И е р о н и м. А для вас это имеет какое-нибудь значение?

Д о к т о р. Я спрашиваю потому, что послезавтра нужно сменить повязку.

Я н. Я приду к вам послезавтра.

Д о к т о р. Позвольте, я сам зайду. (Закрывает чемоданчик.) Ну, так. На сегодня моя роль окончена.

Я н. Я могу вас только поблагодарить.

И е р о н и м. Увы, кроме металлических пуговиц, у нас ничего похожего на деньги нет.

Д о к т о р. Ах, оставьте, не стоит говорить об этом! Разрешите откланяться. Вскоре стемнеет, и мне хотелось бы поскорее быть с детьми.

М и х а л. Да, конечно, вам нужно торопиться.

Д о к т о р (надевая пальто). Желаю вам того же, что и себе: спокойной ночи. (Идет к двери.)

Я н (вслед ему). Минуточку, господин доктор…

Доктор останавливается.

Хочу вас спросить. А вы… вы не боитесь… повторения вчерашнего?

Михал и Иероним с удивлением смотрят на Яна.

Д о к т о р. Если я вас правильно понял… Должен вам искренне сознаться, что… такие опасения меня не покидают. Увы, мы ведь совсем беззащитны. Я даже думаю, что и жизнь наша в опасности. Тем более что я единственный врач в этом городке и обязан открывать двери каждому, кто вздумает постучаться. Но что поделаешь? Я на все готов. В крайнем случае убьют меня, — понятно, что детей я буду защищать. А те люди очень разъярены, особенно когда выпьют. Возможно, они считают, что сейчас я и моя семья отвечаем здесь за всех немцев.

Я н. Мне кажется, что при создавшейся ситуации вам и вашим дочерям было бы намного безопасней хотя бы здесь, в этой квартире… (Михалу и Иерониму.) Как вы думаете?

Д о к т о р. Простите, как я должен это понимать? В этой квартире?

И е р о н и м. Вот именно, как ты, Ян, это понимаешь?

Я н. Очень просто. Уступим семье доктора одну из пяти комнат, подальше от входа, а мы здесь займем оборонительный рубеж впереди.

И е р о н и м. Мы — оборонительный рубеж? Впереди, говоришь? То есть там — фронт настоящий, большой, а у нас здесь будет свой маленький, совсем маленький?.. Послушай, что ты, собственно, задумал?

Д о к т о р. Простите. Вы, вероятно, подшутили надо мной…

Я н. Это не в моих правилах — шутить над людьми безоружными и беззащитными. И уверен, что мои коллеги тоже…

М и х а л. У тебя, Ян, бывают неожиданные идеи.

И е р о н и м. Я бы сказал — странные. Мне понятны отцовские чувства, но… как бы там ни было, ведь это немцы, и мы совершенно не обязаны помогать им, заботиться об их безопасности. А может быть, даже и не имеем права?

Я н. Со вчерашнего дня мы получили право выбора… как поступать… по отношению к немцам — тоже. Я уже выбрал.

М и х а л. А я, как тебе известно, выбрал спокойствие и подозрительно отношусь ко всему, что ему угрожает. Может быть, это мерзко, но это так… (После паузы, раздраженно.) Спроси его по крайней мере, сколько их там, этих детей, этих девчонок?

Я н (доктору). Мои коллеги хотели бы знать, поместится ли ваша семья в одной комнате.

Д о к т о р. О, конечно. Их всего три. Но мне не верится: неужели после того, что было, что вы пережили сами, вам не безразлична судьба какой-то немецкой семьи?

Я н (Иерониму). Слышишь, он рассуждает почти так же, как ты! (Доктору.) Ваше неверие, по-моему, проявление одной весьма распространенной болезни. К сожалению, хотя вы и врач, но бороться с ней бессильны. (Иерониму.) И все-таки, мой дорогой, мы должны попытаться лечить ее. (Доктору.) Коллеги поддерживают мое предложение. Если вам это подходит, ведите сюда своих малышек. Скоро стемнеет.

