— Э, братки, вы ничего не перепутали? — угрожающе понизил голос Виноградов, цепко следя за каждым нашим движением.

— Слишком подозрительно встретить тебя здесь, Изюм, уж не обессудь, — не стал я скрывать недоверия. — Мы много чего повидали на своем пути и многое свершили. И вот когда мы начали распутывать клубок диверсий и преступлений, совершенных против нашей страны. Когда нашли истинных зачинщиков бед, творившихся в последние годы в России. Когда объявили крестовый поход на американских манипуляторов и интриганов. Когда вплотную приблизились к одной из загадок о нашем даре… то вдруг появляешься ты.

— Стоп-стоп-стоп! Вы… что сделали? — очень натуралистично удивился Изюм, не уточняя, какой именно пункт из перечисленного его так поразил.

— Да ты тоже притормози, дружище, — предостерегающе поднял я ладонь. — Не торопи события. «Терпение есть добродетель, ибо как созревает плод на дереве, так и приходит время для каждого дела.» Удовлетвори сперва мое любопытство. Потом уж, когда я пойму, насколько тебе можно доверять, расскажу и свою историю. А начать тебе предлагаю… ну, даже и не знаю… С твоего сотрудничества с олигархом Бестужиным, к примеру.

При упоминании этой фамилии Изюм сник, как побитый пёс. Он разом словно бы постарел на пару десятков лет и стал выглядеть даже старше своего возраста.

— Раскопал все-таки? — полуутвердительно спросил он.

— Как видишь, — согласно прикрыл я веки. — Ну так что? Поболтаем?

Макс тяжко вздохнул и изобразил пожатие плечами. Мол: «А куда я от тебя денусь?»

— Отлично. Тогда давай я обозначу и остальные пункты в моей личной повестке. Вот первый, а вот и второй, — мой палец поочередно ткнул сперва в малолетнего инфестата, а затем в сидящую неподалеку химеру. Можешь излагать. Дружище…

Разговор с бывшим напарником для Изюма получился ох, каким нелегким. За минувшие два года с момента их последней встречи Факел изменился прямо-таки до неузнаваемости. Если раньше Юрец нередко прислушивался к старшему товарищу, многое обсуждал с ним, а то и открыто просил совета, то сейчас… Не осталось даже намека на выстроенные в прошлом доверительные дружеские отношения.

Виноградов не мог не подметить, сколь разительно изменился его старый сослуживец. Он попросту перестал походить на себя прежнего. Теперь Жарский вел беседу, как важный начальник, привыкший к всеобщему подчинению. Властный, спокойный, убежденный в собственной правоте и силе. Если спрашивал, то с какой-то подначкой, всем своим видом говоря: «Ну и как же ты будешь выкручиваться?» Если отвечал сам, то обязательно снисходительным тоном, будто общался с ребенком. Впрочем, последнее, возможно, Изюму и показалось…

Но даже не это больше поражало. Темный дар очень чутко улавливал эмоции бывшего напарника. И как бы Макс не старался, он не мог уловить знакомых ноток. Ныне в глазах командира малого звена поселилась жутковатая тень, взирать на которую было настоящим испытанием для выдержки и самообладания. Еще сильнее старого солдата нервировала эта расслабленная ленца, присущая сытому, но оттого не менее опасному хищнику. Ну не был Факел таким раньше! Отчего ж он так круто изменился⁈ Что с ним могло приключиться такого экстраординарного за два десятка месяцев? Неужели перерождение сказалось на нем столь сильно? А откуда взялась эта его новая привычка вворачивать высокопарные фразочки в речь? Из библии он их черпает, что ли? Очень похоже…

Нет, Изюм, конечно же, не забыл о том, что бывший напарник интересовался христианскими учениями. В конце концов, его татуировку с распятием трудно было не заметить. Как и увлечение Юрца церковными лекциями, которые гигабайтами загружались на обучающие интернет-порталы ФСБН. Но, бляха-муха, не до такой же степени!

Пока что их диалог больше походил на допрос. Сначала он крутился вокруг событий, побудивших Виноградова бежать из России. Боец ощущал за собой вину, а потому не стал возражать против навязанной ему манеры. Он поведал о дочери погибшего сослуживца. О ее сыне Станиславе. О трудноизлечимой болезни, требующей обильных денежных вливаний. И почему-то Факел, слушая его рассказ, выглядел так, будто большая часть подробностей ему уже известна.

