- Хо, какая незадача. - Заметно помолодевший на вид Пыпыщ выглядел и говорил настолько аутентично, что его сейчас признала бы любая проверка. - А говорили - Нарния!
Видок у библиотекаря был пришибленный, одежда растрепана, а в волосах застряли совиные перья, выпавшие из зачем-то хранящегося в шкафу чучела. Ясновидение тут же подсказало, зачем оно там лежало - из-за нездравого, но целиком понятного, интереса Очей ко птичьей тематике, связанной с домом Прыходонотчевых, все компрометирующие чучела или изображения были тщательно убраны с глаз долой. При обыске их нашли и все связанное с ними просмотрели под микроскопом детективных и ясновидческих классов, но их все равно не вернули на место, чтобы глаза не мозолили.
В иной ситуации взрослого и, вероятно, опасного полурослика тут же атаковали бы не знающие его в лицо рядовые бойцы, но суть происходящего была слишком абсурдна, отчего опытные и много всякого видавшие головорезы непростительно промедлили. И едва слышный перезвон стеклышек, различить который не позволило бы даже загнанное в полторы сотни восприятие, тут был совершенно не причем, да. Бойцы растерялись, пусть и на долю секунды, но вот кое-кто другой, уровнем повыше, отнюдь не впал в ступор.
- Ты же сдох! - В вопле зверолюдки кошачьего подвида, вооруженной семихвостой плетью, ныне почти опустошенной от запаса редчайших боевых эссенций, яростной злобы было куда меньше, чем какого-то потустороннего ужаса. - Сдох! Сдох! Сдох! Сдох! Сдох!
Прижатые к голове уши, трясущиеся руки, зашкаливающее сердцебиение, сбитое дыхание - несмотря на всю ее выдержку, подкрепленную уровнем и дарами ее хозяев, вид кажущегося совсем безобидным хоббита вселил в нее такой страх, что даже сидящий в ней Порок не мог передавить идущую из глубины памяти волну ужаса. Ужаса перед чем-то, что было с ней задолго до ее встречи с культом, задолго до того, как она научилась растворять все горести в Пороке, заменяя их удовольствием и радостью от нового вызова ее способностям. Что-то было в этом ее страхе, отдающее ночным холодом, темнотой беззвездного неба и хлопаньем крыльев ночных птиц.
- Как сдох, так и вернулся, значитца. - Пользуясь вопиющим непрофессионализмом противника, так меня и не атаковавшего, выбираюсь из шкафа, отряхиваясь и поправляя одежду. - Сычи, тамушта, бессмертны.
Вот после последней фразы Шмиелэ окончательно сорвало планку, а заранее наведенное замкнутое поле на основе Грезы не смогло преодолеть вскипевшую неистовую ненависть, родившуюся из пожирающего душу ужаса и боли потери. Со звериным воплем, столь первобытным, что принадлежать разумной и цивилизованной полукровке просто не мог, на меня и на шкаф обрушились хвосты легендарной плети. Ну, после такого разговор автоматически подошел к концу, а в глубине души приятной истомой билось осознание, что я довел ее даже не до исступления, но до грани распада личности, что, несомненно, льстит толстому троллю внутри меня.
На меня наложена кража тени, подвергнутая модификации Созиданием, копируя Пыпыща на высочайшем из возможных в таких условиях и временных рамках уровне. Маску дополняло ясновидение, позволяющее мне, успевшему (долой гусарские пошлости!) побывать внутри души полурослика, мимикрировать еще лучше. Маскировка, несомненно, очень важна в тонком деле выноса мозга, но сражаться под таким скрытом весьма сложно, что я не раз утверждал. Чуть дернись, чуть переборщи с усилием, и часть маскировки может стечь, пропустить немного тебя настоящего. Публика тут, конечно, не самая привередливая, но и перед ней спустя рукава работать не хочу.
Отскакиваю от плети, позволяя той расколошматить бедный шкаф, после чего в руках оказываются вытащенные из рукавов куски зеркал, словно набор метательных ножей. Шмиелэ только замахивается для второго удара, рядовые бойцы и все три одержимые твари, включая сидящую в ритуальном круге, начинают стряхивать со своих мозгов налепленную сиреневую паутинку, а я, соответственно, начинаю окружающих больно бить.
