Я ж и н а. Эх, паненка, а у меня хата совсем новая. Мне и подавно хочется, чтобы простояла дольше, хоть внучат бы дождалась.
И о а н н а. Вот именно!
Г н а т (резко). Пойдем, Яжина, как бы нам совсем не сдуреть. (Тянет Яжину.)
Все трое направляются к выходу, но вдруг останавливаются. Слышится шум голосов, затем входят крестьяне, среди них С у л ь м и н а и н е с к о л ь к о ж е н щ и н. Впереди всех — Р у д н и ц к и й и Г а р у с. Крестьяне заполнили часть комнаты, террасу, молча озираются, оценивая ситуацию.
Г а р у с (мужик лет сорока, показывая на Морговяка и Яжину). Ну как? Правду я говорил? Вон они, панские прихвостни! И ясновельможная паненка здесь собственной персоной!
Г о л о с и з т о л п ы (запальчиво). Значит, правду люди говорили!
Р у д н и ц к и й. Э-э, и вы, Сульма, в эту компанию попали! (Толпе.) А я еще вчера утром уговаривал его выступить на собрании, посвященном конституции!
С у л ь м а (возмущенно). И выступлю, чтоб вы знали, Рудницкий! Выступлю!
Р у д н и ц к и й. Вчера не хотел, вилял. Теперь понятно почему! Все ясно!
С у л ь м а. Да, ясно, чтоб ты знал! И станет еще яснее! Можешь больше не уговаривать, сам хочу выступить. Попробуй не дай мне слова!
С у л ь м и н а (тянет его сзади за одежду). Оставь, Кароль! Не кипятись!
Р у д н и ц к и й. Да кто тебя слушать станет, двурушника, прихвостня. Даже не суйся!
С у л ь м а (с отчаянием). Не говори так, Рудницкий! Не говори! (Ослабев после вспышки.) Лучше бы мне по роже съездил при всех!
И о а н н а (подходит, подбадривает Сульму). Успокойтесь, пан Сульма. Я все объясню, нас выслушают, поймут…
С у л ь м а (подавленно). Ох, до чего дошло, паненка! До чего дошло!
В толпе движение, люди расступаются, пропускают В р о н у, за ним Х э л ю.
В р о н а. Что случилось? Что тут такое?
Г а р у с. Что? Это мы вас, товарищ директор, должны спросить, что тут такое. Говорят, в усадьбе паненка какая-то появилась, из прежних господ. Верно это?
В р о н а. Верно, товарищ Гарус!
Г а р у с. Говорят, она тут со вчерашнего вечера. Верно это?
В р о н а. Верно.
Г а р у с. А кто ее сюда позвал, хотел бы я узнать?
И о а н н а. Никто. Я сама пришла, по собственному желанию.
Р у д н и ц к и й. Ваше-то желание нам, гражданка, понятно, но здесь же не корчма, кто-то должен был впустить, разрешить… Говорят — Сульма… А может быть, вы, товарищ директор?
Г а р у с. Мы, например, знали, что вы, товарищ директор, со вчерашнего дня в Познани, — и вдруг, странное дело, вы здесь да еще спрашиваете нас, что тут происходит! Как это понимать?
В р о н а. Разрешите объяснить…
Г а р у с. Что там «разрешите»! Вы разрешения не спрашивайте, а рассказывайте поскорее!
С у л ь м а (говорит с трудом). Я скажу. Директор ни в чем не виноват. Я виноват, и никто больше… Я разрешил…
И о а н н а. Я хочу кое-что добавить к словам гражданина Сульмы.
Г а р у с. Вы? Вы нас интересуете так же, как прошлогодний снег.
И о а н н а. Как панна Вельгорская, возможно. Но у меня есть не только фамилия. Не знаю, понимаете ли вы меня? Я еще и человек, которого вы совершенно не знаете…
Р у д н и ц к и й. Конечно, не знаем! Откуда же нам знать? Столько лет не видались! Но нас больше интересуют те люди, которых мы знаем… (Показывает на Сульму.) Вот он нас интересует. И директор нас интересует. А больше всего эти… (Показывает на Морговяка, Яжину и Гната.) Они ждут только подходящего случая, чтобы начать шебуршить, мутить воду! Зачем вы сюда пришли, Морговяк? И вы, Яжина? И вы, Гнат?
М о р г о в я к. За чем и вы, Рудницкий, — поглядеть…
Я ж и н а. Истинно, поглядеть — ничего боле, давно не видали.
