— Сильно на то надеюсь. Не часто простых людей приглашают?

— Ну в основном оборотни, если их пара становится истиной. Иногда ведьмы или колдуны приходят, но значительно реже.

— Все ведьмы в масках?

— Да, какая женщина себя изуродует? Вот и носят маски.

— Ты же себя не уродуешь. Ты вот такой…

— Ты же видишь меня.

— Конечно, по мне так нормально, симпатичный мужчина. Вон как народ смотрит.

Ну а что? Почему бы не констатировать правду? Высокий, молодой, внешне, мудрый, сильный, спортивный — мечта девушки, плюс еще богатый, вообще огонь! А что кости просвечивают, так рентгенолог видит это постоянно.

К выходу шла, кожей ощущая взгляды. Финист выполнил возложенную на него тайную миссию, оповестить всех в зале. Оперативно.

На выходе из зала в который раз за несколько дней столкнулась с Ярославом. На его лице красовалась полумаска похожая на кору, волхв завороженно при этом ловил каждое слово своей спутницы. Редкой красоты девушка, что глаз невозможно отвести, при этом половину лица скрывала тканевая маска, в тон одежде. Ее белая, словно мраморная кожа, голубое коктейльное платье, тяжёлые тёмные волосы, закрывали спину, она томно смотрела на Ярослава, отвечая в ответ на пылкие взгляды волхва. Красивая пара.

Но не правильная. Запах противный. Может духи?

Вот только Кощей насторожился, хищно втянул носом воздух.

— Какими судьбами?

Вопрос Ярослава был задан, не отрывая взгляда от спутницы.

Врать волхву не хотелось, но нужно, да и спутница. Не смотря на красоту, подойдя чуть ближе, стала отталкивающе мерзкой. Как что-то гадостное проползло по коже. Кикимора она что ли? Но маска ведьмы… а обязательное ли это условие?

— Кощей показывает мне жизнь.

Колдун прижался ко мне со спины, рукой то ли прикрывая, то ли защищая меня. Оказалось, очень приятным чувством, когда тебя защищают. А слова волхва, пропитанные сарказмом, прям фу… фу-фу-фу!

— Надо же, неожиданно. Завела тебе сердце?

Кощей не ответил, кажется только кивнул, или мотнул, или дернул, нужно заканчивать фантазировать. После чего аккуратно начал показывать на дверь, ту что на выход. Я не стала сопротивляться, вечер перестал быть даже интересным, настроение разглядывать этот маскарад пропало. Хотя его и не было.

— Счастливо!

Мне казалось, что прошло не больше двадцати минут, а на улице уже стемнело. Центр города осветила иллюминация, две черные машины завелись, с утробным рыком, но я махнула, останавливая порыв оборотней.

— Пошли, выпьем?

Я с удовольствием сняла шпильки и достала из машины балетки, после чего стала на порядок счастливее и на полголовы ниже. Кощей молча наблюдал за трансформацией высокой стройной девушки, в гнома. Хотя мне хотелось бы думать, что в дюймовочку.

— Куда хочешь?

— Все равно, но без этого пафоса. Делать вид, что мне нравится сюрреализм, или иная модная хрень, я больше не намеренна.

— Вот теперь ты меня понимаешь, мои редкие выходы на это мероприятие. Пошли, буду кормить. А то голос твоего желудка уже обещает меня съесть.

— И поить!

— И поить.

Покладисто согласился Кощей. Три бара я помню, потому, что меня покормили. Но это только первый, последующие два, ибо еще несколько трезвой была. Дальше тоже помню, в сизом тумане. И яркие вспышки осознания.

Мир шатался и крутился, Кощей периодически становился неплохим столбиком, на который я могла опереться. Было хорошо, просто гулять по улицам, пафос это не мое. Да я теперь могу влиться в эту тусовку, но, а зачем?

Везде по нашему маршруту ходили патрули. Молоденькие патрульные, новички. По серьезным лицам видно. Они взглядом рыскали по праздношатающимся. Старательно, но рассеяно.

Сильно развеселило воспоминание статьи, что в будущем будут идеальные граждане. Которым и даром не «нать» служивых людей. Мир во всем мире! Военные вымрут как вид, класс и все! Военные не будут больше совершать подвигов, а станут бывшими военными и будут "заключать торговые договоры и заседать на однообразных научных съездах". Дураки!

