— Это тянет на обвинение в предательстве или даже… в ереси.

— Может и так, однако доказать ничего не выйдет, ведь руки у всех остались чисты.

— Не знаю, что тут можно сказать… мне надо всё хорошенько обдумать.

— Понимаю…

— А если не к ним, то куда? Я слышал, что в землях Вальдена есть некая Академия, куда стекаются множество учёных мужей в поисках знаний о мире. Думаю, что они там должны и людские тела изучать вместе с искусством врачевания, так что можно попробовать обратиться к ним.

— Я про Академии ничего не знаю, зато вот про эльфов народ толкует разное.

— Ты серьёзно хочешь отдаться в руки высшим эльфам? Будь ты каким королём или хотя бы великим герцогом, то может они бы и сподобились тобой заняться ради политической и материальной выгоды, но какого-то рыцаря, не имеющего власти и существенных богатств — это вряд ли. Разве что на смертельные опыты отправят.

— Нет, я говорю не об этих паршивцах, а про лесовиков.

— То есть будешь искать исцеления у бродячих музыкантов?

— Брось, эти шутки, я сейчас говорю про друидов. Они лучше всех прочих магов понимают природу и саму жизнь, так что если они не смогут мне помочь, то вряд ли это сможет кто-то иной. К тому же что-то внутри влечёт меня к ним…

— Будет славно, если они смогут тебе помочь. Мне судить сложно, я с эльфами не так уж и много общался, особенно с лесными, но вот моё чутьё подсказывает, что народная молва может сильно приукрашивать их способности. Не найдя спасения поблизости или в известных вещах, люди переносят свои надежды на что-то далёкое и неизведанное, что должно будет их спасти, но чего им вряд ли удастся когда-либо достичь.

— Но попытаться всё же стоит?

— Свежий воздух и свежая дичь ещё никому не вредили, так что почему бы и нет. В Форонтисе друидов вроде как отродясь не было, так что путь должен быть неблизкий.

— Да, нужно отправиться в приграничные миры, туда, где лесовики уже успели пустить корни до прихода людей. Только там можно встретить самых могущественных чародеев из их рода.

— В одиночку ты явно не сможешь осилить такой поход, даже сам с коня не слезешь. Тебе будут нужны сопровождающие и экипаж, а для этого необходимо иметь золото.

— Орден мне платил долю с выполненных контрактов, и я далеко не всё из этого тратил на выпивку, еду, девок и снаряжение. Кое-что у меня осталось.

— Этого хватит на дорогу?

— Если затянуть пояс, то вполне себе.

— Хах, это значит, что деньги непременно закончатся на половине пути. Однако, если кто-нибудь решит вложить в твоё путешествие несколько сотен золотых дублонов, то тебе не придётся перебиваться с хлеба на воду и случайная оказия не разорит тебя, заставив повернуть назад.

—Осгат, я тебе правда благодарен, но я не могу взять у тебя денег.

— Но почему?

— Я не уберёг твоего сына, не смог уплатить ему мой долг.

— Давненько я не слышал этих слов. Разве ты уже не расплатился с Гелсаром, пройдя с ним через десятки битв? Он ведь сам говорил, что это скорее он тебе обязан, а не ты ему.

— Моя жизнь принадлежала ему, и только смерть могла освободить меня от этого обязательства. Таковы традиции в тех землях, где я вырос, где меня воспитали, и по-хорошему, если ты не смог сохранить жизнь того, кому ты был обязан, то ты должен найти смерть в той же битве или же принести себя в жертву Богам, если вражеский меч всё же не смог тебя сразить. Если ты этого не исполнишь, то покажешь себя бесчестным трусом, и от тебя отрекутся все родственники и друзья. Ты будешь изгнан из родной деревни в лес, чтобы впредь жить среди волков и медведей, а когда ты наконец-то сдохнешь, то тебя не пустят в чертоги Вигира, не позволят сесть за один стол с предками, а сошлют в самые тёмные глубины того, что священники Старейшей Звезды называют Преисподней, только по нашим легендам там не бушует пламя, а носятся ледяные ветра.

— Я всегда считал тебя человеком чести, неспособным на трусость, гнусность или предательство, так скажи мне, Хейндир, сын Иквиста из рода Уонлингов, почему же ты до сих пор жив, почему ты не исполнил того, что предписывают тебе твои славные обычаи?

