— Зоя, что у тебя нового?

Ну и что ему врать?

— Опера и участковый опрашивают свидетелей. Кстати, на Сухаревской подстанции вчера было отключено электричество. Способ неизвестен, но камеры стёрли все записи, кроме полученных на выезде. Предполагаю, что преступника интересуют дети определённого возраста. Насчёт пола не уверена, хотя пропали два мальчика. Все-таки единственное пересечение — это одинаковые даты рождения. Сейчас в МФЦ проверяют детей с аналогичными датами рождения. Проверяем женщин, состоящих на учёте в соответствующих учреждениях. Пока все.

— Плохо работаете. Почему еще не закончили проверять? Где подозреваемые?

Еще двадцать минут я с ускользающим энтузиазмом слушала шефа, в глубине души подозревая, что этот пистон больше для начальства, нежели для меня. Ну не было вообще его словах злости или ярости, скорее усталость и понимание того, что делается все возможное и нет. Димитр Александрович сам был следователем, как говорят, неплохим. Значит, как никто знал, что можно сделать, а что невозможно. Это не простое похищение детей (простое, смешно!) — это дело рук какого-то маньяка. Ну, здоровым этого человека назвать было нельзя, но это для шефа.

Как я поняла, у нежити и нечисти есть свой собственный кодекс. Местные правоохранительные органы отслеживают любую активность, а тем более уголовные, серьезные происшествия. Судные дьяки, оказывается, тоже были на местах преступлений, как и ратники. Это мне Ярослав сообщил. Я тех людей не заметила, да и не очень обращала внимание. На первом месте мне было просто некогда, там дурдом происходил и времени не хватало. А вот на втором, ну же вспоминай, кто бродил на втором месте. Я попыталась вспомнить этот вечер, но в основном всплывали образы Горчакова и шефа. Остальные воспоминания меркнут перед встречей с настоящей нечистью. Но вопрос — почему кощеичи уехали раньше, чем прибыл Ярослав? Ничего не нашли?

Табор остался на месте, но уже ленивее щёлкая вспышками. Сотрудники, обожающие оккупировать беседку-курилку отсутствовали. Судя по всему, журналисты их достали. Нужно переименовать их в Минздрав. Отучить курить следователей, оперов и иже с ними еще ни у кого не получалось, а тут никого. Если еще недельку посидят перед дверьми, точно все бросят курить. Нет, скорее все журналисты переместятся в ближайшее КПЗ. Это будет проще.

Стоянка тоже была оккупирована машинами с легко узнаваемыми значками: РенТВ, Известия, ну и куда же без НТВ. Вырулив из двора на дорогу, я окончательно впала в лирическое настроение. Серьёзные мысли просто не хотели загружать голову. Судя по всему, мой мозг просто нуждается в шоколаде. Много и вкусного! Задумано — сделано. Шесть версий ручного шоколада сожрали бюджет, но изрядно согрели душу. А вечером на пробежку. Сгонять-то это чудо нужно же?

— Добрый день, Юрий Александрович. Думала о вас. Есть новости?

— Ты знаешь, есть. Заедешь?

До дома оставался всего один разворот. Но с этими словами проехала по Косыгина в сторону первого меда.

— Конечно, буду минут через тридцать.

— Жду.

Шоколад лежал в специальной сумке. Что же, придётся делиться — не с пустыми же руками ехать. Именно Соболев приучил меня к шоколаду с добавками. Например с перцем его любимый… И мой тоже, а взяла я только одну плитку. У морга расположились будущие патологи. Они с аппетитом поедали шаурму, склоняясь над книгами, от которых любителям ужасов снились бы кошмары. Но следователи, врачи и еще некоторая группа граждан, которые смотрит ужасы, считают их чем-то вроде комедий.

— Девушка, можно с вами познакомиться?

— Нельзя.

— Ну девушкааа!

Красивый мальчишка, где-то двадцати пяти лет, в белом халате и с обаятельной улыбкой Чеширского кота, смотрел на меня с лестницы, закрывая проход в здание.

— Если вы не дадите свой телефон, я жить не смогу!

— Умирай, разрешаю.

— Ну что же вы? Где вообще сострадание? Сочувствие?

Из кармана появилась ксива.

— Еще вопросы и предложения? Откуда во мне сострадание?

