Я прикусываю губу, отказываясь закричать от гнева, потому что не хочу подстегивать его, но его рука внезапно обхватывает мое горло и прижимает меня к стене. Мои глаза расширяются от удивления, когда я обхватываю пальцами его запястье, пытаясь ослабить хватку, даже впиваюсь ногтями в его кожу, но безуспешно.

Он мгновение смотрит на меня, изучая мое лицо, и я думаю, что он собирается остановиться, но я совершенно ошибаюсь. Брюс наклоняется и касается губами моей щеки, медленно спускаясь поцелуями к шее. Я отказываюсь принимать от него что-либо еще.

Собрав все свои силы, я умудряюсь удержаться на одной ноге, а другую поднимаю сильно и быстро, так что мое колено соприкасается с его членом. Он отшатывается назад, ругаясь, когда отпускает меня и падает навзничь от боли.

— Иди сюда, маленькая сучка, — рычит он, пока я пытаюсь заставить свой мозг работать. Я бросаюсь к двери и хватаюсь за ручку как раз в тот момент, когда его пальцы запутываются в моих волосах, дергая меня назад.

— Отпусти меня, — умоляю я, мое сердце так сильно колотится в груди, что, кажется, меня сейчас вырвет, но он не отпускает меня. Я полностью дезориентирована, когда он тянет меня за волосы и внезапно швыряет на стол, так что я склоняюсь над ним. Страх покрывает каждый дюйм моей кожи, когда он прижимается ко мне, крепко придавливая меня к дереву за волосы, в то время как остальная часть его тела очень затрудняет мне движение.

— Тебе нужно преподать урок, — огрызается он, внезапно дергая за край моей майки другой рукой, что почти душит меня, но, к моему удивлению, ткань рвется, звук заставляет мое сердце упасть, когда я изо всех сил пытаюсь завести руки за спину. Когда это не срабатывает, я пытаюсь запрокинуть голову назад, надеясь на что-нибудь, но он слишком далеко.

— Пожалуйста, отстань от меня, — умоляю я, но он не слышит меня в своем приступе ярости. Моя майка рвется по всей спине и свободно спадает по бокам, когда я пытаюсь ударить его по бедру, но безуспешно. Прямо сейчас я беспомощна, бесполезна и абсолютноаччсап в его гребаной власти.

Никто не может спасти меня здесь, никто, кроме меня, но как?

— Ты пожалеешь об этом, — рычу я, но он просто хмыкает в ответ, когда я чувствую, как расстегивается застежка моего лифчика, и мое лицо пульсирует вместе с сердцем, которое угрожает разбиться вдребезги в груди.

Я продолжаю пытаться ударить его, край стола впивается мне в живот, когда я открываю глаза, не осознавая, что закрыла их, и пытаюсь сосредоточиться на комнате вокруг меня.

Его рука перемещается от моих волос к моим запястьям в болезненной хватке. Я пытаюсь предугадать, что он делает другой, когда дверь в кабинет моего отца медленно открывается. Облегчение захлестывает меня, пока я не замечаю своих маму и папу, стоящих в дверях со скрещенными на груди руками и наблюдающих за разворачивающейся перед ними сценой.

Брюс слегка откидывается назад, и звук его стона мгновенно наполняет комнату. Мои глаза расширяются, когда я понимаю, что он делает, и моя душа разбивается вдребезги, когда мои родители стоят рядом и просто наблюдают.

Я не могу вырваться из его хватки вот так. Слезы жгут мне глаза, когда я теряю способность сопротивляться, и мои руки безвольно падают по бокам, пока я не чувствую это. Брюс шипит и стонет, когда струйки спермы растекаются по моей спине.

У меня кружится голова, когда я вижу, как шевелятся рты моих родителей. Брюс отпускает меня, вероятно, разговаривая с ними, но я не слышу ни слова из-за стука моего сердца, отдающегося в ушах.

Я застываю, когда мама бросает на меня неодобрительный взгляд. Слезы текут по щеке, образуя лужицу рядом со мной на столе. Мой отец и Брюс выходят из комнаты, и мои глаза затуманиваются, когда я испытываю шок.

Мама хватает меня за волосы, совсем как Брюс, и поднимает на ноги с рулеткой в руке.

Она молча снимает необходимые мерки, в то время как я просто стою здесь и позволяю ей, прячась в своем собственном теле, пока она не закончит. Я вижу, как шевелятся ее губы, но не слышу ни единого звука.

