Возникает и продолжает, прямо в очередной атаке бросая в центр зала уже начавшие сиять нестерпимым потоком лучей три контейнера, изолирующие скрытую в них гибель. Еще одна тварь падает на камень зала уже гнилью и комками пережеванных чернотой ошметков, следом за ней вторая, третья, а также несколько просто подвернувшихся под руку смертных, таких вкусных, грустных, гнусных, шустрых и смеющих оказаться на пути его кинжалов... нет, не кинжалов, когтей, костяных и железных клинков, уже сросшихся с его телом до конца.

Ускользающий разум, балансирующий на грани полного погружения в Безумие остается безучастным наблюдателем вопиющего непрофессионализма - ухватки убийцы бесполезны, а честный бой, даже будь он в нем асом, не для войны с Легендой. Приходится отдавать Безумию самый максимум возможного и еще сверху предела недопустимого, чтобы сражалась, по факту, уже очерненная тварь, а не человек. Это работает, твари просто умирают под ударами безумца, вызывая гнусный хохот, истерическое ржание и блеяние, несвязное бормотание и хриплый вой. Работает так хорошо, что уставший от всего свалившегося на него в этот день разум не сразу понимает, до последнего не замечает очевидную, в общем-то, вещь.

Никто не сопротивляется.

Ни одна тварь не пыталась защитить жизнь, отклонить удары, сместить тело, использовать блинк или отдать полученные раны плененным ими душам. Шепот стал бы последним, кто недооценил бы себя, а уж в столь плачевном состоянии, почти отдавшись Тьме, становился в разы опаснее. Но не настолько, чтобы столь сильные твари не могли ему сделать вообще ничегошеньки. И не настолько он обезумел, чтобы на эти несколько секунд вообще забыть про Легенду, так и не попытавшуюся его атаковать, словно сама возможность попытаться напасть на суку вымаралась из пропитанных, изъеденных Тьмой мозгов, гов, гов, гов, гав, тяв, тяф, ряв, мяв!

Точно так же почему-то позабыл Шепот о том, чтобы прекратить бой и отступить в тот же миг, как стала очевидной скорая детонация Лучей, но эта истина, тина, глина, полтина, плотина тоже исчезла, ускользнула из разума. Воздействовать на Безумца ментально или даже флерово очень сложно, на то он и Безумец, но ведь Шепот еще не нырнул во Тьму до конца, а противостояла ему целая Легенда. Зачем-то обрекшая своих соратников на поражение, зачем-то позволившая ему активировать Лучи, и теперь обязанная сдохнуть вместе с ним, или хотя бы получить серьезный удар - три Луча и Легенду сделают грустной, капустной, кабачковой, баклажанной, картофельной, хлебной и сдобной.

Легенда неспешно и все так же спокойно отступает на шаг дальше от застывшего Шепота, клекота, лепота, словно вообще не волнуясь происходящим. Замороченный выродок, уже утративший даже призрачные шансы обрести обратно потерянный облик и сущность, только хихикает, пикает, сквикает, лает, плюет в ответ на осознание тщетности бытия - уйти, даже таким, сяким, диким, липким, сиреневеньким он тоже не успевает, а значит сдохнет, отдохнет, продыхнет, пройдет, войдет, зайдет, отойдет, перейдет, идиот вместе с ней.

Перед тем, как мир затопила вспышка сжигающего любую материю и энергию золота, Шепот успевает разглядеть в руках Легенды непонятно откуда вытащенное зеркальце в оправе из цельного изумруда. Зеркальце это отображает все цвета и краски мира, пира, тира, гира, кира, вира, сира, ира, ра... Отображает, но смешивает, сливает во что-то одно, а на поверхности изображения видна чудесной красоты паутина дивного узора - по-настоящему чудесного, а не флеровой иллюзии, похотливого обмана. В миг, когда их всех, включая так и не попытавшуюся защититься Легенду испаряет в ничто, он различает там, в глубине, чужбине, говне, ровне того зеркала собственное отражение.

Отражение себя настоящего - старого, испещренного шрамами, вызванными деградацией смертной плоти морщинами, отметинами проклятий и вырванных из тела контрактов, усталого и умирающего. Видит того, кем он был и кем стал, а потом мягкие и жестокие объятия Солнца забирают даже это, это, это, это, это, то...

...и зеркало сломалось...