Всю компанию сдуло. Парень беспомощно хлопал глазами, переводя взгляд с моего лица на подтверждение моей «взрослости». Без документов мне даже пиво в магазине не продавали. Взгляд что ли наивный?

— Извините, вы мне просто понравились.

— Ничего, мне приятно, но я спешу по делам.

— Ах да, простите еще раз.

Парень сдвинулся, открывая проход, а вот его глаза заволокло тьмой. Интересно, кто же ты? Но мне пора. Получится — узнаю. Нет — так нет. Любопытство не всегда идет на благо.

Юрий Александрович пил чай у себя в ординаторской, где порядок наводился от трёх до шести раз в день силами специально преданных студентов, провинившихся в чем-то. Операционная была грязнее. Я пару раз тоже попадала в число отмывающих эту ординаторскую, так что взгляд наполнился ностальгией.

— Ностальгируешь?

— Куда ж без этого? Каждый раз как захожу, вспоминаю как разбила кактус и реанимировала его, лишь бы вы не заметили. И как матерились, убирая землю и отмывая по второму кругу. Такое не забудется.

— Мне до сих пор жалко тот кактус. Я его специально растил, чтобы запустить в заведующего. Но тот свалил раньше, чем вы оживили. Вон он на подоконнике стоит.

— Еще не нашли подходящую кандидатуру, чтобы разбить?

— Измельчал начальник, боится меня. Знаешь, я ведь нашёл себе замену. Есть студент один, прям меня в молодости напоминает. Вот помру, когда-нибудь встанет на мое место.

— Юрий Александрович, это когда еще будет!

— Не скоро, не надейтесь. Знаю я, как студенты меня любят и желают присоединить меня к экспонатам нашего музея. На подписи думаю будет ажиотаж.

Что ж, вспоминая методы обучения Соболева, я в какой-то мере понимала чаяния студентов.

— Ну я тебя не за тем позвал. Твоя загадка для меня останется загадкой. Кроме специальных средств, используемых совсем уж в секретных организациях, усыпить ребёнка за это время невозможно. Поспрашивал у некоторых, говорят, есть такие средства, но достать их можно только на чёрном рынке. Но и стоимость огромная. Заключение я написал, но честно признаюсь, тебе оно мало поможет. Слышал, уже двоих похитили.

— Двоих. Два мальчика одного возраста и даты рождения. Подозреваю, что это не последние похищенные.

Патом тяжко вздохнул и присел.

— Давай чай пить. О, смотрю помнишь, какой шоколад я люблю?

В этом весь Соболев. Он прекрасно понимает, что слезами горю не поможешь. Так что и раскисать не следует. Мы не психологи для успокоения. Если следователь заплачет рядом с жертвой — кому это нужно? Я в каком-то сюрреалистическом сне могу представить: ревущих полицейских, пожарных, МЧСников, хирургов, ветеринаров. Стоят и плачут, вместо того чтобы помочь. Фу!

С Юрием Александровичем просидели до семи, вспоминая мое обучение, а потом слушала рассказы от него о студентах, что ошиблись с профессией. Хотя по мнению заслуженного патологоанатома — все его студенты ошиблись с профессией. Поголовно. Потом уже у каждого его личного ученика появляется стаж от десяти лет в профессии, и они эволюционируют из Баранов и неучей в «шансов мало, но посмотрим». Следующая градация проходит еще через десяточек лет — «ну что-то приличное из тебя получится». За глаза при этом он иногда хвалит. Его ученики работают почти по всему миру, многие просто гении от медицины — а ему все равно, неучи. Хотя гордится. И мы, его ученики, знаем об этом.

— Подвезти вас?

— Ну давай, уважь старого человека!

Рядом с машиной стоял тот Чеширский кот. У меня сегодня день второго свидания? Если вечером Ярослав приедет, то точно все эти встречи — судьба!

— Юрий Александрович, я думал вас подвезти. Рядом же живем.

— Влад, познакомься, Зоя Гаюн. Зоя — это Владислав Стражников.

— Очень приятно, — парень расплылся в еще более широкой улыбке Показалось, что на загорелом лице сверкнули клыки.

— Мне тоже очень приятно. Так что скажите, с кем поедете?

— Нам с Владом действительно в одну строну, а тебе бы отдохнуть!