— В битве я пал первым, но умереть мне не дали, так что в том нет моей вины, ну а после… я был готов исполнить предписанное. Моих единоверцев и тем более жрецов, которые бы смогли провести ритуал как подобает, в тех краях, да и в этих днём с огнём не сыщешь, но я бы управился и сам при помощи ножа, хотя… и обычное отсечение головы бы сгодилось. Я бы так и поступил, если бы прежде я не дал Гелсару одно обещание.

— А вот об этом мне что-то слышать не приходилось.

— Потому что мы не думали, что его действительно придётся исполнять, — Хейндир сделал долгую паузу, всматриваясь в зелёные полоски виноградных кустов на далёких холмах. — Десять лет назад, когда я и Гелсар вернулись из похода в этот дом, нас встретила Аллейса с младенцем на руках, которого она родила в отсутствие мужа. Я как сейчас помню, как он был рад наконец-то взять на руки своего первенца, которого он был вынужден покинуть, пока тот ещё сидел в материнском пузе. Вдоволь наигравшись с ним, Гелсар предложил мне тоже взять эту обёрнутую в пелёнки кроху. Аллейса забеспокоилась, что ребёнок устал и станет кричать, если увидит перед собой ещё одного неизвестного мужчину, но малёк не испугался, а даже наоборот, улыбнулся мне и засмеялся словно маленький колокольчик.

Гелсар решил, что это добрый знак от Богов и в тот же день взял с меня клятву, что если ему будет суждено пасть в бою, прежде чем его сын достигнет совершеннолетия, то я заменю ему отца и стану воспитывать как собственного сына, буду для него наставником. Я поклялся именем своего отца и всеми Богами, что исполню его волю. Но вот таким, каков я есть сейчас, я не смогу в полной мере исполнить это обещание.

— Раз уж на то пошло, то и я напомню тебе об ещё одном старом обещании. Когда спустя долгие месяцы отсутствия мой пропавший в битве против налётчиков-северян сын, которого я уже более не надеялся увидеть, потому как все считали его мёртвым, внезапно вернулся домой и привёл с собой лохматого варвара, попросив меня относится к нему, как если бы он приходился мне родным сыном, то я не прогнал тебя, а принял в мой дом, в мою семью. Уже тогда я разглядел в тебе славного воина и хорошего человека, что ты в последствии неоднократно подтвердил поступками. Ты делил с ним кров, ел за одним столом, стоял с ним в одном строю и праздновал с ним победы. Ты стал ему настоящим братом, даже больше, чем Даргос. У нас с тобой разная кровь, но мы — семья, а потому я не пожалею для тебя золота, если это даст тебе надежду на исцеление. То же чувствует Аллейса, и я уверен, что то же самое чувствует и Хромос. Потому не отворачивайся от нашей помощи.

— Спасибо, Осгат… спасибо вам всем…

Хромос, прослушавший весь памятный разговор, сидя на диване рядом со своим дедом, встал и зашёл в дом, где сразу за приоткрытой дверью, прижавшись спиной к стене сидел на полу его младшая копия. На щеках мальчишки были заметны следы от подсохших слёз, которые он всё же не смог пару раз сдержать.

Капитан оставил его, и пошёл дальше в дом, который опустел по той причине, что Хромос не мог помнить того, что делали в тот момент иные люди, если он их не видел. Он снова сел за трапезный стол и прикрыл глаза в ожидании уничтожения мира и возникновения следующей картины из его прошлого, которая наверняка тоже не станет тешить его жизнерадостными событиями. И хотя воспоминание уже завершилось, армагеддон как-то не спешил наступать, и капитан подумал, что нечто должно было вновь удерживать его в этом моменте, желая быть найденным и увиденным. Очередная ниточка чужой памяти, случайно вплётшаяся в плотно его гобелена.

Не желая навеки быть запертым в безлюдном особнячке, Хромос принялся ходить из комнаты в комнату, высматривая всё непривычное и незнакомое. И вот в наступившей тишине он услышал чьё-то приглушённое, мерное бормотание. Говорил всего одни человек, причём в своей речи он не делал пауз, а произносил слова слитным потоком, как если бы он читал с листа, а по высоте голоса можно было с уверенностью сказать, что это была молодая женщина. Обежав несколько раз коридоры, капитан наконец-то понял, что чтица находилась в комнате его сестры.