Закончив, она выталкивает меня из офиса в майке и лифчике, которые я давно сбросила, и распахивает входную дверь, прежде чем вытолкнуть меня на улицу в одних штанах для йоги. Моя грудь обнажена, а на ногах нет обуви.

Я оглядываюсь через плечо, но она осуждающе качает головой, ничего не говоря, и бросает мой рюкзак к моим ногам в знак того, что меня сегодня не пустят домой. Я быстро прижимаю его к груди, когда она захлопывает дверь у меня перед носом.

Мое тело движется само по себе, неторопливо спускаясь по дорожке и выходя на заброшенную улицу, и когда я оказываюсь достаточно далеко от дома, я делаю единственное, на что способен мой мозг.

Я: Пожалуйста, спаси меня.

Семнадцать

РАЙАН

Бетти: Пожалуйста, спаси меня.

За всю мою жизнь никакие три слова не заставляли меня двигаться так быстро. Никогда.

Я был в своем грузовике и ехал с большим превышением скорости в течение нескольких секунд после того, как бросил доску для серфинга на крыльцо пляжного домика и выскочил за дверь.

Я даже, черт возьми, не запер ее.

Я, блядь, даже не ответил на ее сообщение.

Но теперь я здесь, лихорадочно ищу ее по дорогам, вспоминая, как она шла домой, когда я последовал за ней.

Выглянув в окно, я неохотно снижаю скорость, чтобы действительно понаблюдать за тем, что происходит вокруг, и вот тогда я замечаю девушку — не просто девушку — и состояние, в котором она находится, невыносимо.

Бетани стоит на пляже, глядя на воду, спиной ко мне, когда я останавливаю свой грузовик. Ее рюкзак находится прямо у нее за спиной, а вода стекает по ее пальцам ног. Я не вижу никаких туфель рядом с ее сумкой, поэтому надеюсь, что они внутри, но я знаю, что это маловероятно, когда я вижу ее в одних трусиках. Ее волосы собраны в пучок на макушке, а вдалеке в воде плавают штаны для йоги.

Мое сердце бешено колотится в груди, когда я выпрыгиваю из своего грузовика, оставляя ключ в замке зажигания, и направляюсь к ней. Приближаясь, я инстинктивно замедляю шаг, совсем не желая ее пугать, поэтому зову ее по имени, и, к моему удивлению, она оборачивается в мою сторону.

Ей требуется мгновение, чтобы узнать меня, но в ту же секунду ее плечи с облегчением опускаются. Ее глаза красные и воспаленные, а кожа покрыта пятнами, но я заставляю себя не смотреть на нее, пока она не скажет об этом, не сводя с нее взгляда, пока она дрожит.

— Спасибо тебе, — шепчет она, и мое сердце замирает за нее. Я не знаю, за что она благодарит меня, и не собираюсь спрашивать. Я собираюсь сделать именно так, как она просила — я собираюсь, черт возьми, спасти ее.

Не раздумывая, я делаю шаг ближе и протягиваю руки, не желая прикасаться к ней без ее разрешения. Она тут же делает шаг в мои объятия, прижимаясь своим телом к моему, и я крепко обнимаю ее.

Она как будто рассыпается от моего прикосновения, позволяя мне поймать ее, как страховочный канат, и мне, блядь, конец. Какая бы кровь ни была на моих руках, пусть будет так.

Моя кровь бурлит, и инстинктивная физерстоунская часть меня, которая была обучена нападать первой, а думать второй, заставляет меня отчаянно хотеть посадить ее в свой грузовик, помчаться к ее дому и убить их всех до единого.

Но, кажется, мое сердце знает лучше. Мне нужно быть рядом с ней прямо сейчас, это важнее.

Я стою с Бетани, прижатой к моей груди, ее руки крепко обхватывают меня, я не знаю, как долго мы стоим здесь, слушая шум волн, разбивающихся у наших ног, когда она рыдает, прижавшись ко мне. Я сохраняю в памяти каждое всхлипывание, каждый крик, каждый звук ее отчаяния, поскольку клянусь добиться для нее справедливости или отомстить, с какой бы стороны на это не посмотреть.

В конце концов она откидывается назад и, встретившись со мной взглядом, бормочет: — Ты можешь вытащить меня отсюда? — Прежде чем я отвечаю, она продолжает: — Не за город, как я вижу по твои глазам, а где-то здесь. Например, ты можешь отвезти меня в пляжный домик?