Помолчал и вновь заговорил.

- Твоя мать мне больше не жена[2], я просил тебя у матери, но получил отказ. Рекса забирает тебя, Василько остается в Менске. Прости меня Софья, за все прости. Я не знаю, свидимся ли когда-нибудь.

Он прижал меня к себе, поглаживая по голове.

Чуть погодя поцеловав в лоб, посмотрел мне в глаза, и добавил:

- Ты сильная Софья, ты справишься…

Больше я отца не видела, никогда не видела.

На цепочке висел зелено-черный диск с рунами, это был камень муррин. Он считался детским оберегом от дурного глаза и злых людей. Значения рун, мне было неведомо.

Уже на следующий день, небольшой караван из телег крытых и открытых вышел из Менска в направлении границы княжества. Шесть дней мы добирались до земель Польского княжества, и ещё пять шли до Кракова.

В пути моя мать даже не раз не перемолвилась со мной словечком, да и я не горела желанием с ней поговорить. О чём можно разговаривать с чужим тебе человеком?

Ещё на границе княжеств нас встретили люди Болеслава и проводили до Краковкого замка моего деда.

Во двор мы въехали по темноте, разглядеть толком я ничего не смогла, меня привели в какую-то маленькую комнату, помогли раздеться и уложили на лежанку.

Так как было лето жаркое, ночью я раскрылась от покрова и меня покусала какая-то морошь. Утром встала вся опухшая от укусов, и к тому же они очень чесались, и я расчёсывая их, делала только хуже.

Вот в таком ужасном виде, меня и привели к моему деду.

[1] Рукописные книги в древней Руси были очень дорогими. Их делали из пергамента, обложку украшали драгоценными металлами и самоцветами. Первые рукописные книги на Руси появились еще до ее крещения, однако многочисленные природные катаклизмы, нашествия врагов и прочие факторы поспособствовали тому, что до наших дней данные культурные источники не дожили. Предполагается, что рукописные книги на Руси появились сразу после формирования славянской письменности. Это примерно в 9-10 веках нашей эры. Первая отсылка о наличии книг в древней Руси находится в «Повести временны лет». Там говорится о том, что после крещения князь Владимир заставил брать детей из «лучших семей» и отдавать их на «книжное учение». Те книги, что дожили до современного времени, писались примерно с 11 по 13 век. Как правило, первыми книгами были различные переводы Библии, исторические рукописи, а также священные тексты того времени.

[2] Брак был аннулирован по политическим мотивам Болеслава Польского, ему стал важнее союз со Швецией. Да и сама Рехеза хотела помочь своему сыну Кнуду.

ГЛАВА 5 КРАКОВ

Краков, Польское княжество 1147-1148 год.

Тот день был ужасным, покусанная ночью, распухшая, с расчёсами я стояла перед своим дедом. Властный и жестокий, он всё же любил свою дочь Рехезу, и не стал бы без её согласия расторгать брак с Володарем. Только когда она дала добро, он аннулировал брак, даже не знаю под каким предлогом.

И мать пошла на это, она отказалась от своего сына Василько и больше никогда с ним не встретилась.

- Как её зовут? – Болеслав спросил свою дочь.

- Софья, - ответила она равнодушно.

- Годов сколько?- добавил он.

- Мне восемь, - это я, смотря на него исподлобья.

- Она всегда такая? На волчонка похожа.

- Проучить её надо хорошо. До того хотела, но он не давал, - это мать моя.

- Займись, пусть знает своё место, - добавляет Болеслав.

И меня поучили, этим же вечером, так что я сидеть не могла несколько дней.

Приставили ко мне какого-то старикана, он говорил на местом языке и я его не понимала. Он пытался научить меня языку, читать и писать, счет вести. Но я настолько была настроена супротив, то только отвергала всё.

Старик через какое-то время, видимо, нажаловался матери за что, позвав меня к себе, она отхлестала меня по щекам и долго выкручивала уши. После этого меня отравили из Кракова, в поселение поблизости, меня вновь удалили с глаз долой.