Г а р у с. Знаем мы вас, ваше глядение!
Г о л о с и з т о л п ы (запальчиво). Они глядят — словно волки зубами щелкают!
Г а р у с (Иоанне). А может, это паненка хотела с ними повидаться?
И о а н н а. Если бы хотела, так повидалась бы в другом месте, не здесь.
Р у д н и ц к и й. Может, и верно. Стало быть, это они хотели?
М о р г о в я к. А почему бы и нет? Закон не запрещает.
Р у д н и ц к и й. Вы, Морговяк, всегда закон чтите?
М о р г о в я к. А вы как думали? Двенадцать лет был старостой.
Р у д н и ц к и й. Ого, что вспомнил! Для вас было бы лучше забыть это время!
Г н а т. Не трепите языком, Морговяк! Не видите — насмехаются над вами? Но из вас, Рудницкий, кто-то тоже дурака делает… И из вас, Гарус, делают. (Толпе.) Из всех вас, мужики!
Движение, шум в толпе.
Истинно так, так! Потому как эта пани… (с издевательским смешком) вовсе не паненка Вельгорская… Брехня, липа, а не паненка! Пошли, Морговяк, отсюда! (Проталкиваясь сквозь толпу, уходит.)
М о р г о в я к и Я ж и н а идут вслед за ним. Все, за исключением Вроны и Сульмы, в растерянности смотрят на Иоанну и друг на друга.
С т а р и к к р е с т ь я н и н (подходит вплотную, внимательно рассматривает Иоанну, после паузы). Это не па-нен-ка? А кто же, люди добрые? Кто ж такая?
В р о н а. Эй! Чего обалдели? Кулак подшутил над вами, а вы уж готовы затылки чесать…
Г а р у с. Кулацкое дело — песок в глаза людям сыпать. Но вы, директор, вы объясните: что здесь на самом деле происходит?
В р о н а. Что на самом деле? А то, что паненка проспала лишних полчаса.
Р у д н и ц к и й (возмущенно). Проспала полчаса! Только и всего? Больше ничего?
Г а р у с. Нечего сказать — хорошо! Всю деревню взбаламутили! Кому такое на руку?
Р у д н и ц к и й. Известно кому, Морговякам. Мы подоспели в самый раз, чтобы порядок навести!
Г а р у с. А как же иначе? Бдительность, чай!
В р о н а. Правильно. И хорошо, что пани Вельгорская сама смогла убедиться в этом.
И о а н н а (серьезно). Думаете, только это меня убедило? Я пережила здесь значительно больше… со вчерашнего вечера… А вот эти полчаса смотрю и слушаю беспомощно… Приходят разные люди… Клысь, например… Знаете такого? И еще какие-то, и эти трое, которых вы видели… Каждый со своим или за своим делом… Да, я вправду проспала лишних полчаса… Но теперь уж я действительно последний раз в этом старом доме…
Долгое молчание, все напряженно всматриваются в Иоанну. Вдруг позади возникает шум, кто-то проталкивается через толпу.
М и г а ч (из толпы). Покажите, покажите, люди! Покажите и мне! (Выбравшись из толпы, шарит глазами.)
В р о н а. Что вам, дедушка? Что вы хотите?
М и г а ч. Сказывают, в деревне будто паненка прилетела издалека… Спрашиваю, откуда, может, из той… Америки. Никто точно не знает, но говорят: может, и из… Америки…
Р у д н и ц к и й. Болтаете чепуху, дедушка, ступайте отсюда.
М и г а ч (увидев наконец Иоанну). Так вот же! Она сама, ясновельможная пани! Низко кланяюсь, паненка! Может, что слыхали про моих-то, про Мигачей из города Нуерка? Почему, сукины сыны, с войны ничего не пишут, бумажек не шлют, этих самых дуларов, что раньше в каждое письмо клали — по два, по три, один раз даже целых пять…
И о а н н а. Ошиблись, дедушка. Я не из Америки, я из Варшавы.
М и г а ч. Не из Америки? Э, а сказывали, что оттуда, издалека… Стало быть, ничего не знаете про Мигачей из города Нуерка? Вот те на! Ничего не знают… Никто ничего не знает… (Уходит.)
Г а р у с. Видали? Вон какая темнота осталась нам в наследство от панов да ксендзов! Полюбуйтесь! Прошу прощения, что так говорю о почтенной семье…
