это способен, я это слышал от него же. Потому избегай его всеми силами, старайся с ним не разговаривать и главное — ни за что не смотри ему прямо в глаза, особенно в ночное время.

— Что же до остальных? Есть хоть какие-то доказательства?

— В предательстве Одвина, Боза и Лаута я мог удостовериться лично, они меня пытались схватить, причём дважды. Если моих слов тебе недостаточно, и ты желаешь самостоятельно удостовериться в этом, то можешь их ненароком порезать, как я это просил сделать тебя. Кровь остановится почти мгновенно. Эти сектанты очень… живучие твари. Но лучше этого не делай, так как они могут начать тебя подозревать.

— А Манек?

— Про него мне ничего точно не известно. Убийца сообщил мне, что среди сопровождавших посла стражей был один особо сильный демон, тут сомнений быть не может, у него есть верные способы выявлять их присутствие, но он не знает, кто именно это был. Положение дел настолько скверное, что даже ты был под подозрением. Вполне вероятно, что тёмным колдуном может оказаться вовсе не Манек, а, кто-то из рядовых, потому смотри в оба за всеми, не оставайся с ними один на один. Культисты куда сильнее, чем ты думаешь, хотя они этого и не показывают.

— Ладно… это всё слишком внезапно, я не знаю, что тут можно сказать.

— Понимаю, я сам всё ещё не могу до конца поверить в происходящее, надеюсь, что это просто очередной сон, очень длинный и слишком дурной.

— И что же ты предлагаешь со всем этим делать?

— Никому не рассказывай о встрече со мной, не пытайся что-либо самостоятельно предпринимать, будь настороже, но веди себя обычно. Я знатно всполошил этих тварей, они меня ищут. Возможно, что я даже не доживу до следующего рассвета. Но у меня есть к тебе просьба, — Хромос достал из внутреннего кармана помявшееся письмо. — Передай его Хейндиру, когда никто не сможет за вами подглядеть и сообщи ему, что оно от меня, хотя он и так всё поймёт.

— Мне что-нибудь передать ему из твоих слов?

— Скажи только, что среди стражей существует заговор, и что ему стоит опасаться тех, кого я тебе назвал.

— Хорошо, но что ТЫ, будешь делать?

— Пока что и сам точно не знаю. Мне надо поговорить с Ян… то есть с убийцей, а заодно и с Хейндиром, он может что-то да знать о подобных демонопоклонниках. В общем, мы с ним точно что-нибудь да придумаем, только скажи мне прямо здесь и сейчас, я могу рассчитывать на твои силы в этой борьбе?

— Да, разумеется, если в городе действительно засели чернокнижники, то мы должны их вымести поганой метлой, иначе всем нам несдобровать.

— Я знал, что ты меня не подведёшь, — Хромос ещё раз обнял друга, а после накинул капюшон на голову. — Мне пора идти. Не пытайся меня искать. Я сам пришлю тебе весточку, когда придёт время для новой встречи. А теперь иди к Хейндиру и береги себя…

Над погрузившимся в непроглядный мрак городом стоял дикий вой тысячи нечеловеческих голосов, упоённо певших оду погибели. Безмолвные и мрачные громады грозовых туч летели сквозь бездонные просторы ночного неба, словно разъярённые, косматые бизоны по бескрайним прериям, сметая всё на своём пути. Рассвирепевшие ветра нещадно хлестали воды залива, поднимая высокие волны, чьи пенные, клокочущие гребни то и дело вспыхивали белыми дугами посреди чернильных вод, отразив серебряный свет показавшегося на миг лунного диска. Как шайка бесстыдных разбойников, они набегали на дремавшие у причалов корабли, раскачивали их, побивали борта, так что те начинали жалобно стонать под напором стихии. Пеньковые канаты швартов, натягивались, точно жилы в сжатых пальцах, силясь удержать деревянную тушу на месте, но сколько бы в них не было решимости, ей было не дано обуздать могущество беснующейся пучины. Издав жалобный треск, они лопались и бессильно валились в воду, а получившие свободу суда тут же набрасывались на скованных собратьев, и под бранные крики матросов начиналось сражение, где вместо мечей были мачты, вместо одежд паруса, а разлетавшиеся во все стороны щепки подменяли свежую кровь.

Сразу после заката на дорожках дворцового сада были разведены огромные костры, заливавшие всю округу зловещим алым сиянием, так что со стороны казалось, что во дворце занялся пожар. Однако теперь от них остались только обуглившиеся скелеты толстых брёвен. Примчавшийся из-за морей ураган распалил их, дав пламени вздохнуть полной грудью, наделил его невиданной мощью, которая тут же его и сгубила. В считанные мгновения огонь истратил всю пищу и познал смерть в рассвете сил, и лишь редкие хлопья тлеющей золы вырывались из бездыханных останков, чтобы унестись к звёздам. Цветочные кусты и плодовые деревья лихорадочно тряслись, теряя молодые листья. Они чувствовали боль, но не имели ртов, чтобы издать полный страдания вопль, и только размахивали руками, порождая свист и шелест, в котором тонули все прочие звуки, будь то шаги или гневные крики приказов. Державшие ночное бдение рыцари бродили по тропинкам, шатаясь в стороны как распоследние пьяницы, завидуя товарищам, безмятежно спавшим в тёплых комнатах, и проклиная дурную погоду, не приносившую ничего иного, кроме бедствий и разрушений. Может быть, что именно по этой причине она была столь мила сердцу Янса. В подобные ночи он наконец-то оказывался в родной стихии, в которой он растворялся и с которой он всецело сливался, обретая истинную силу, недоступную ему при крикливо пошлом сиянии жизнерадостного солнца.

Облачённый в полное боевое снаряжение убийца неподвижно лежал на краю пологой крыши, как бы растёкшись по ней и слившись с окружавшими его тенями. Сквозь продолговатые прорези маски он внимательно следил за перемещением тусклых, трепещущих огоньков увесистых фонарей, кропотливо запоминая маршруты оберегавших дворцовые стены патрулей. Чем дольше он наблюдал, тем больше находил прорех в организованной на широкую ногу охране, которые бы позволили ему без особого труда проникнуть внутрь, даже не прибегнув к главному козырю — невидимости. Впрочем, на сей раз подобная лёгкость вызывала у него какое-то тягостное предчувствие, словно все опасности сговорились между собой и решили расчистить ему путь к заветной цели, а самим собраться в одном месте и терпеливо дожидаться его там, дабы в одночасье нанести единый, сокрушительный удар. И снова его посетили едкие и навязчивые мысли о том, чтобы бросить эту дурацкую затею с кровной местью, с наивной игрой в славного героя, бравого защитника людей и поступить так, как он привык это делать на протяжении всей своей никчёмной, полной бесчестия и вероломства жизни.