— Это не простой вокзал, отсюда многие души уходят в Навье царство, а также возрождаются в этом мире. На самом деле все такие вокзалы — отражения друг друга, они есть в каждом городе, а вот глава один. Здесь правит Вий.

— «Поднимите мне веки»?

— Ты только такое ему не ляпни, он Гоголя до сих пор не простил. Тот у него прощения вымаливает, так переврать Веды, секретарем здесь пашет, бесплатно!

— А что же им платят?

— Силой. Хорошим перерождением. Иногда возможность переродиться с любимым.

— А какой он, Вий?

Ответить Кощей не успел, за спиной раздался гранитный голос.

— Злой и страшный! — и уже не могильным голосом, — Привет Неумеручий!

— И тебе не хворать, кочка болотная!

За моей спиной возвышался богатырь. И если не ломать шею, я видела кроссовки, черные джинсы и серую холщовую рубашку, в которую чуть носом не ткнулась. А задрав голову разглядела подбородок и кончик носа, вполне человеческие! Колдун, может что-то большее разглядел, он ему доставал до плеча. Хотя сейчас он морщась расправлял спину, по которой пришелся дружественный хлопок.

— Какими судьбами?

— Вот показываю молодому поколению…

— Ты? Лично? Молодому поколению???? — его хохот раскатом отразился от свода потолка и чуть не убил этим звуком, — Ну покажи…ха — ха… это молодое поколение.

Молодое поколение, мечтало сбежать от этих престарелых созданий! Хотя с чего такое малодушие? Я взрослый следователь! Фу, как по-детски получилось, даже в мыслях.

Тем временем Вий посмотрел в мою сторону, присев на корточки. У него были приятные, хоть как будто рубленные черты лица, добрая улыбка, с выпирающими клыками. Подняла взгляд выше и вздрогнула. Глаза у него были закрыты, давно закрыты, слипшиеся веки. Так он слеп? Я с немым вопросом на лице посмотрела на колдуна.

— Вий видит получше нашего. Но если посмотрит, то может убить. Не бойся тебе это не грозит.

— Я не чувствую ее. Кощей ты кого привел?

Сильно нахмурившись, спросил Вий.

— Догадайся старый.

— Неужто?

Вий аккуратно протянул свою лапищу ко мне. Осторожно коснулся плеча, слегка сжал, потом сорвался и обнял меня.

— Удушите.

Хрипела я, болтая ногами по воздуху. Тем самым, пытаясь хоть немного отстраниться от этой безграничной радости.

— Не дождешься! — он радостно подкинул меня как пушинку вверх, — Малышка, как же я рад тебя видеть! Какая ты!

Меня тискали еще минут десять, потом Кощей вмешался, передал мое полузадушенное тело оборотням, с разрешением полазить по всем местам вокзала. Чего мне уже не хотелось. Это же Вий! Тот самый Вий!

Выбора мне не оставили, предполагаю жаркую дискуссию о моей персоне. В итоге, облазив все возможное, потолкавшись среди нежити, поковыряв камешки в стенном панно, меня забрали обратно, в компанию. О чем они говорили, я не спрашивала. На прощание Вий опять потискал меня минуты три, хлопнул по спине, чуть не сложив мне позвоночник в джинсы и отпустил с Родом, ускакав куда-то в административное помещение.

Продышавшись, решила попытать Кощея, раз с Вием облом.

— Почему помойка?

— А, чтобы не лезли. Отсюда раньше Горыныч вылетал. Ведьм прорва, неприкаянных душ, вот и решили закрыть, снаружи страшно заходить, даже бомжей отвадили.

— Я заметила.

Это был единственный вопрос, на который колдун соизволил ответить. На любой вопрос о Гоголе, его, как выяснилось, не придуманном персонаже, слушала вежливое: «Потом у него спросишь!».

Следующими у нас были два маленьких музея, расположенных в одном здании, в Казачьем переулке. Раньше там был филиал музея Ленина. Но в 2006 году он потерял свой статус.

— На первом этаже здания 1825 года постройки Разночинный музей.

Долго стояли у ворот в арке и жали на кнопочку. Никакой реакции. Три удара кулаком по двери, и она открылась. Я правда думала, что с петель слетит, но она оказалась крепче. Откровенно ужасный подъезд, лестница, мне кажется, ещё с 19 века так же, без ремонта. В дырах! Сюда бы прокуратуру для проверки пригнать.