Самый высший род гражданства — это гражданство боевое, отдающее жизнь за отчизну, самый лучший гражданин — это честный в своём призвании, смелый и даровитый воин… В трудные и опасные моменты жизни общество всегда простирает руки не к ораторам или журналистам, не к педагогам или законникам, а к людям силы, к людям, повелевать умеющим, принуждать держащим!

Военный, не все, как и везде, понятное дело, умеет повелевать и подчиняться и потому способен проявить себя на разных поприщах. Многие военные становятся дипломатами, администраторами, губернаторами, учёными, художниками. Военный "может быть всем этим, не переставая быть военным. Генерала можно прямо сделать главой области или поручить ему дипломатический пост, правда не паркетного генерала. Но можно ли дать полк чиновнику, даже не служившему в армии, и послать его в огонь? Можно ли председателю судебной палаты поручить дивизию и велеть, чтобы он с нею перешёл Балканы? Многие граждане храбры лично, но тут дело не в одной личной смелости, а прежде всего — в уменье управлять движениями и духом вооружённых многолюдных масс.

Вот здесь спокойно, люди мирно празднуют пятницу. А я хожу, пьяненькая, смотрю на это все, как со стороны. Мы сами, мы, русские, обязаны считать военных наших самыми лучшими из граждан, если мы хотим быть справедливы умом и честны сердцем…

Наши воины творят сегодня историю своей Отчизны, и Отчизна должна ответить им признанием и уважением.

Я все ж таки офицер до мозга костей. Даже в пьяном дурмане думаю о постоянных укорах мамочек: "Я ребёнка рожала сама, в школу водила сама, откуда долг перед Родиной?" — глупы и примитивны. Потому что пока ты "рожала — водила — растила", другие сыновья защищали покой твоего сына, чтобы он мог расти и ходить в школу, а не прятался в бомбоубежище. И у тебя с сыном — долг перед другими матерями и их сыновьями.

— О чем задумалась?

— О постулате: Если не хотим кормить свою армию, будем кормить чужую.

Я махнула в сторону запада.

— Но так много людей этого не понимают. Все говорят, говорят, говорят. Жаль и горько это признать, но армия становится боевой, только через боль и потери.

— И не поймут. Люди рождаются через боль. И чтобы слетела нега мирного времени, требуется боль. А наша росла тридцать лет, ее поливали сладкой патокой речей и пустых обещаний.

— Неужели мы не сможем хоть немного пожить в мире? И созидать Мир — вместо того, чтобы воевать?

— Антирусская ненависть — это ненависть давняя и глупая, а особенно во Франции. Мы многое делали, чтобы успокоить ее. Начиная с Анечки. Дочери Ярослава.

— Когда замуж за короля отдавали? Анна Ярославна, королева Франции. Я помню из истории.

— Королева… Она в тереме всю посуду перебила. На коленях перед отцом валялась, только, чтобы не ехать. Умнейшая дева того времени. Семь языков, придворный этикет. Для вшивого королька.

— Не умолила.

— Нет, конечно. Ярослав уперся и решил выдать дочек получше. Простые воеводы его дочкам не ровня, королей, да графов подавай! С другой стороны, его понять можно, он для дочерей старался, да для народа. Чтобы не обращались в рабов золотоволосые славянские головы. Девочка была слишком доброй. А в том клубке единомышленников при дворе. Я хорошо Аню натаскал на яды, могла и приготовить, и распознать. Ей не раз это пригодилось. Она много писала, мечтала отмыть весь французский двор, или повесить всех, но больше всего вернуться домой, в Москву. После смерти Ани, никто и не вспомнил о родине королевы.

— Ну почему же, вспомнили. Когда завоевать приходили.

— Россия хочет мира, а Запад непрестанно желает войны.

— Ты ходячая энциклопедия! Столько знаешь, столько видел…. И сейчас, сейчас — нужно выпить! И ты со мной!

— Может хватит уже на сегодня?

— Может хватит, может нет! Скучный ты!

— Зато ты у нас слишком веселая! Ну пойдем спаивать тебя дальше!