А как быть с тирадой о «яркой жизни»? В связи с этим следует помнить, что Рут — это образ, показанный в драматическом развитии, критическим пунктом которого служит именно французский эпизод. «Я хочу это видеть… Должна это видеть», — говорит она майору, узнав об уничтожении заложников. Это потребность посмотреть в глаза правде гитлеровской оккупации, потребность воочию убедиться, почему же в Европе «нас не любят» — не какая-то дешевая извращенность, а ощущение наступающего жизненного поворота. И если до сих пор Рут с поистине биологической убежденностью неоднократно пользовалась своей фразой о «яркой жизни», то на следующий день после дорожного эпизода она в беседе с отцом еще раз бросает эту фразу, но уже как бы в кавычках, с чувством нового, страшного значения этих двух слов; именно так, как это сделала с изумительной интуицией и подлинным актерским мастерством Ирена Эйхлерувна{19}.
Нет, Рут не спасает Петерса — как этого хочет один из польских критиков — «для полноты впечатлений». Серьезный анализ текста уберег бы от такого рода легкомысленной интерпретации. Вместе с тем я согласен с тем же критиком, когда он констатирует правильность авторской интуиции, которая «не позволила спасти Рут». Действительно, «на эту девушку упала тень близкого конца ее класса». Ибо глубокое значение конца буржуазии не только в том, что она умирает в пароксизмах преступлений и страшнейшей жестокости в отношении народных масс, а и в том, что она безжалостно губит все лучшее, самых ценных личностей в собственном классе, в собственной среде. Гитлеровская Германия дает немало тому примеров — одного из них не могло не быть и в «Немцах».
МАКСИМ ГОРЬКИЙ{20}
Большие переломы в литературе, как и сама литература, это не изолированные, автономные явления; они сопутствуют значительно более широким, охватывающим все области жизни историческим переворотам и переменам в общественных отношениях.
Максим Горький относится к тем немногим в истории мировой литературы писателям, творчество которых имеет подлинно переломное значение. В развитии художественной литературы он является выразителем того гигантского общественного и духовного переворота, осуществление которого стало исторической задачей рабочего класса, вооруженного революционной идеологией, марксистско-ленинской наукой.
Само понятие перелома предполагает, образно выражаясь, и понятие моста, смело переброшенного над пропастью, понятие определенного «рубежа». Какое-то решительное «нет» и какое-то страстное «да», нераздельные одно от другого. Свой «рубеж» сам Максим Горький охарактеризовал как эпоху, глубоко, необыкновенно и всесторонне драматичную, эпоху интенсивного драматизма процессов уничтожения и созидания. Будучи переведенными на язык четко политический, эти слова становятся характеристикой эпохи империалистических войн и пролетарских революций.
В годы, когда Горький начинал свою творческую жизнь, огромная царская империя была наиболее гнилым звеном мира, в ней господствовали самые пагубные силы империализма. В годы, когда он писал последние свои произведения, на этой огромной территории существовало, строилось, обретало непреодолимую силу первое государство рабочих и крестьян, Союз Советских Социалистических Республик.
Горький принадлежал к числу тех, кто уничтожал старое, чтобы иметь возможность строить новое. Его ненависть к царизму была старшей родной сестрой его горячей любви к советскому строю. Как нельзя отделить день от ночи, так в творчестве Горького нельзя отделить страстную критику буржуазного общества с его волчьей моралью от столь же страстного утверждения сил, заключенных в рабочем классе, в простом народе, сил, способных перестроить жизнь, вернуть все ценности Человеку с большой буквы.
Начав в 1892 году свою писательскую деятельность, Горький застал в литературе своей страны, как, впрочем, и за ее пределами, наряду со всякими ущербными «измами» ценное направление критического реализма, в русской литературе представленное такими выдающимися писателями, как Лев Толстой, Чехов, Короленко. Острота ви́дения общественного зла и глубина сочувствия его жертвам, отличавшие этих мастеров, рождали произведения, которые сыграли важную роль в пробуждении отвращения и ненависти к буржуазным формам жизни; их произведения как сегодня, так и всегда будут ценнейшими драгоценностями в сокровищнице прогрессивной литературы.
Но литература критического реализма была в какой-то мере односторонней. Клеймя существующее зло, она не замечала, во всяком случае не замечала с достаточной ясностью, общественных сил, способных уничтожить это зло, перестроить формы общественной жизни, сделать их лучшими, справедливыми. И вот именно Максим Горький, почти с первых шагов своей писательской деятельности, внес в литературу ясность ви́дения пути, ведущего в будущее, а также горячую веру в творческую энергию народных масс, в необходимость революционного преобразования жизни. В силу этого он стал провозвестником и первым писателем новой эпохи в литературе, эпохи социалистического реализма.
У большого, боевого, реалистического писательского искусства Горького были два источника: глубокое и всестороннее знание жизни и революционная идеология марксизма-ленинизма.
В знании жизни ему помог суровый жизненный опыт и тесная связь с жизнью русского народа. Трудно найти в истории мировой литературы второго писателя, который, подобно Горькому, собственными ногами «выходил» бы свое знание жизни, собственной грудью дышал воздухом, которым дышал его народ, всем своим существом проникся бы горькой долею народа, разделил бы его судьбу и почувствовал его скрытую мощь.
Писатели по-разному присматриваются к жизни. Одни могут заметить в ней лишь натуралистическую мешанину событий, «голых» фактов, вопиющих по своей жестокости или абсурдности, но, в их глазах, оторванных от широкого фона общественных отношений, не связанных между собой. Другие могут искать в окружающей действительности только отражения самого себя, зеркальных очертаний собственного «я». Но есть еще третий тип писателей, третий тип ви́дения действительности: когда художник воспринимает и понимает ее процесс развития, когда мысль и глаз писателя должны замечать не только то, что «есть», но и то, что только еще нарождается.
Способность такого ви́дения, хотя бы в какой-то степени, всегда была условием большого писательского мастерства. Но у Горького, впервые в истории мировой литературы, эта способность восприятия жизни в динамике ее развития проявилась как основная черта творческой деятельности, определившая ее революционное новаторство.
Этой способностью Горький обязан тесной связи своего писательского труда с революционной борьбой рабочего класса, с марксистско-ленинской идеологией. Соединив эту способность с огромным богатством художественных средств, он стал автором «Матери», первым большим писателем новой исторической эпохи, начавшейся в дни Октября.
С какой бы стороны ни смотреть на творчество Горького, всегда поражает необыкновенная полнота и уверенность его полета, его «двукрылость». Творчество Горького никогда не бывает, как у мастеров критического реализма, только «против», оно всегда совершенно ясно и последовательно определяет свое «за», страстно нацеленное в будущее.
В одном из своих высказываний о творчестве Горький различал две основные причины, которые могут склонить к писательскому труду, — это или «томительная бедность жизни», или, наоборот, необыкновенное богатство впечатлений, переживаний, наблюдений. Первая может быть источником страстных мечтаний о другой, лучшей, прекрасной жизни и рождает «романтическую», революционную литературу. Вторая ведет к созданию пластических, полнокровных картин жизни, порождает буйную реалистическую эпику и драматургию.
Свое мастерство Горький выводит из обоих источников. На вопрос, почему он начал писать, он ответил: чтобы противопоставить себя «томительной бедности жизни», а также потому, что напор переживаний, впечатлений и наблюдений «не позволял не писать». Первое породило такие «романтические» произведения, как «Песня о Соколе», «Старуха Изергиль» или «Песнь о Буревестнике», второе — реалистическую прозу таких рассказов, как «Двадцать шесть и одна» или «Супруги Орловы».