Весьма забавно, но кража тени, если сделать ее максимально автономной в своей природе и не слишком насыщать ее чистой планарной силой, остается одним из немногих приемов, которые можно использовать в связке с иным планом. Сложно, да и есть риск смыть маскировку, если слишком сильно вложиться в технику, но все же можно. Довольно логично, если подумать, ведь я и раньше об этом знал, еще с Каменной, где довольно успешно притворялся главой службы безопасности крепости, используя при этом часть его умений. Подобная возможность и является одним из главных козырей связки из кражи и Созидания, если подумать.
Пока в голове роятся столь важные - и, главное, вовремя пришедшие! - мысли, руки делают быстрее головы. Все три твари получают по два куска зеркала внутривенно, причем совершенно буквально, ведь впившиеся в оскверненную пороком плоть зеркала в тот же миг растеклись внутри их ран зеркальной ртутью, разрушая связь хоста и самого изверга, размывая его суть и лишая контроля над магией и плененными в сонме душами. Элитные твари могли бы выжечь такую атаку, но эти, хоть и были уровнем выше тридцатого, но явно не самыми могучими - все три сдохли, пусть даже занятой ритуалом мерзости пришлось добавить еще одну порцию планарной силы в организм, перенаправив ее прямо по маячку в виде плещущейся в их телах ртути.
Хлопок в ладоши, и каждая отражающая поверхность особняка, включая заляпанный кровью и покрытый пылью пол из полированного дерева, начинает отражать нечто иное, да и многие поверхности, которые отражающими не являлись, резко превратились в отражающие. Простых бойцов не убило, но накрыло таким количеством эффектов, что бойцами они быть перестали. Головокружение, звон в ушах, слабость в теле, галлюцинации, обострившиеся психические расстройства, путающаяся память, сбитые рефлексы - под таким прессингом не попляшешь. И, конечно же, шум. Шум хлопающих крыльев, вытащенный частично из чистого озарения, спровоцированного ясновидением, частично из пропитанного ужасом образа того страха, что так напугал наглую кошатину.
Кошка взвыла совсем отчаянно, лишь за счет уровня и прямо сейчас пропускаемого сквозь тело самоубийственного объема энергии Пекла умудряясь не помереть от страха прямо тут. Усиливаю прямо сейчас рождающийся кошмар, одновременно не допуская силу Пекла к мозгам беззащитных жертв, отчего бойцы начинают стремительно превращаться в тыквы, по крайней мере, в плане умственной деятельности. Выжигание мозгов и частично даже души, от которого даже не ставшие овощами напрочь ехали крышей, обращаясь в хнычущие развалины, обломки себя бывших.
Шмиелэ, услышав, как ей казалось, наяву так и не забытый шорох крыльев, разом растеряла жажду сражаться и даже давящая воля хозяев, пропитывающая тело, разум и суть ее, не вернула той решимости. Она попробовала сбежать, метнувшись тенью к ближайшему пролому в стене, обронив (реально обронив легендарное оружие!) свой артефакт, но я, даже под маскировкой, был быстрее ничего не соображающей от страха полукровки. Не сказать, чтобы намного, но достаточно для стремительного удара.
Еще один кусок зеркала, только уже не внутривенно, а наружно - зеркало обратилось жидкостью, покрывая одежду и кожу тонким слоем, парализуя, сковывая, ломая волю и даря все тот же транслируемый мною шорох крыльев, за которым перезвона зеркал не различить. Ужас ее достигает той грани, за которой она даже стоять не может, не может думать и пребывать в сознании, падая на окровавленный пол и проваливаясь в собственные кошмары. Она мне живой нужна, благо допросить ее в таком состоянии будет очень просто, даже без необходимости приводить в сознание. В здравом уме и не доведенная до отчаяния она могла бы сопротивляться хотя бы минут десять, прежде чем оказаться вывернутой наизнанку и лишенной любых интересующих меня тайн, но мой "тонкий" подкол всю ее способность сражаться раздавил самым циничным образом.
Секунду вынуждено трачу на размышления о том, стоит ли пнуть ее по почкам или не тратить силы на удар, который на фоне ее личного ада все равно окажется незамеченным. Потом перевожу взгляд на шокировано осматривающихся пленников, часть из которых, та самая, самая высокоуровневая, успела немного прийти в себя и ох*еть.