— Разночинный музей, это о жизни района Семенцов, тогда окраины Петербурга. Навьего района. Здесь так же квартировали служивые Семёновского полка, то ли защищая от нас, то ли нас от людей. Сначала в деревянных бараках квартировали. Но в 19 веке их снесли и построили на их месте доходные дома. Не сильно интересные с архитектурной точки зрения, но вот каналы силы под домами — это нечто, как сотни линий высоковольтного напряжения. На месте ТЮЗа был ипподром. Тоже для семеновцев был построен, правда с другой стороны стояли пегасы, красивые были конюшни. Но в 30–м году все это приказало долго жить. Пегасов перевезли за Урал и выпустили под присмотром Полоза. И баста, выцарапать их обратно — даже я так над златом не чахну. Теперь это его «прелесть» и увидеть их сложно. Музей маленький. Сам Лёнька Пантелеев имел честь быть убитым именно в Семенцах.

Кощей уверенно показывал и рассказывал, получше любого экскурсовода.

— Это маленькая комната настоящая. Мебель, интерьеры, вся утварь пережили блокаду Ленинграда. Был такой преподаватель техноложки, профессор Агте, кот — баюн. Преподавал он там почти 50 лет, студенты души в нем не чаяли. Он с женой и дочерью пережил блокаду. И вот его дочка передала весь переживший войну интерьер сначала в музей при школе.

Я была в музее Блокады, еще девочкой была. Так вот именно здесь, не в музее Блокады, пробирает до мурашек. Разрешили потрогать реальные вещи, которые помогли хозяевам пережить весь ужас того времени. Это, как током…

— Мы хоть и сильнее, но Ленинград держали не только войска, но и колдуны. Стойкость их не уступает иному подвигу.

— Я слышу их голоса, от этих предметов, от маленького куска хлеба.

Тихие голоса говорили и говорили, без жалостливых нот рассказывая о том, что здесь творилось.

— Здесь вещи навьего люда. Они впитывают часть души хозяина, вот ты и слышишь. Видишь это зеркальце?

С потемневшего комода на меня смотрело зеркало в бронзовой оправе. А в нем, вместо отражения было видно сильно исхудавшее личико девушки, почти девочки, с впалыми глазами, но такой располагающей улыбкой, что невольно хотелось улыбнуться в ответ.

— Это фея. Дара. Она работала на одном из блокадных заводов. Она умерла, не дожив до конца блокады всего три дня. Не ела, отдавала свой паёк детям, сама держалась на своих силах. Это было страшное время. Многие каналы силы колдуны противника перекрыли или отравили. Она и отравилась.

Кощей провел рукой по темной оправе стекла. Какого ему? Ведь он не только знает, но и помнит, что тогда было! Сколько друзей-приятелей он схоронил тогда?

Такие музеи оставляют горечь полыни, и при всей гордости за мужество этих людей и ком в горле, от вопроса самой себе «А я бы выдержала?». Я постараюсь сделать все возможное, чтобы никогда не отвечать на него.

На выходе он преувеличенной радостно спросил:

— На Васильевский остров?

Я кивнула и поехали поднимать мне настроение. На Средний проспект. В трамвайном депо. Никаких опознавательных знаков, что это музей Электрического транспорта, нет. Просто проходная в трамвайном депо. Мы бродили одни, Кощей выкупил всю площадку на час, пошли по вагонам. Вся история питерского трамвая. И конка, и годы революции, и блокада, и современность.

Чем хорош этот музей, хотя трамваев там не так много, ты в любой можешь залезть. Посидеть, постоять на месте вагоновожатого, фоток сделала море. Больше всего радовалась фотке Кощея в жилетке и кепке, взгляд был такой укоризненный, что у самого злостного «зайца» сердце ёкнет, ну или остановится….

Только Кощей просил за рычаги не дёргать, а то трамваи на рельсах, можно и выкатиться с песнями на улицы города. А потом из этого же депо на старом трамвае экскурсия по улицам Питера, в отличие от экскурсионного тура, мне разрешили порулить и остановится за мороженным.

Единственно, не предполагала, что попаду на такую погоду. В старых трамваях кондиционеров нет, не было и не будет, открыть окна — миссия невозможна. Не слабый оборотень обломал зубы о чудо советской промышленности. Впрочем, в новых тоже кондиционеры не всегда наблюдаются. А еще и пассажиры класса «Мне дует» выключите, житья не дадут. Мимо Горьковской трамвай проходил два раза. В начале маршрута и в конце, возвращаясь.