— Я верил, что у тебя были веские причины впутаться в эту историю, — сдержанно то ли пожурил, то ли похвалил Жарский.

— Это должно меня оправдывать? — нахмурился Макс, украдкой кидая взор на скучающего поодаль Дамира, коротающего время в компании Артёма.

— «Если цель благая и честная, то даже жестокие и нечестивые средства будут оправданы в глазах Божьих», — перекрестился командир звена.

От этой чрезмерной набожности у спецназовца заныл копчик. Ему бы сейчас не возражать, а поспешить сменить тему. Но смолчать он попросту не сумел.

— Да херня это полная! — рубанул ладонью ветеран. — С правоохранителями я тоже должен вот таким образом объясняться, а? Так что на родные земли мне путь заказан. Ну или если только в качестве нелегала проникну…

— Кстати, насчет возвращения… — на губы Юрия наползла таинственная улыбка, которую Виноградов с ходу не смог прочесть. — Я думаю, что всё не так уж плохо. Пусть обратно в ГУБИ тебя уже не возьмут, но и инфестатская зона должна миновать стороной. Сможешь даже под своим настоящим именем жить. Если, конечно, ты сам в этом заинтересован.

— Э-э-э… с чего это вдруг? — скорчил недоуменную гримасу спецназовец. — Ты о чем-то еще знаешь?

— Конечно, — невозмутимо прикрыл веки собеседник. — Тот одаренный, который работал на Широкова и организовал тебе эту подставу. Я поймал его. Он должен был давно отправиться на поклон к Всевышнему. Однако руки так и не дошли с ним покончить. Я всё надеялся, что его свидетельские показания помогут тебе отмыться. За ним всё еще должен присматривать Кабриолет…

— Подожди-подожди! — замотал подбородком Макс, окончательно запутавшись. — Причем тут ты? Почему «черные кокарды» закрыли на твою самодеятельность глаза? С какого хрена ты вообще влез в эту муть⁈

— Видишь ли, Изюм, — задумчиво побарабанил пальцами по прикладу винтовки сослуживец, — в России тоже кое-что произошло. Я постараюсь объясниться покороче. Так, с чего бы начать…

Факел немного поколебался, определяясь с отправной точкой своего рассказа. А когда заговорил, то у беглого инквизитора попеременно то челюсть отваливалась до самой земли, то мурашки топотали по спине похлеще табуна лошадей. Но наибольший шок, конечно, вызвали признания Юрца об участии в бунте, зачистке московской элиты и нападении на штаб-квартиру американского Бюро по контролю за некроэфирными проявлениями.

Макс слушал и не верил, что его молодой напарничек мог такого наворотить. Тихоня Факел, который в первые недели службы к нему на «Вы» обращался. Который трясся и вытирал испарину со лба, всякий раз, когда названивал разгневанный Гиштап… Да, к черту! Смысл все это теперь вспоминать⁈ Сейчас перед Изюмом сидел вообще другой человек. От былого Жарского осталась лишь покрытая новыми шрамами оболочка…

Эмпатическая грань темного дара Виноградова яснее ясного давала понять, что сказанное собеседником есть истинная правда. И тут нельзя было спихнуть всё на глубокое помешательство сослуживца. Психи, как известно, искренне убеждены в той несусветной околесице, которую несут. Но ведь рядом восседал еще и Умар, кивающий в такт каждой реплике! А люди с ума должны сходить по-своему…

Спецназовец не успел понять, в какой именно момент Факел начал внушать опаску. Боец просто вдруг осознал, что разговор с ним дается ему едва ли не тяжелее, чем базар с Аидом. Хотя Секирин, как ни крути, был не в пример более мрачным типом.

— Вот такие пироги, Макс, — подвел черту под своей историей командир звена. — Но мы немного отвлеклись, ведь я хотел для начала послушать тебя. Как ты объяснишь наличие рядом с тобой этого?

Палец Жарского беспардонно уставился на Артёма, отчего тот недовольно чихнул и хлестанул хвостом по земле.