Этой пьесой, самим ее замыслом, я обязан рассказу Леонида Андреева «Губернатор» (1906). Однако она не является простой инсценировкой этого рассказа, а представляет собой самостоятельное произведение и в целом весьма от него отличается. Собственно, я заимствовал у Андреева лишь «исходную ситуацию» и некоторые элементы экспозиции, которые ощущаются только в первых пяти сценах первого действия. Все, что происходит потом, особенно во втором и третьем действиях, развивается совершенно иначе и даже, я бы сказал, «полемически» по отношению к рассказу Андреева. Это касается в равной степени фабулы и проблематики, а также образа главного героя. Наконец, в противоположность рассказу, моя пьеса не имеет определенной историко-географической локализации.

Губернатор.

Анна Мария.

Сусанна.

Мануэль.

Префект полиции.

Отец Анастази.

Лука.

Прокурор.

Адъютант.

Иоася.

Целина.

Эльза.

Сильвия.

Узник.

Надзиратель.

Сторож.

Хозяин пивной.

Слуга.

Могильщик.

Рассказчик.

Гости в доме Губернатора.

Посетители пивной.

Р а с с к а з ч и к. Пожилой человек в халате, стоящий там, в открытых дверях балкона, это здешний губернатор. Впрочем, с каких это пор губернаторы встают на рассвете? Ведь сейчас рассвет, пора молочников и подметальщиков. Но молочники никогда не показываются на площади у губернаторского дворца, тут запрещено шуметь и на рассвете и в любую пору суток… А подметальщики? О, у этих было полно работы два дня назад, когда им велели очистить мостовую перед дворцом от крови, камней и клочьев одежды. Труднее всего было смывать эту кровь. Куда быстрее убрали тела, из которых она вытекла. Тела голодных и отчаявшихся людей, которые в тот день забыли, что возле губернаторского дворца нельзя шуметь. Поскольку вы еще не видите лица губернатора, лица наиболее известного во всем городе, обратите по крайней мере внимание на его жест. То ли губернатор распахнул рывком балконную дверь как человек, задыхающийся от недостатка воздуха, то ли, напротив, хочет ее захлопнуть, словно убоясь занимающегося за окнами рассвета. Кто знает, а может, этот жест означает и то и другое?

А н н а  М а р и я (в утреннем наряде, входит, наблюдает за мужем; немного погодя, усталым голосом). На что ты там смотришь, Петр?

Пауза.

Тебе не спится?

Пауза.

В три часа ночи он еще ходил по кабинету, я слышала… (Подходит ближе, прикасается к плечу мужа.) Ты не бережешь себя…

Г у б е р н а т о р (опускает руки, оборачивается, смотрит на жену как на чужого человека). Я не желаю, Анна Мария, не желаю…

А н н а  М а р и я. Чего, Петр?

Г у б е р н а т о р. Чтобы за мной подглядывали.

А н н а  М а р и я. Ты покинул нас.

Г у б е р н а т о р. Еще нет.

А н н а  М а р и я. Ведь я знаю. Ты находишься среди нас, но тебя нет. Мы чаще слышим теперь твои шаги, чем твой голос. Это невыносимо — два дня твои шаги в кабинете… Если тебе тяжело, поделись с нами, это принесет тебе облегчение…

Г у б е р н а т о р (с горечью). Ты хочешь облегчить мои страдания? Ты? (Отходит от дверей, садится за письменный стол; немного погодя.) Как думаешь, Анна Мария, распорядится ли мой преемник перенести кабинет в другую часть здания? Я поступил бы именно так, если бы был моим преемником.

А н н а  М а р и я. Не думай об этом. Только ты думаешь о своем преемнике. До этого еще далеко, очень далеко. А кабинет можно перенести хоть завтра. На ту сторону, где окна выходят в сад.

Г у б е р н а т о р. Я уже ничего не стану менять. Мой преемник — это другое дело. А я… Нет, дорогая, не стоит утруждать прислугу ради тех нескольких дней, которые мне еще остались.

А н н а  М а р и я (со страхом). Нескольких дней?

