Рыдание срывается с моих губ, облегчение наполняет мои вены. Он спотыкается, почти падает на колени, весь в саже и порезах.
Я обвиваю руками его шею, плача от ощущения его дыхания на своей коже, когда он кашляет, но притягивает меня ближе.
— Когда вы, два идиота, закончите, нам нужно убраться подальше от огня, — кричит Хантер, и я сразу вспоминаю, где мы находимся. Я помогаю Райану подняться на ноги, а он смотрит на меня сверху вниз с мягкой улыбкой.
Я иду с ним к грузовику, положив его руку себе на плечо, прежде чем он проскальзывает на водительское сиденье, а затем я быстро устраиваюсь на пассажирском сиденье рядом с Хантером.
Некоторое время никто не произносит ни слова, пока Райан заводит грузовик, и трогается с места по направлению к пляжному домику. Ни Хантер, ни я не оглядываемся назад, отказываясь смотреть на наше прошлое и оставляя его именно там, где оно должно быть.
— Я убил своих родителей, не так ли? — Серьезно говорит Хантер, и мое сердце подпрыгивает в груди.
— Нет, это был я… Я, эм, мне пришлось пристрелить их, — признается Райан, и плечи Хантера с облегчением опускаются, и я обнимаю его.
Ему не грустно, что они мертвы, просто он рад, что их смерть наступила не от его рук.
Но я вижу, как раздуваются ноздри Райана и подергиваются губы, когда он лжет, и мой взгляд на мгновение встречается с его взглядом поверх головы Хантера.
Мое сердце учащенно бьется в груди, когда я смотрю, как он снимает бремя с моего брата, и именно в этот решающий момент я понимаю, что люблю его каждой частичкой своего существа, а он любит меня.
Мы выдержим шторм, несмотря ни на что, но пока у меня есть эти двое, остальной мир может сгореть дотла.
Тридцатьтри
БЕТАНИ
Я зеваю, смахивая сон с глаз, желая сразу же снова уснуть, но мой разум уже работает на пределе, когда я вспоминаю, через что мы прошли вчера.
Пытаясь открыть глаза, я с удивлением обнаруживаю, что в окно не проникает свет, потому что на улице темно. Интересно, который сейчас час.
Я убираю волосы с лица, откидываю одеяло и сажусь, и вздрагиваю, когда обнаруживаю Райана, сидящего у моих ног, свесив их с края кровати.
Его подбородок прижат к груди, и поражение запечатлено на каждом дюйме его лица, когда он наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня с грустной улыбкой на губах.
— Привет, — бормочу я, нервничая. Между нами еще так много не сказано, но его плечи немного расслабляются при звуке моего голоса. — Который час? — Спрашиваю я, зная, что мои часы и телефон были потеряны где то в огне, с которого мы выбрались прошлой ночью, и я проглатываю воспоминание.
Мои родители мертвы.
Мертвы.
И это чертовски фантастическое ощущение.
Я свободна, раскрепощена, освобождена.
— Уже почти одиннадцать, — отвечает он, и меня удивляет, как долго я спала. — Хантер внизу с Бенджи и Марией, — добавляет он, зная, о чем я собиралась спросить дальше, и я расслабляюсь, прислоняясь к спинке кровати с серыми подушками.
— Спасибо.
Он кивает, нервно потирая затылок. — Я надеялся, что смогу поговорить с тобой минутку, прежде чем мы отправимся вниз и присоединимся ко всем, чтобы обсудить ситуацию, — тихо говорит он, и у меня пересыхает в горле, когда я умудряюсь кивнуть в ответ.
Я чувствую, как учащается мое сердцебиение, пока я жду, когда он найдет то, что хочет сказать, но я не тороплю его, сжимая губы и пристально глядя на него.
— Мои родители умерли, когда я был маленьким, и я очень долго рос в детских домах, слишком злой, чтобы меня опекали, и слишком грубый, чтобы меня усыновили, но одну вещь я точно знал, это то, что моя родословная важна, — бормочет он, глядя на свои соединенные руки.
Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не издать ни звука, и устраиваюсь поудобнее, скрестив ноги.
