- Ох, дорогая моя. - Собеседник словно просиял еще сильнее. - Я с истинным наслаждением опишу вам наследие, сокрытое в этих скрижалях. Ах, если бы я знал об этом доме, этой твердыне, вашем поместье немного больше. Согласитесь ли вы обменять мою историю на несколько ваших?

Она была согласна, благо даже в столь затуманенном разуме ее хватало чужих тайн, которыми поместье ее династии было переполнено до самых краешков. Настолько переполнено, что среди них без труда удастся найти десяток таких рассказов, какие можно обменять на нечто куда более материальное, чем несколько старых легенд, не несущих прямой пользы. Если бы еще не эта ее косноязычность, скованность, заставляющая робеть и застывать в любой ситуации...

- Ага... - Заплетающимся языком и уже не понимая толком, на что она согласилась, девушка подтвердила уговор.

А потом следующий.

И последовавший за ним.

И еще один.

Сделка за сделкой, где каждый раз платить приходилось чем-то странным, сразу ускользающим из памяти. Как ускользнуло ее имя, как ушли отточенные навыки, как испарились знания о всех-всех-всех ее секретах, как пропало умение решать, изъявлять собственную волю, как растворило в уютном тумане понимание написанного текста и умение его писать, как истекла пронзительным жаром способность ходить на двух ногах.

Договор за договором.

Сделка за сделкой.

Под конец она не понимала ни слова из сказанного, только кивая, соглашаясь, просто потому что все остальное она уже забыла, забыла, как совершать что-либо, помимо согласия. Из открывшегося в попытке выдать хоть какой-то звук рта текла ниточка слюны, куда-то пропала неудобная и такая жесткая одежда, а чьи-то руки уже замыкали вокруг обнаженной шеи изящное ожерелье, напоминающее, однако, прекрасной работы ошейник.

- Ну, вот и все. - Слова не имеют смысла, но по тону говорящего она, - кто она? - улавливает довольство и легкую усталость, которую, если бы она могла о том подумать, легко принять было бы за наслаждение от факта выполнения трудной задачи. - Даже жаль, Вази, очень жаль, что ты дальнейшего не поймешь. Я бы вернул тебе часть полученной выгоды, но ты теперь все равно бесполезна.

Бесполезна.

Бесполезна.

Почему-то, именно этот набор звуков кажется ей знакомым, каким-то колючим и неприятным, словно прикосновение голыми ягодицами к холодному мрамору. Она перебирает ногами и руками, ползя вслед за неспешно ступающей фигурой, пачкая пол слюной и собственными соками, продолжая крутить в голове столь глупые звуки.

Бесполезна.

Тело требует чего-то знакомого, но забытого, между ног словно пылает теплый и не обжигающий костер, но она не помнит, как это чувство утолить, заполнить пустоту. Из так и не закрытых уст вместе с потоками слюны срываются бессвязные звуки, но фигура не обращает внимания, уже делая следующий шаг в неизвестном направлении.

Бесполезна.

Бесполезна.

Бесполезна.

Общепринято считать магическое воздействие актом в первую очередь разума, а только потом чувства - сложные и тонкие механизмы волшебства требуют не только правильных классовых умений, тщательно подобранных навыков и разумно выбранных отметок за достижение кратного числа атрибутов. Если желаешь сотворить что-то посложнее, чем простой поток неструктурированной силы, тебе просто необходимы хоть сколь-либо разумные мозги. Или хотя бы мозги неглупые, если разумным тебя одна лишь матушка в детстве называла, да и то по праздникам.

Есть, конечно, способы иные, менее требовательные, но и более опасные - каждый ученый муж легко расскажет вам, что большинство планарных тварей светочами разумения не являются, но использовать высокоранговые чары, временами очень даже изощренные, им это не слишком мешает. И будут они правы, ведь людям тоже открыты эти пути - нужно лишь иметь уже далеко не перворанговые умения родного класса, да еще и класс завоевать не из последних.

