Десять ударов сердца.
- Прощай, варвар. - Последнее слово, последнее признание. - Ненавижу тебя.
Пять ударов сердца.
- Прощай, сука. - Последняя правда, последняя воля. - Ненавижу тебя.
Три удара сердца.
Тварь сосредоточена, затрачивает всю доступную себе концентрацию, перекидывает все доступные процессы на имеющиеся в резерве души, но резерва того мало. Прикрывают тварь ее подчиненные, пока сама она беззащитна, прикрывают, готовые жертвовать собой и принять на себя ее раны. С любой из сторон света ли, из-под земли ли, телепортацией или иным способом попытайся ударить по колдующему извергу, его успели бы предупредить, но удар приходит сверху. Не то чтобы оттуда не ждали удара, просто перекрыть это направление у потрепанных культистов и рядового мяса оказалось нечем и некем.
- ...ааааааааааааас!
Выведенная на форсаж неисправная, но очень громкая, стереосистема могла, даже без прочих факторов, оглушить или контузить рядом оказавшегося, но беда была в другом. Материал, из которого сделан Молот Империи почтенного Ураза, помимо десятков иных свойств, был способен заглушать интуитивные и предсказательные способности. В бою это было немалым подспорьем, ради которого в сплав брони добавляли множество редчайших примесей, ведь именно предвидение могло скомпенсировать нехватку силы, живучести и поражающей мощи, случись Молоту выйти против сильного, но живого противника.
Изверг легко мог среагировать и без предвидения, потому что надо быть глухим и слепым, чтобы пропустить приближение орущего благим и не очень матом пилотируемого голема ростом в два таких изверга! Мог, тысячу раз мог, если бы в иной ситуации, если бы не прилетел этот голем, летать, между прочим, никак не приспособленный, именно в момент максимального напряжения сил.
Грохот падения многотонной туши, которая в землю-то не проваливается при ходьбе лишь благодаря руническим компенсаторам массы, не смог перекрыть звучного и, Бордар с Брионтией могли в том поклясться, недоуменного хруста, с каким почти взявшая их тварь стала очень плоской, как чувство юмора Бордара, по мнению его, судя по всему, будущей жены.
- Поверить не могу. - Уже без воздействия сковавших сознание чар, но все так же потерянно произносят оба спасенных в последний миг нехороших человека. - Так не бывает.
- Сюка злая, снашал я твой овца, твой осэл, твой сэстра и тэбя тоже снашал! - Пилот, спасший их шкуры, похоже, даже не заметил своего подвига, пытаясь встать в боевую стойку, но у него не особо получалось. - Чтоб я эще раз, эще адын раз сагласылся на непылную рабатэнку па прафессии! Пачиму, пачиму, пачиму каждый раз, кагда мнэ кажэца, что у мэня всэ нармальна, начынаэтца пыздэц, прасты мэня всэ богы скопом!!?
Ругался их спаситель, судя по всему, либо контуженный, либо очень нетрезвый, либо все это вместе, очень страстно, но однообразно и не особо изобретательно, зато громко, даже громогласно. Двое уже отошедших от паралича людей не оглохли только потому, что после первых пары высказываний механика передачи звука завизжала особенно противно и затихла, окончательно сломавшись.
- Я такое только в дурацких книжечках про влюбленных рыцарей читала. - Соблазнительница едва сдерживала настоящую истерику, но визгливые и потерянные нотки в ее голосе, чудом не срывающемся на безумный смех, явно указывали на состояние психики той, кто только что уверовала, пусть и непонятно в кого. - Ну, не бывает же так, не бывает!
- Ой, захлопнись. - Бордар тоже в шоке, только не истерическом, а фаталистическом, потому что выполнить данные в отчаянии клятвы придется. - И так тошно.
Боялся воитель, что если не выполнить хотя бы часть этих обещаний, то сама Фортуна воплотит свою суть рядом с ним и даст эпической силы тумаков нерадивому клятвопреступнику. Обладатель двадцать первого уровня и необычного класса рубаки прожил достаточно долго, чтобы не тешить себя иллюзиями. Если только что его, их обоих не поцеловала взасос упомянутая Фортуна лично, то он - гоблин, потому что так действительно не бывает, просто слишком маленькие шансы.
- В храм Шейлы, да. - Хихикая, словно умалишенная, Бри перезаряжает свой монструозный скорострел, забивая в него последние два болта, причем не зачарованных, а обычных. - Обязательно туда. Она точно оценит, не может не оценить.