— Есть организация, которая заправляет преступным миром. Каждая мельчайшая деталь находится под их контролем, и у каждой семьи, у каждой родословной есть набор навыков, на которых они специализируются, — объясняет он небрежно, как будто сообщает мне, какая погода, и моя челюсть чуть не падает на пол от того, как безумно это звучит, но искренность в его голосе говорит мне, что все это правда.
— Моя семья специализировалась на проникновении и боевых действиях, что в основном означает, что мы можем проникать в организации и уничтожать их, если необходимо, защищаясь при этом грубой силой. — Мои глаза расширяются, поскольку он по-прежнему отказывается смотреть на меня, но прежде чем я успеваю перевести его взгляд в мою сторону, он продолжает. — Я думал, что это было потрясающе. В любом случае, я потратил много времени на самозащиту, поэтому, когда я поступил в среднюю школу, все было спокойнее. Я создал для себя новый образ, и мне нравилась каждая минута этого, — признается он, и я могу понять, что он имеет в виду.
Переходить из дома в дом, будучи ребенком, без права голоса, без контроля, а потом, наконец, иметь весь мир у своих ног? Я понимаю. Я хочу протянуть руку и сжать его плечо, но он наконец смотрит в мою сторону, и я застываю на месте от боли в его глазах.
— Когда я приехал сюда, это было для того, чтобы проникнуть в Найт-Крик. Зачем, не было известно, но это явно было чем-то, что интересовало Физерстоун. Именно тогда я встретил тебя, и вся моя жизнь изменилась.
Его слова больно ударяют меня в грудь, и слезы наворачиваются на глаза, когда я смотрю, как он уходит в себя, его руки безвольно падают по бокам в знак поражения, в то время как мое сердце колотится как сумасшедшее.
— После того, как ты рассказала мне, с чем имеешь дело, я понял, что это как-то связано. Я чувствовал это нутром, но когда я позвал их, умоляя вмешаться и спасти тебя, они ничего не сделали. Ничего. — Он повторяет последнее слово себе под нос, как будто все еще не верит, и я подтягиваю колени к груди, обхватывая их руками.
Мы оба имели дело со своей собственной версией ада, просто ни один из нас этого не осознавал.
Он встает и запускает пальцы в волосы, расхаживая передо мной. — Мария подошла ко мне буквально в тот момент, когда я закончил телефонный разговор с офисом Физерстоуна. Это было на парковке Пита. Она высокопоставленный член организации, и она предложила изменить исход наших жизней. Один взгляд на тебя через окно заставил меня согласиться, и я не жалею об этом, ни на секунду. Если бы я этого не сделал, нас бы сейчас здесь не было, и даже если бы все между нами полетело к чертям, я бы сделал все это снова, чтобы обезопасить тебя. — Его голос хриплый, когда он встречается со мной взглядом, и я не могу остановить слезу, которая скатывается по моей щеке.
— Райан, я…
— Пожалуйста, все в порядке, просто позволь мне объяснить. Мне нужно разобраться во всем этом, — мягко перебивает он, и я киваю, чтобы он продолжал, но тоже встаю с кровати, ненавидя невидимые стены между нами.
— Я должен был рассказать тебе о своем гребаном прошлом, я должен был рассказать тебе все это, объяснить получше, но я ничего этого не планировал. Ни секунды. Вначале я собирался вернуться к своей прежней жизни, так что это не имело значения, и я знаю, это звучит жестоко, но это была правда, — признается он, переплетая пальцы за головой и глядя на меня. — Но я не выбирал это, — говорит он, размахивая руками. — Я не выбирал тебя, это сделало мое сердце.
Я не могу дышать, наблюдая, как правда срывается с его губ. Мой язык прилипает к верхней части рта, а слезы текут по моему лицу.
— Но я люблю тебя каждой клеточкой своего существа. Я никогда раньше не руководствовался своим сердцем, у меня никогда не было причин для этого. Я хочу, чтобы ты была моей навсегда, — бормочет он, опуская руки по швам и снова опуская подбородок на грудь.
Я удивленно смотрю на него, пытаясь подобрать собственные слова, но это трудно, особенно когда он только что сказал так много.