Отражение себя настоящего - уже немолодого, испещренного шрамами и черной сеткой пропитанных скверной вен, отметинами данных когда-то контрактов, усталого и растратившего задор. Видит того, кем он был и кем стал, а потом мягкие и жестокие объятия Солнца забирают даже это, это, это, это, это, то...

...и зеркало сломалось...

Отражение себя настоящего - уже не первой молодости мужчины лет тридцати, испещренного шрамами и черной сеткой пропитанных скверной вен, отметинами данных когда-то контрактов, усталого, но еще сверкающего безумным огнем в пустых глазах. Видит того, кем он был и кем стал, а потом мягкие и жестокие объятия Солнца забирают даже это, это, это, это, это, то...

...и зеркало сломалось...

Отражение себя настоящей - уже не первой молодости женщины лет тридцати, на теле которой видны застарелые и не убранные косметической магией шрамы и где-то даже изящная черная сетка пропитанных скверной вен, узорчатыми контрактными и боевыми татуировками, усталой, но по прежнему сверкающей безумным огнем в хитро прищуренных глазах. Видит ту, кем она была и кем стала, а потом мягкие и жестокие объятия Солнца забирают даже это, это, это, это, это, то...

...и зеркало сломалось...

Отражение себя настоящей - молодой женщины лет двадцати пяти на вид, пусть молодость та обманчива, на теле которой не видно ни единого шрама убранного и скрытого косметической магией, а пугающая и манящая черная сеть пропитанных скверной вен скрывается под благородной белизной идеальной кожи. Зато видны узорчатые контрактные и боевые татуировки, усталое и чувственное лицо смертельно опасной, как сама Тьма красоты. Видит ту, кем она была и кем стала, а потом мягкие и жестокие объятия Солнца забирают даже это, это, это, это, это, то...

...и зеркало сломалось...

Отражение себя настоящей - молодой девушки лет двадцати на вид, пусть молодость та обманчива, на откровенно и даже развратно одетом теле которой не видно ни единого шрама убранного и скрытого косметической магией, а пугающая и манящая черная сеть пропитанных скверной вен скрывается под благородной белизной идеальной кожи. Зато видны узорчатые татуировки, довольное и чувственное лицо смертельно опасной, как сама Тьма, и порочной, как глубочайшее Пекло, красоты. Видит ту, кем она была и кем стала, а потом мягкие и жестокие объятия Солнца забирают даже это, это, это, это, это, то...

...и зеркало сломалось...

Отражение себя настоящей - молодой девушки лет двадцати на вид, купленная жертвами молодость которой правдивей любого обмана, на развратно одетом, практически обнаженном теле которой не видно ни единого шрама, а пугающая и манящая черная сеть пропитанных скверной вен скрывается под благородной белизной идеальной кожи. Зато видны узорчатые татуировки, довольное и чувственное лицо смертельно опасной, как сама Тьма, и порочной, как глубочайшее Пекло, красоты. Видит ту, кем она была и кем стала, а потом мягкие и жестокие объятия Солнца забирают даже это, это, это, это, это, то...

...и зеркало сломалось...

А сломавшись, разлетелось на сотни на глазах чернеющих осколков, выпуская наружу завораживающую паутину, сковывающую даже не разум, не душу, но саму реальность, будто заматывая ее в кокон, запечатывая этот мешок шелестом давно забытых и никогда не случившихся снов, смешивая те сны с явью, пока не стало невозможным отличить одно от другого, пока сон не стал явью, а явь не стала давно позабытым кошмаром. Кошмаром глупым, страшным и абсолютно никогда не случавшимся.

...Формирование дистиллята в боевую форму дело быстрое, даже если сначала нужно сконцентрировать рассеянный по всему залу ритуальных плясок дым в нечто более приемлемое. Вышла из режима скрытности она уже в полном параде, как на бал или на вечер в каком-нибудь будуаре пошикарнее - идеальное тело с формами, достойными лучших мастеров красоты, практически лишенное искажений от чрезмерного использования Тьмы могло иного Аскета заставить запнуться посреди слова и подавиться слюной. Из нелюдской внешности у Шепот проявились только абсолютно черные безо всякой помады губы, да столь же черные соски, хотя последние сейчас, к ее неудовольствию, сокрыты под боевой униформой и навешанными амулетами. Впрочем, Лала прекрасно знала, каково тело Шепот под одеждой, даже если не учитывать того, что ее способности позволяют сучке смотреть под одежду без особых усилий.