Герой Любой Роли

О его уровне догадывались, но никто даже предположить не мог, - или мог, но не желал выставить себя посмешищем, не имея доказательств, - что с этим уровнем пришла и соответствующая сила. Сила, на которую напоролись ликующие и хохочущие культисты, развращенные пленники и безжалостные твари. Они пришли сюда, намереваясь сражаться так, как они привыкли, ожидая стандартных, пусть даже и сильных мер противодействия, пусть даже и применяемых с запредельной искусностью.

Вместо этого их встретила сцена.

И выстрелы из бутафорских боевых посохов, удерживаемых смертельно напуганными актерами, обращались ревущим пламенем и грохочущими молниями, потоками света и ледяными бурями, волнами черноты и сиянием небес. И, внезапно, низкоуровневый и совсем не приспособленный к бою актеришка, напяливший костюм королевского гвардейца, сражался подобно льву, бился яростным стальным вихрем, сражая одного врага за другим. И обращались волнами блесток и конфетти многослойные щиты извергов, сменялись безвредными иллюзиями атакующие чары, не в силах даже поцарапать защитников, потому что не положено реквизиту быть таким же смертельным, как то, чем этот реквизит притворяется.

Изверги очень опытные противники, готовые буквально ко всему хотя бы благодаря памяти душ всего своего домена, у которых могут в любой миг спросить совета, но даже для них слишком сложно перестроиться под тактику, аналоги которой за всю историю Алурея применить могли считанные единицы. Изверги адаптировались, давили флером, использовали ментальные удары, искажали разумы, избегали урона, меняли тактики на ходу, умудряясь выживать и даже не проигрывать там, где шансов вроде бы уже не имелось. Но смять защиту Главного Театра не могли, покуда стоял на входе его главный защитник.

Ему не было нужды прыгать, скакать горным козлом, менять позиции или укрывать себя барьерами. Он просто обозначал чужие роли, а дальше роль сама воплощалась в реальность, поддерживаемая и подталкиваемая невзрачным низеньким мужчиной, непринужденно раздающим команды обороняющимся. Потому что в хорошей пьесе, конечно, не всегда побеждает справедливость, иначе не существовало бы жанра трагедии, да только режиссеру решать, для кого исход пьесы трагедией обернется.

Волна за волной.

Штурм за штурмом.

Изверги истощали свои сонмы, тратили силы, использовали нереалистично громадные запасы флера, который оставался одной из немногих вещей, не до конца подвластной обозначенным ролям. Изверги давили, без страха и без сомнений продолжая бой, стремясь если не уничтожить, то истощить, вынудить отступить и позволить дьяволам перевести сражение обратно в привычную плоскость.

Нельзя сказать, будто у них ничего не получалось, потому что минута за минутой, а мэтр сдавал, слабел. Его техники не требовали резерва, который у величайшего из ныне живущих театралов оставался мизерным, как для его уровня. Его классы не черпали мощь в иных планах, тем самым позволяя действовать почти непрерывно, не опасаясь заражения, но у любой силы есть своя цена. Была цена и у этого могущества, но мэтр с готовностью ее платил.

Люди и нелюди гибли, падали замертво, сходили с ума или попадали под контроль противника, поскольку не всегда пьеса успевала дать роль для каждого попавшего в беду. Но, все Боги свидетелями пусть будут - при таком соотношении сил, подобные потери идут даже не по планке "низкие", а где-то между "незначительно" и "так не бывает". Защитники платили кровью, но снимали такую же плату со штурмующих, в глубине театральных залов сам собою оформился штаб, со всех сторон приходили подкрепления и даже из Императорского Дворца пару раз провели несколько телепортов-червоточин, сумев исполнить их даже несмотря на создаваемые куполом преграды.

