Чтобы шагнуть вновь.

Когда она ощутила.

Тот миг, тот момент.

Момент прикосновения.

Оно пришло оттуда, из той же глубины, к которой Валзея обращалась за силой Закона. Не из самого Времени, ибо совратить Закон даже подобной твари не под силу, не так быстро уж точно. Оно пришло из ее же крови, пришло трелью скрипки и насвистыванием флейты, пришло веселящей мелодией, радостью и счастьем, отдающимся внизу живота необоримым жаром мгновенного оргазма. Она засмеялась и затанцевала, через право Принцессы и доступ к Дворцу пытаясь отдать свое счастье и такой долгий-долгий экстаз всем-всем-всем вокруг. Она прижала к себе мальчишку Морта, теперь Волаана, целуя его и вынуждая кончать вместе с ней, вместе с уже раздевшейся и раздевшей неуклюже сопротивляющегося парня Ферн.

Эта мелодия вела ее, не давая обращать внимания ни на что, пока еще можно чувствовать выкручиваемые чьими-то руками соски, надеясь, что скоро до нее доберется та же сила, какая на глазах отращивала грудь какой-то из придворных фрейлин, столь же плоской, как сама андрогинная принцесса. Мелодия вела ее покуда не сменилась иным видом удовольствия - более жестким, требовательным, но столь же приятным и дарующим новые оргазмы. Громила-путник вновь показал себя хамом, раскрошив оргазмирующей принцессе челюсть, отчего ей пришлось вернуть ту в нормальное состояние Законом, потому что отомстить она собиралась поистине императорским минетом, под конец отгрызя ласкаемый орган, после восстановив его на прежнем месте и повторяя эту процедуру еще не единожды, пока не наестся.

Вместо ласк, даже грубых, пришла пыль и боль, пришло терзание и совсем не приятные медвежьи объятия, пришли сотни сотен чар, направляемых Дворцом и множеством придворных бенефиков, еще не слушающих ее мелодию, еще не танцующих вместе с ней! Валзея пробовала передать им приказы, но хлесткие, не сильные, но ужасно сбивающие с толку удары кулаков по лицу и вопли о том, что они все охуели, не давали даже этой малости, не давали спокойно кончить вновь и позабыть о глупостях. Вытащили ее именно бенефики, среди всех своих эффектов и благ нашедшие что-то, помогшее прийти в себя и разделить, отозвать навеянное, но удерживал на плаву, пока она не сумела решиться на отказ от Похоти, именно путник под конец едва не рыдающий кровью из полуослепших глаз.

Наверное, спасла ее же слабость. Она ведь совсем недавно, считанные часы, - дни, если считать растянутое Время, - тому назад обрела действительно достойное Вечной понимание Закона, еще смогла отодвинуть себя от не до конца привычной силы. Но сколько таких было, таких еще вчера бесполезных, какой стала она? Она не хотела открывать глаза и вставать, не хотела, не хотела, не хотела, пожалуйста не надо, не надо, не надо, пусть она продолжит не смотреть и всего этого не будет, пусть не будет!

Заносчивая, но обладающая превосходным чувством юмора и всегда готовая поделиться вином из личной коллекции сестрица Вридо, дочь уже покойного брата ее Отца, одна из немногих, кто всегда поддерживал неудачницу-принцессу.

Совсем не заносчивый и пожизненно усталый Вариль, троюродный брат, однако, введенный в правящую линию за счет выдающихся успехов в освоении Закона, редко упускающий момент пройтись словесным уколом по более слабой, чем даже он, Валзее.

Дядюшка Вонни, со времен юности пропускающий немалую часть гласных букв из-за неизлечимой травмы челюсти, которую едва ли не разрезал надвое костяной кинжал алишанского убийцы, вынужденный плотно сидеть на обезболивающей алхимии из-за этой старой раны.

Вся первая линия и большая часть второй, все достаточно сильные, достаточно сроднившиеся с мощью династии, достаточно Вечные, все, кто стоил хоть чего-то, кто сегодня оказался в Вечном, совсем все... Выстоял только Отец, сила которого была столь абсурдно велика, что ее не вышло превратить в слабость, да еще она, недостойная и бесполезная. Были еще родичи, неблизкие, дальние, очень дальние и остальные, вовсе почти что не родичи - за время правления династия наплодила много побочных линий, даже слишком много, пользуясь во всю своей связью, что не даст брату пойти с клинком на брата. Теперь эта связь свела стольких из них в могилу... и не свела ли еще больше? Прошла ли эта кошмарно желанная даже сейчас мелодия дальше, достигнув всех оставшихся за пределом столицы еще живых родичей?