Д о к т о р (ошеломленный). Вы серьезно?.. Не могу найти слов… Конечно, мои дети будут здесь в полной безопасности. А в благодарность я велю им помогать вам по хозяйству. Да-да, уж они займутся этим. Мои девочки послушные, трудолюбивые, так сказать, воспитанные в немецком духе. Значит, с вашего позволения, я пойду домой и приведу их сюда. (Идет к передней, у двери внезапно останавливается. Смущенно.) А если она не захочет? Извините, мне только сейчас пришло это в голову… Вы понимаете, как тяжело переживает девушка свой… то, что случилось. Она избегает даже моего взгляда…

М и х а л. Да, этого мы действительно не учли. Все-таки мы чужие люди, неотесанные вояки…

Я н. Вы говорите, что она избегает вашего взгляда. Но, мне кажется, главное в том, чтобы избежать дальнейшей опасности, не так ли?

Д о к т о р. Вы правы. Сейчас это важнее всего.

Я н. Кроме того, я и мои коллеги не примирились бы с мыслью, что рядом с нами дрожат от страха перед насилием беззащитные люди, тем более дети…

Д о к т о р. Да-да. Я вас понимаю. Думаю, что они тоже поймут. Инга — девушка рассудительная, и я сумею объяснить ей, что это необходимо для ее же блага. Да, да, несомненно, мы скоро придем… Через полчасика, с вашего позволения. (Уходит.)

Ян, Михал и Иероним некоторое время стоят молча, выжидающе смотрят друг на друга, словно до их сознания только сейчас дошло все то, что произошло. И вдруг кто-то из них рассмеялся, за ним другой, и вот уже все разражаются безудержным смехом. Внезапно открывается дверь и появляется  Д о к т о р. Он хочет что-то сказать, но, пораженный, не может вымолвить ни слова. Наконец смеющиеся замечают его и умолкают.

Д о к т о р (очень смущенный). Извините, я вернулся, чтобы… чтобы еще раз увериться, приходить ли нам… на самом деле или…

М и х а л. Мы вам уже сказали, что это не шутка.

Д о к т о р. Мне тоже так показалось. Но кто знает… Вы имеете право посмеяться надо мной… над нами… Несчастные люди всегда немного смешны, я это понимаю…

Я н (с неожиданным раздражением). Ничего, ничего вы не понимаете, ничего! Мы над собой, над собой смеемся! (Почти приказывая.) Идите же скорей за своими малышками, пока еще не совсем стемнело.

Озадаченный  Д о к т о р  стоит молча, потом быстро уходит.

И е р о н и м (после паузы, с обидой). Должен признаться, что я тоже ничего не понимаю. Самому черту не разобраться, кто над кем смеется. Смотрю я на тебя, Ян, и сам не знаю, что происходит… Чувствую только — что-то здесь неладно…

М и х а л. А все же Ян прав. Это не мы — над нами посмеялись. Кто бы мог подумать, что наш первый после выхода из лагеря поступок будет… именно такой…

И е р о н и м. И все это выдумка Яна. Если кто и посмеялся над нами, так только Ян.

Я н. Ошибаешься. Я лишь высказал вслух то, о чем вы думали про себя. Да или нет? Сознайся, Михал!

М и х а л. Какой странный этот первый день… Все не так, как должно было быть…

И е р о н и м. Но ведь это же абсурд! Сначала я был просто ошарашен, а теперь все более убеждаюсь — это абсурд. Правда, я отец пятнадцатилетней дочери, но, откровенно говоря, даже не знаю, жива ли она. Может быть, немцы ее убили? И я прежде всего обязан как можно скорее отыскать ее… или ее могилу… Нет, друзья мои, у нас своих забот достаточно.

М и х а л. Но теперь уже поздно. Они сейчас придут. Они, эти дети, или — если вам больше нравится — эти девушки. Боюсь, что все будет не так уж просто…

Я н. Еще бы. Отвыкли мы от детей, особенно от девушек… (Подходит к окну, открывает его, затем возвращается и внимательно смотрит на Михала и Иеронима.) Ну что ж, мои дорогие? Давно пора посмотреть, как эти существа выглядят… Как они выглядят наяву…

Внезапно за окном раздался нестройный звон колокола, чувствуется, что звонит кто-то неумелый. Все удивленно смотрят друг на друга.

И е р о н и м (высовывается в окно, хохочет). Да это же они! Павел и Кароль, кто же еще! Я говорил вам, что они остались возле кирхи. Вот сопляки!