- Пожертвование планируешь? - Как ни странно, но остальные атакующие не спешат их добивать, хотя должны были бы если не ударить, то хотя бы побежать подальше от ворочающегося на земле голема. - Это правильно, я тоже пожертвую. Много.
- Дурак? - Вопрос даже недоуменный, а не в целях оскорбить и тут же ответ на него. - А, ну да, точно дурак. Свадебный ритуал заказать. Ты теперь от меня никуда не денешься! Не после такого.
- А эта блудница-то тут причем? - Не то чтобы он отказывался от своих слов, но хотелось безнадежно верить, что первой откажется эта двуличная мразь, а на него тогда и вины не падет. - А, хотя да, тебе же по професии.
Рубака твердо решил сдержать слово и принять брачные обеты вместе с этой гадиной хладнокровной, раз уж судьба так распорядилась. Но вот когда обет будет исполнен, первым делом, он ей шею-то и свернет. Соблазнительница тоже не собиралась отказываться от своих слов и даже убить своего будущего мужа собиралась быстро и безболезненно, может быть, даже приятно. Ну, в крайнем случае, оба были готовы потерпеть хотя бы пару месяцев, чтобы не гневить те силы, какие спасли их жизни, заодно дождавшись повода, хоть бы и формального, для кровопролития. А в том, что повод будет, ни один из них не сомневался.
С душераздирающим скрежетом встал на ноги голем, удерживая единственной уцелевшей рукой легендарный артефакт, используя его вместо костыля. Помимо отсутствующей по самую плечевую шарнирную ось руки, одна из его ног перестала гнуться, а вторая, наоборот, гнулась даже слишком охотно, но не в ту сторону. Чем бы ни был тот пространственно-гравитационный эффект колапсирующего типа, - не то чтобы Барай даже в нормальном состоянии мог выговорить этот термин, - но машину потрепало сильно. Падение удалось притормозить, благо конструкция Молота предусматривала необходимость прыгать с горных вершин прямо на врага, приземляясь точно посреди пехотного строя и учиняя всякие бесчинства.
Голем выдержал и даже функционировал, но и только. Если бы этот набор болтов приземлился чуть в стороне от раздавленной твари, то она бы его и прикончила, пока пилот восстанавливал бы равновесие и связь с управляющим контуром. Опять он выжил, опять вынужден пилотировать покалеченное и практически недееспособное ведро с шестеренками да болтами, опять кругом твари и что-то худшее, чем смерть. Только теперь он уже один, уже нет второго голема, прикрывающего спину, нет четкого и чистого, словно ледяная вода в горном ручье, ощущения присутствия рядом опытного Поводчика, что подстрахует в атаке и поддержит в обороне.
От воспоминаний о том, чем закончилась та битва в уже тысячу сто раз проклятой Каменной, дико заныли от бессильной злобы немногочисленные оставшиеся зубы. Вспоминая же долгие допросы, выворачивающих голову и память менталистов, подозрения и презрение, которого хлебнул с головой, вспоминая, как привыкал месяцами к своим протезам, как приходило осознание, что больше не будет он ни нормальным человеком, ни даже мужчиной... Вновь отчаянно захотелось то ли взвыть благим матом, то ли воткнуть в грудину собственный кинжал. Только матом он и так уже говорит, говорит непрерывно, совсем не заботясь о горном говоре, лишь бы не замолкать, потому что боится выключиться прямо в тот же миг от сводящей с ума мигрени и жжения в энергетической оболочке. А кинжала и вовсе сейчас нет - чтобы влезть в предназначенную для имперского недомерка кабину, выкинуть пришлось даже одежду, не говоря уж об оружии.
Даже тогда, сражаясь вместе с остальной бригадой, прикрывая склочного старого пердуна без одной брови, он все равно не чувствовал чужих спин, все равно сражался в одиночку, на самом переднем краю, не желая, не признавая за презирающими его ублюдками даже тени права эту спину прикрывать. И даже один он стоил многого, даже один он писал свою легенду, свой собственный рассказ у огня семейного очага, пусть даже не будет у него никогда той семьи и очаг давно отгорел. И, сука поганая, он не собирался от смерти бегать, но пусть падлы попробуют эту смерть ему на блюде принести, он их сам накормит до отвала, со всей горской гостеприимностью!
