Огляделся из-за угла. Мертвецы шли медленно, вначале коряво поднимались, словно собираясь по кусочкам, потом уверено делали первый шаг и шли в нашу сторону. Снаряды не причиняли им вреда, краем уха слышал чью-то молитву. Соледар станет нашей могилой. Меня особенно привлек один из ходящих мертвецов, он пристально следил за моими движениями, чутко реагировал на каждое движение. Специально отбегал ненадолго, шаг и он поворачивает голову в ту же сторону. Их всех отличала белизна кожи, что в наступающих сумерках пугало уже до истерики, пот застил глаза, которые до рези терли бойцы. Почудилось, что некоторые казаки поседели.
— Командир, гляди!
Смерть что ли? Тогда почему не в белом или черном? К нам свободно двигалась тонкая женская фигурка в красном до пола платье. На фоне неба, деревьев — она как костер выделялась. Шла, не скрываясь ни от чего. Она почти долетела до нас, но вдруг остановилась на открытом пространстве, подняла руки — крылья и махнула, подзывая.
Мертвецы тоже остановились и по-звериному втянули в себя воздух. И вновь качнулись в тишине, но уже к этому чуду в перьях.
Я решался целую вечность, ледяной, стылый, липкий страх сжал мышцы в спазм, чудилось, что кровь остановилась. Пришлось взять себя в руки, жестом приказал своим расступиться. Команда с запозданием была исполнена. Два шага, и я опять замер, держа палец на спусковом.
Оно или скорее она была вся покрыта красными перьями, когда небольшой ветер поднимал их, казалось, что он дул на раскаленные угли, иногда вырывая пару — тройку искр. Ее плечи закрывал то ли плащ, то ли перья, отчего по бокам не сразу разглядел две сабли, держащихся на чем-то похожем на пояс. Лица не было видно, как у совы огромные глаза черного цвета, однозначно принадлежали человеку, как и губы. Нос заменил короткий клюв, перья росли как маска, полностью теряясь в волосах, где тоже кое-где мелькали. Заговорить было сложно, от страха горло пережало, и я все не решался прокашляться.
— Кто ты? Что вам от нас нужно?
— Помочь, характерник, помочь. Ты не справишься, драугры[1].
Она жестом указала на ходячих мертвых. По птичьи склонила голову и продолжила:
— Я дам вам возможность. Помни характерник, когда наш народ блуждает в потемках, ему незримо путь освещают души предков. От тебя мне нужно следующее. Разбейтесь на пары. Когда все начнется — к вам присоединится третий, пока он с вами, они будут уязвимы. Твоя задача — отгонять их от меня и уничтожать. Давай атаман, у нас мало времени.
Девушка сделала шаг назад и в ее руки — крылья влетели сабли и разошлись с лязгающим, металлическим звоном в стороны. А голос медленно, тягуче, с неимоверной силой ударился в небо. Он лился со всех сторон, мир замер, завороженный и очарованный.
На горе стоял Казак
Он Богу молился
За свободу, за народ
Низко поклонился
Этот голос говорил с самим небом и отразившись от облаков пролился обратно. А ее наряд вспыхнул, раздуваемый первой сабельной восьмеркой. Взвод синхронно отступил на шаг.
Девушка отвела обе сабли назад и по очереди ударила лезвие каблуком. Высекая искры, что, долетая до земли разгорались полноценным огнем. При этом жаркое алое на вид пламя обожгло арктическим холодом.
Что она там сказала разбиться на пары?
— На пары, быстро!
Руки нежданной помощницы, выписывали восьмерки с легкостью, прирожденного бойца, как на казачьей сходке. Сабли были покрыты огнем, а потом с разных сторон послышались мужские, басовитые голоса, вторящие девушке.
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….
Из огненных костров-коконов, стали вырастать казаки, пританцовывая, кружась и подпевая. С шальной улыбкой-оскалом, они гикали, хохотали, звенели оружием.
Воины были одеты в ветхую одежду больше похожую на ветошь, но в руках пело их оружие, хорошее, добротное, с ногайками и саблями в руке, оглаживаемыми как неизменных вернейших подруг. В шароварах и шапках, с усами или бородами, все чубатые. От живых они отличались огнем. Живым огнем пылали, и они сами, и их глаза. В малейших движениях разлетались трескучие искры. Они стали подходить к образованным двойкам поясно кланялись и отходили в бок, вскинув свои сабли, маня за собой.
А еще просил казак
Правды для народа
Будет правда на земле
Будет и свобода
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….
Когда огненное оружие касалось мертвецов они падали, становясь неподвижными и сгорая до пепла в считанные мгновения. Наконец застрекотали автоматы — стреляя из-за спин огненных казаков, эта тактика стала приносить результат. Пусть не убивая, но обездвиживая нечисть. Добивали их честной сталью.
За друзей казак просил
Чтоб их на чужбине
Стороною обошли
Алчность и гордыня
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….
Около девушки, что кружила с саблями, образовалось столпотворение. Мертвецы. Потеряв к живым интерес, пытались прорваться к ней, к этому источнику живого огня. Мы отбивались от них. Помогали только ножи, одиночный огонь. Крошить их автоматами или более крупным калибром не получалось. Пули просто проходили на вылет, не доставляя покойником беспокойства, раны затягивались на вылете.
Чтобы жены дождались
И отцы, и дети
Тех, кто ищет правду — мать
Да по белу свету
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….
В голове метрономом стучали секунды песни, что слышал сотни раз на Дону. Она кружилась звоном мечей и треском огня, оседая пеплом от мертвецов. Пеплом было покрыто все, дорога, трава, форма, лицо, но не девушка и ее огненное войско. Серые хлопья как избегали прикасаться к ним.
А твари — откуда их столько, здесь не было столько трупов, сколько сейчас напирает на нас — они с ненавистью рвались к девушке. И им было безразлично превращение в пепел.
Для людей просил казак
Да благословенья
Чтобы были хлеб да соль
Во мирных селеньях
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….
Ее голос, как метроном считал минуты, я почти перестал чувствовать руку, отстреливаясь или отбиваясь прикладом. Пот тёк по лицу, спине, ногам. Передо мной, не кланяясь никому стояла спина огненного казака, щитом и оружием. Вся жизнь в этом бою.
Чтобы крови не лилось
У отчего порога
Чтоб да кривде не жилось
Он молился Богу
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….
Хор был слышен с разных сторон, утробный, басовитый, счастливый! Краем сознания заметил, что часть бойцов начала возвращаться, кромсая задние ряды. Лучами расходясь от полыхающей девушки и ее сабель, порхающих как крылышки стрекозы. На огромной скорости, становясь почти невидимыми. При этом сохраняя дыхание, не сбившись ни разу с аккордов песни.
Так молился тот казак
За землю родную
Чтоб ни горе, ни слеза
Ее не коснулись
Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся; Ойся, ты ойся, ты меня не бойся; Я тебя не трону, ты не беспокойся….
Стало полегче, напор, хоть и яростный, но уже не кучный. Как она держится? Даже для мастеров ее танец с саблями — тяжелый труд, а сама хрупкая, тонкая — перышко. Сабли под мужскую руку сделаны, невероятно тяжелые, полосы метала было не разглядеть.
У Бога просил казак