Опасно, вредно, сложно и, самое важное, все равно требует если не длительного обучения (которое тоже не помешает), то ледяного хладнокровия, чудовищной выдержки, запредельной концентрации и некой доли везения. Если же говорить о силе, что спит в крови правящей Империей династии, то едва ли найдется более требовательное наследие, одинаково зависящее и от глубины понимания, и от личных сил, и от прошедшего обучения, и, конечно же, от правильно проведенных обрядов, без которых даже наличие крови не даст почти ничего.

Принцесса Валзея, даже не входящая в перечень нумерованных наследников, несмотря на свой возраст и прямое родство с нынешним Императором, как раз относилась к упомянутой "пустой" крови. Из-за интриг ее родителей, не проведенных ритуалов и козней братьев с сестрами, в крови ее плескалась сила рода ее матери. Рода старого, лишь чуть менее древнего, чем правящая династия, но все же куда слабее была та кровь, уступая во всех отношениях. От воли Вечности в ней оставались жалкие крохи, особенно на фоне того, что умели Отец или Первый Принц. Эти крохи более чем позволяли ей владеть родовыми артефактами, ходить по закрытым для не имеющих родства территориям, давали доступ к сотням и тысячам различных ритуалов и вообще создавали из нее идеальную невесту на выданье... и не более.

Вот только при всей сравнительной бесполезности основы ее родовых сил по отцовской линии, из упомянутых недостатков вытекала весьма забавная деталь. В ситуациях, когда Отцу приходилось тщательно сплетать воздействие, продавливать своей волей реальность, одновременно сотворяя изощренные конструкции на основе даже не волшебства, а чистой мистики, у нее все было как у тех самых планарных тварей. Или неразумных животных, в подобие которого ее успешно преобразили серией удачных, только не для нее, сделок.

Пожелать, добавить эмоций, немного неоформленного стремления и вот тебе результат. Непредсказуемый, не всегда (почти никогда) именно тот, какой задумывалось, лишенный изящества и несокрушимости, но все еще хранящий в себе мистерии Вечной Династии. Валзея пожелала не быть бесполезной, просто из-за неприятных ее новой недоличности эмоций, связанных с этим словом. Само собой разумеется, что ее далеко не выдающиеся таланты подобное желание выполнить не могли, иначе она сама бы использовала их намного раньше.

Поток воли, чистой и не запятнанной связным мышлением, просто сделал ее такой же, какой она была за пару минут до знакомства с Рорцаром Брадкийским, первым сыном отца своего и наследником если не всей гильдии Золотого Пера (поразительный антиталант к волшебству давно стал среди знати столицы притчей во языцех и поводом подколоть его папочку), то ее финансовых активов. Меньше секунды потребовалось ей, чтобы осознать степень и обширность настигших ее неприятностей. Абсолютно голая, одетая только в золотой ошейник тончайшей работы, намазанная ароматными маслами от головы до ног, стоящая на коленях она еще раз услышала, как Рорцар говорил с одним из проникших под барьер имения (вместе со свитой гильдейца) культистов.

- ...все равно для закрытия контура ее смерть не нужна, а в остальном она уже бесполезна. Не лишайте меня игрушки, почтенный Посвященный, ведь я тоже имею право, лишь немногим ниже вашего!

Осознание того, что ее вполне могли успеть принести в жертву, как, например, большую часть прислуги и охраны, прошло мимо разума с ледяным равнодушием северного ветра. Не вызвала никаких чувств сцена массовой оргии, в ходе которой прибывшие с гильдейским выкормышем служанки весело смеясь скакали на зачарованных охранниках, не обращая внимания на их пол. Остались проигнорированными все повреждения интерьера главной гостиной имения, где даже одну из колонн и ту почти пополам переломили.

Все, что она услышала, все, на что обратила внимание, презрев постепенно затекающую обратно в голову теплоту, идущую от ошейника-ожерелья, взметнувшуюся ввысь интимную чувствительность обработанной маслами кожи и даже обычную осторожность. Единственное слово, которое не отпускало ее, пожалуй, с самого первого дня ее жизни, ставшее ее клеймом и проклятием.