Он готов был распылить Шмиеле, а затем и всех нас скопом. Фактически, он искренне считал, что уставший после площадных атак и смертельного пророчества зеркальщик ему не противник. Он и бил-то по нам настолько лениво исключительно потому, что опасался перенапрягать душу своего принесенного в жертву брата, ведь души матери и сестры, тоже имеющих склонность к Хаосу, уже были разрушены более ранними приключениями. А у него есть задача, кою он по-прежнему не отпускал надежду выполнить, а для выполнения, пусть и самоубийственного, ему нужна была вся возможная сила. Та его мощная атака, едва-едва уведенная в сторону, была отнюдь не вершиной его мощи, но даже ее он использовал лишь для того, чтобы поскорее расплавить... нет, не нас всех, а ту самую монету.

Тело кошки буквально вывернулось наизнанку, прорастая десятком зеркальных пик, вырвавшихся из ее внутренностей, а вся плоть начала заворачиваться в мясисто-восковый рулетик. Мерзкое, без шуток мерзкое зрелище, от которого стошнило парочку защитников, несмотря на мои попытки не свести их с ума шорохом кошмаров, закончилось, когда пики эти со звонким дребезгом лопнули, отправляя покрытый еще раз сжиженным зеркалом рулет в сторону противника.

Внешняя оболочка, чтобы преодолеть попытку эту атаку сжечь в огне кровавого хаоса.

Мясная оболочка, чтобы монета не разрушила всю структуру своим воздействием.

Стоит ли говорить, что от столь прямолинейной атаки противник просто отшагнул в сторону, только успокоившись еще сильнее, от того, что откровенно пугающую его монету унесло подальше, причем без его непосредственного участия, силами самих жертв, что вообще охрененно? Моего понимания хватило, чтобы разгадать природу этой монеты. Пусть даже сам Пыпыщ и его родичи не успели и не сумели понять эту штуку, пусть я тоже понял ее далеко не до конца, но основа у меня была.

То, что скрывалось в невзрачном куске золота, было основой за которую любая энергия, воздействие или даже концепция попросту цеплялась, притягивалась подобно железной стружке к магниту и приводилась к общему состоянию - к нулю. И если в случае той же Грезы эту штуковину можно было если не перегрузить, то разрушить саму структуру артефакта, в случае с Хаосом, изначально не имеющим даже энергетического проявления, достаточно было просто "ткнуть и наблюдать за результатом".

Захоти он ударить без оглядки на собственное состояние, и живым бы остался только я один, но он слишком сильно расслабился, посчитал мою, нашу партию проигранной, после потери нами единственного орудия, способного его пересилить. И он искренне, сквозь всю агонию переполненного болью и наслаждением тела, сквозь пожирающий душу Порок, успел совершенно по-детски удивиться. Удивился он, когда его прыжок, долженствующий разорвать дистанцию, оказался возмутительно коротким, оборвавшись на полпути. Вдвойне удивился, когда пролетающий мимо кошачий рулет в зеркальной глазури сменил вектор движения, атакуя ту точку, куда вынуждено приземлился хаосит. Десятикратно удивился, когда быстрый, на пределе сил рывок, что мог позволить на пару шагов разминутся с ударом, заставил его сделать шаг на месте, не сдвинувшись ни на пядь. Но когда рулетик раскрылся подобно цветку и выпустил по нему, тупо не успевающему выдать всесжигающую даже для убийственной монеты волну алого огня, на которую он был вполне способен даже в таком цейтноте, выплевывая золотой кругляш прямо в потрясенную рожу культиста, удивиться он уже не успел.

Находящийся на вершине какого-то огромного и немножечко волшебного дерева, прорастающего в саду чьего-то имения в половине квартала от моей битвы, Ганс в этот момент наверняка получил уровень и какой-то хитрый титул.

А хаосит лопнул, не иначе, как от зависти.

Взрыва не было, как не было и мощного планарного удара. Просто получивший монетой в наглую рожу культист оказался для такого снаряда подобен маслу, в которое втыкают горячий ножик - монетка нырнула куда-то в район верхней челюсти, а сам пострадавший несколько раз дернулся, стремительно разбух, покраснел от текущей по венам мощи алого огня, что боролся с артефактом, да так и лопнул, аннигилировав все тело жертвы целиком, вместе с небольшим, - в пару метров, - участком окружающего пространства и самим артефактом в придачу.