Г у б е р н а т о р. Не принимай этого буквально. Я говорю — нескольких, но это может случиться уже завтра или послезавтра.

А н н а  М а р и я. О чем ты говоришь?

Г у б е р н а т о р. Не стесняйся. Подойди ко мне, потрогай мой лоб и скажи еще…

Анна Мария подходит и прикладывает руку ко лбу мужа.

Скажи: «Петр, кажется, у тебя жар?»

А н н а  М а р и я. К счастью, твой лоб совершенно холодный. (Оживленно.) Лучше всего было бы уехать. Да, уехать отсюда на некоторое время. Да-да! Куда-нибудь на юг… Ты должен немедленно взять отпуск, на несколько недель…

Г у б е р н а т о р. Это Сусанна. Узнаю Сусанну. Наша дочь не теряет головы.

А н н а  М а р и я. Все так советуют. Тебе необходим длительный отдых. Как можно дальше от этого города, от этих окон, от этой страшной площади…

Г у б е р н а т о р (показывая на окна). Знаешь? Они перестали ходить. Обходят стороной нашу площадь. Порой кто-нибудь забредет, я наблюдаю из-за шторы, но, сделав несколько шагов, спохватится и быстро улизнет назад.

А н н а  М а р и я (со злостью). Тем лучше. Пусть не ходят. (Немного погодя.) Но кабинет я, во всяком случае, прикажу перенести на другую сторону. У тебя перед глазами будет наш сад, зелень, белки. А эту комнату попросту запрем. Разреши, я еще сегодня распоряжусь. Да-да. Ты сразу почувствуешь себя иначе, вот увидишь.

Г у б е р н а т о р. Прошу тебя, не говори мне больше об этом. И об отъезде на юг. Это было бы трусостью, обыкновенной трусостью. Надеюсь, ты знаешь, что я не трус. (Встает из-за стола.) А теперь ступай, дорогая, ступай. Скоро наступит день, еще один день… Какой же это, Анна Мария? Третий или уже тридцатый?

А н н а  М а р и я. Не считай! Не считай! Если перестанешь считать, сразу же почувствуешь себя иначе. Вот увидишь.

Р а с с к а з ч и к. Итак, мы уже знаем. Не только молочники, все обитатели этого города избегают теперь площадь перед губернаторским дворцом. «Перестали ходить»… А ведь это было всегда излюбленным местом послеобеденных и вечерних прогулок здешних обывателей. Украшенная живописными скверами, площадь эта играла роль местного салона, и никому не приходило в голову, что тут можно было бы вести себя иначе, чем в салоне. Только два дня назад казалось, что можно… Следует признать, что менее всего это удивило самого губернатора. Когда он вышел на балкон и увидал грязные волны толпы, заливающей великолепную площадь, первой его мыслью было спокойное признание, которое, как вздох, вырвалось из уст пожилого господина: ну конечно, когда-нибудь это должно было произойти… Он долго смотрел, словно считая сотни этих впервые увиденных лиц. Это были они, люди, которыми он правил. Они заполнили уже всю площадь, голова к голове, и только считанные шаги отделяли их от безмолвной стены пехоты, вытянувшейся двумя шеренгами вдоль фасада дворца. Стоявший на правом фланге командир роты не спускал глаз с одинокой фигуры губернатора на балконе. Ах, как же он был тогда одинок! Вдруг из середины толпы словно выстрелил крик, резким хлопком ременного кнута, и сразу же десять, двадцать других возгласов. Сумрачная волна двинулась с места, воздев кулаки. Зазвенели какие-то стекла, одно разлетелось в дверях балкона. И тогда губернатор потянулся к карману, достал платок, и он на мгновение сверкнул в его поднятой руке, словно огромный белый цветок…

Губернатор, в мундире, сидит за письменным столом.

П р е ф е к т (у стола, в почтительной позе). Вчера умерло еще пятеро раненых, ваше превосходительство. Состояние остальных не внушает опасений. Недели через две все выпишутся из больницы.

Г у б е р н а т о р. Итак, сколько? Окончательно — сколько?

П р е ф е к т (тише). Сорок два, ваше превосходительство. В том числе одиннадцать женщин.