Но ничто не может длиться вечно, пусть даже династия правителей Империи Веков всегда пыталась эту истину оспорить, порою даже с некоторыми успехами. Мэтр Тарак сдавал медленно, но неуклонно, все неспешнее переназначая роли, все дольше выдыхая после каждого действия, все с большим трудом убеждая мир в том, что он - театр. На актера и режиссера давила все та же реальность, ее обыденность и пресность, заставляющая зацикливаться в похожих друг на друга днях, словно ты все это уже сотню раз видел, тысячу раз делал, словно ты уже давно устал и от жизни, и от игры, и от этой никак не заканчивающейся и затянувшейся дальше любых приличий пьесы.

Проблема с банальностью характерна для большинства актеров, если эти актеры хоть чего-то стоят и обладают развитыми классами. Этакая специфическая проблема, характерная строго для определенной группы классов. Некоторые ученые даже проводили параллели между подобным состоянием и кризисом пережигания веры, который часто настигает жрецов, клириков или служителей, но популярности такие теории не снискали. Хотя бы потому не снискали, что жрецам и их патронам не нравились столь внимательные попытки изучить механизмы их слабостей, ибо нехрен.

Все это уже было.

Все идет по одному шаблону.

Ты это уже видел и не раз.

Одни и те же лица.

Одни и те же события.

Идут века, повторяясь по кругу.

Старый актер уже не стоит на ногах, почти упав, и лишь возможность прислониться к стене удерживает его от того, чтобы потерять свою сцену из виду, потерять контроль над ходом битвы. Вокруг него сжимается кольцо защитников, готовых жизни отдать, но не пропустить врага к единственной причине, по которой все здесь собравшиеся еще не отдали эти самые жизни. Офицеры орут в переговорные амулеты, включая выданные буквально часом раньше, присланные телепортацией, которая половину этих амулетов разорвала, а почти все оставшиеся просто привела в негодность. Они просят помощи, поддержки, людей или хотя бы еще одного мэтра Тарака, но в душе прекрасно понимают, что никто им не успеет прислать подкрепления, что подкрепления эти отчаянно нужны в других местах.

Но штаб, расположенный во дворце императорском, имеет достаточно времени, чтобы хорошенько подумать над проблемами, чтобы придумать такой вариант, где справиться удастся меньшими силами при максимальной эффективности. Реальность дрожит, когда дворец и театр оказываются вновь соединены червоточиной, а из портала выпадают трое людей, ни один из которых не производит впечатления элитного воина. Двое среднестатистических работников Очей с классами агентов, только усталые и запуганные, да еще один мужчина средних лет, в импозантном плаще, очках и шляпе, раскуривающий трубку от боевого амулета.

- Нас прислали приказом лорда Кемпбелла. - Говорит один из Очей, пока второй молчит и пытается не проблеваться после перехода сквозь едва-едва стабильную пространственную складку. - Говорят, вам тут помощь нужна, но я толком не понял, чем наш подзащитный ее оказать может.

Высокая и статная женщина широкой кости, обладательница двадцать шестого уровня и двух классов Певицы и Примы вбегает внутрь изолированного зала, отведенного под место телепортации, а потому пустого, если не считать прибывающих и встречающих. Чтобы, случись беда, нестабильное пространство не разорвало всех рядом оказавшихся прохожих.

Глаза опытной актрисы мигом находят среди насквозь серьезных солдат, воинов и командиров, единственную родственную душу. И с невыносимой горечью выдает она понятную только ей или кому-то из ее круга общения фразу, для простых обывателей или могучих воителей не имеющую смысла и кажущуюся смешной, нелепой, несерьезной.

- Помогите, пожалуйста, Анициза ради! - Голос ее глубокий и завораживающий даже без применения активных умений, как и положено кому-то с ее классами. - Мэтру Тараку банально!

И пока окружающие пытаются понять происходящее, - не считая тех из воинов, кому успели объяснить проблему немногим ранее, - любитель курить трубку в боевой обстановке меняется в лице и разом принимает серьезный вид, не вытащив, впрочем, трубки изо рта. Он не воин, это верно, как верно и то, что убить его сумеет даже самый жалкий культист или изверг. Но он здесь не ради сражения, а только для того, чтобы выполнить свою задачу, которую кроме него выполнить никто и не сможет.