После этого я совсем сникла, огонь угас во мне, оставляя только тлеющие головёшки.

Так минул год, начался второй.

Старика я невзлюбила, и очень радовалась когда его убрали и приставили ко мне для обучения монаха Мефодия, из монастыря, что стоит на землях древней Византии[1]. Он знал несколько языков, знал о звездах, умел вести счет и врачевать.

Именно он зажёг во мне, до того еле тлеющий огонь познания, я привязалась к нему, возможно даже полюбила, как любят дядю, или брата старшего.

Я постепенно выучила польский, найдя в нём созвучия с языком своей родины, понемногу полюбила читать манускрипты. Сама старательно выводила письмена и даже научилась рисовать красивые завитки заглавных букв в письменах. Изучала язык северных народов, шведов и данов, мои предки имели с ними родство. Язык народа варяжского, на котором говорили гёты и свеи, норвеги, ютландцы и зеландцы и жители Скании[2]. Мне нравились руны, песни скальдов. Разобралась я и в надписи на родовом обереге Брячиславовичей.

"Надежда всегда с тобой" - гласили руны на нём.

Заметив моё стремление к познанию, Мефодий стремился дать мне все знания, что ему подвластны.

Надо отдать должное Болеславу у него было большая библиотека рукописей древних составителей на латыни и греческом, франкском и германском языках. Сам он знал грамоту, и гордился библиотекой, но дело в том, что не только гордился. Он изучил все до единого манускрипта.

Мне изредка привозили одну из рукописей, очень бережно мы с Мефодием, изучали страница за страницей этих рукописных книг.

В один из дней, в конце лета за мной приехали и вновь увезли в замок Болеслава в Кракове. Я не хотела, долго плакала и причитала вцепившись в руку монаха. Отчего не знаю сама, но я поняла что больше не увижу его никогда. Это была моя вторая потеря. В глубине маленькой души, ищущей привязанности и теплоты, лёг глубокий шрам, отразившейся на всей моей дальнейшей жизни.

Мне шёл десятый год, выглядела я не на свои лета, была хлипкой, слишком не складной светловолосой девчонкой. Привыкшая к совместным играм с мальчишками, вечно вся в царапинах и сбитых в кровь локтях и коленках.

В тот день, в Краковском замке, я как обычно вышла из замка в лаз между деревянной оградой и стеной хлева, куда загоняли коров. Я не сразу нашла этот лаз, но проследив за мальчишками, жившими при дворе, увидела, что они им пользуются.

Мальчишки были примерно моего возраста, двое сыновья местной поварихи, а один был сыном одного из слуг в замке.

Нырнув в лаз, тут же взглядом нашла мальчишек, они собрались кругом и, что-то шумно обсуждали. Замедлив шаг, я тихо подкралась к ним, желая напугать в шутку.

Приблизившись, громко закричала, один из них стоявший ко мне спиной, вздрогнул и дернулся, раскинув руки. Одно из рук больно задела меня, и я не удержалась на ногах, упала.

Падение было очень неудачным, упала коленкой на острый камушек. Боль заставила меня схватится за ногу, и не сдержавшись я заплакала. Мальчишки испугались, если бы я пожаловалась, их бы наказали. Чтобы избежать наказания, они тут же разбежались в рассыпную.

Присев на землю я заревела, от жалости к себе, от обиды, что меня бросили все, а не только мальчишки. Размазывая одной рукой грязные слезы по щекам, второй зажимала кровоточащую коленку и совсем не видела приближающегося человека. И только когда, чьи-то ноги встали рядом, я подняла глаза и встретилась взглядом с глазами изумрудного цвета, в них разлилось море зелени с волнами черного цвета.

Что-то знакомое было в этом взгляде, я долго смотрела в эти глаза, молча, почти не моргая. Утопала в глубоких, очень умных глаз, невероятного мурринового цвета[3].

Спустя какое-то время ожила, понимая, что человека с этим взглядом, я видела в Менске.