Вридо.

Вариль.

Вонни.

Все они лежат в лужах своих соков и семени, в обнимку с услышавшими их мелодию свитскими, оргазмируя до смерти, пока не покинули их тела души, отправившиеся прямо в пасть того, кто забрал Варудо, по тому же пути, что всегда ранее был их спасением. Бенефики свершили настоящее Чудо, сумев в таком цейтноте, без возможности замедлить Время, понять природу атаки и попытаться спасти своих владык и правителей. На то, чтобы попытка стала успешной, никакого Чуда не нашлось, если не считать Валзею и рвано выдающего приказы всем вокруг Отца.

Она должна бы прислушаться, должна бы сама поучаствовать, помогать и поддерживать, но все тело будто обратилось кремовым десертом, став таким мягким и нежным, что, казалось, ткни пальцем и оно растечется по всем поверхностям. Это была даже не слабость, которую сотни благ и очищающих эффектов испарили бы без следа и вреда, но что-то унизительно близкое к тому состоянию, какое испытываешь после визита опытного любовника, только страшнее и неотвратимее. Валзея позволяет себе еще несколько ударов сердца развратной и смертельно опасной неги, а после начинает подыматься.

Тело не сразу вспоминает, как это вообще двигаться и контролировать эти движения, но стоит ей проявить желание, как гвардейцы и лекари тут же подымают ее на дрожащие ноги. Одежда ее восстановлена, то ли ею же самой, просто автоматически, то ли кем-то из гувернеров, а после очищена от... последствий передозировки Похотью обладателями того же класса. Мысли приходят в порядок, а воля истинной Вечной отодвигает глубоко в закоулки подсознания и горе, и обиду, и печаль. Не время для них - может быть, они уже проиграли, но уйдут Вечные так же, как когда-то пришли. Гордо и бескомпромиссно.

Отец выглядит плохо, очень плохо, хотя раньше, до этой подлой и смертоносно успешной атаки, ей казалось, что хуже выглядеть уже не выйдет. Даже не бледный, а какой-то серовато-зеленый, будто потомок пещерного гоблина, исхудавший едва ли не вдвое, постаревший до почти полной беспомощности, получивший ужасающей силы откат и сверху проклятым высасыванием души, он все равно был Отцом. Сильнейшим из, могущественнейшим среди всех, способным выйти из этой битвы и вытащить из нее свою дочь и свою империю. Тем страшнее, тем больнее слышать его слова, тем больше хочется зациклить себя где-то в прошлом, чтобы не слышать их и забыть о том, что слышала.

- Тварь ударила по мне самым первым делом. - В словах нет силы и власти, какие были там совсем недавно, когда отдавались приказы гвардии и свите, только усталая злость и столь же крепкая решимость. - Моя душа уже не со мною, но на пути в пасть этой мерзости. Я сумел... застыть ее на полпути, но удерживать дальше уже не могу. Я... я попробую если не оборвать связь, то уничтожить собственную сущность... но не знаю смогу ли.

Слов нет, кроме совсем дурацких просьб сказать, что это такая жестокая шутка и потом добавить, что все будет хорошо. Вернувшая себе разум Валзея, вновь начавшая мыслить подобающе Принцессе, а не маленькой плаксивой девочке, прекрасно понимает сказанное, анализирует и раскладывает по полочкам, только все равно больно и страшно, горько и грустно.

- Как же так... как же так, Отец? - Более банального и бесполезного сейчас, когда каждый миг на вес всего золота Эзлесс, вопроса придумать сложно, но с трудом восстановленный контроль оказался не таким уж прочным.

- В сонм твари, в его душеловку не должен попасть носитель полной власти. - Как будто уже принявший свою судьбу хуже смерти, а оттого утративший страх, Император Веков продолжает говорить, не обращая внимания на лепет дщери своей. - Видит река, я был к тебе строг. Видят все Боги, что оставили нас здесь, ты подводила меня, казалась ошибкой, плодом былого, что так и осталось моим гнетом, моим грузом вины. Но теперь выбора нет ни у меня, ни у тебя. Знай, Валзея Вечная, услышь мои последние слова и верь. Я буду гордиться тобой, а ты станешь достойной и обретешь величие, какого так жаждала.