В тот же миг, когда смертоносный амулет коснулся своей цели, я вновь ударил по площади, в этот раз уже без скидок на необходимость удерживать иголку с эссенцией, заслоняя небеса и землю хлопающими крыльями и совиным уханьем. На какой-то миг концентрация созданного грезами кошмара стала такой плотной, что он сумел прорваться в реальность и каждый выживший защитник имения, включая также оставшихся Очей, сумел различить краем глаза силуэты кружащих птиц, незримых и нереальных, но смертельно опасных.

И все затихло, как затихли и все до единого атакующие.

- Все. - Сказал я несколько усталым тоном, обвиняюще смотря в сторону племянника Пыпыща, уже понявшего, что его смелость висельника, которому все равно умирать, в адрес своего страшного дядюшки может привести ко глупой гибели даже после чудесного спасения, ведь стаканы свои Пыпыщ ценил не на шутку. - Пойду я, значит, собирать обратно свои фужерчики.

Меня, безусловно, желали остановить, причем все присутствующие. Для ребят из Очей, зловещий Пыпыщ считается шпионом, успевшим нахватать таких тайн, с которыми жить шпионам просто нельзя, как данность. Для его родичей, он, наоборот, был одним из немногих шансов выпутаться из передряги с отжимом их активов, потому что одно дело отжимать деньги и даже жизни у родичей мертвого шпиона, а совсем другое, если этот шпион, способный толпу вражин в одно лицо трансфигурировать в кабачки, может в любой момент если не на помощь прийти, то договориться о защите своей родни через власть имущих в обмен на какие-то из его тайн, молчание или просто личные услуги. А еще всем окружающим, вот вообще всем, было смертельно страшно оставаться в погруженном в отнюдь не фигуральный ад городе, не имея за спиной бойца его уровня.

Увы, но шаги тени увели меня раньше, чем свои просьбы окружающие решились озвучить.

Этими же шагами, игнорируя рвущие теневое тело лезвия пространственных искажений, я переместился к тому самому домику, где заседали мои соратники, все до единого решившие залезть на упомянутое ранее дерево. Понаблюдать, так сказать, за моими выдающимися действиями, да и от активной защиты дома, в котором не было хозяев, но скрывалась часть прислуги и охраны, подальше оказаться. Какой-то не самый слабый проклинатель превратил сад этого особняка в минное поле, которое при атаке на столицу и было переведено в полную боевую готовность теми самыми охранниками. Мол, хозяева все равно не в городе, а мы тут дом защищаем, да и себя тоже.

- Приношу свою хвалу, Тин. - Даже раньше, чем я сказал хоть слово, высказалась Тиа. - Твой театр масок, что заставил окружающих всерьез поверить в бытие ранее надетой личины, позволит струнам твоим в дальнем и ближнем будущем сыграть многие мелодии, для многих и многих ушей. Это был отличный план, то готова признать и я, и любой, кто имеет дар читать в чужих интригах.

От такой откровенной хвалы я даже растерялся немного, особенно если учесть, что изначально я туда пришел только за знаниями в голове Шмиелэ, а не ради клоунады. Просто накатило что-то и я решил немного сбавить накал, не слишком выбиваясь из графика и только под конец мне пришлось действительно рискнуть и потратить чуть больше времени, чем было необходимо. С другой стороны, именно благодаря тому, что я прикрыл пленников и помог им выжить, мне удалось возмутительно легко разделаться с искаженным такого уровня и со столь пробивной мощью в сосуде его тела. Без монеты пришлось бы рисковать куда сильнее, да и сил потратил бы намного больше желаемого.

- Мне приятно это слышать, Тиа. - Осторожно начинаю, ощущая, как за спиной Лосий затыкает ладонью рот что-то желающей сказать Тарии. - Но, увы, в этой ситуации, я действовал просто из...

Резким рывком на пределе разогнанной зельями скорости, эльфийка сблизилась со мной, застыв столь близко от моего лица, что можно было со стороны подумать, будто она меня целовать собралась или уже целует.