(Заметив их.) Пан Сульма! Кто эти люди?
Б р о ж е к (низко поклонившись). Мы, паненка, Брожки… Франэк, Ягна и вот он мальчонка, значит, Ясек, сын вроде бы… (Глупо хихикнув.) Не узнаете? А ведь все знают!
И о а н н а. Ничего я не знаю, ничего.
С у л ь м а (подходит к Брожеку, вполголоса). Одурел, Брожек, что ли? Убирайтесь отсюда! Молодая хозяйка ничего не знала и незачем ей знать!
Б р о ж е к (хихикая). Не знала? Так я ей сейчас… (Выталкивает Ясека на террасу, прикрывает дверь.) Ясеку не надо слушать. Мы привели его только показать, что он есть, жив… Эх, паненка, и сорванец он, сладу никакого с ним, а уж обжора! Не напасешься…
Б р о ж к о в а. Весь в отца, паненка!
Б р о ж е к. То-то и оно! В пана отца!
И о а н н а. По вас не видно, что вы обжора!
Б р о ж е к. А разве я про себя говорю! Здесь был пан Квапиньский, управляющий… Вот в кого Ясек обжора.
Б р о ж к о в а. В него, в него. Мужчина был пан управляющий — что твоя печка, большой да горячий…
Б р о ж е к. В те годы вы, паненка, еще в школу ходили. Сульма должен помнить, что тот управляющий выделывал с девчатами…
И о а н н а. Пан Сульма! Что им от меня надо? Скажите, пусть уходят!
Б р о ж е к (торопливо). А мы только напомнить. Вы, паненка, наверно, знаете, где теперь тот управляющий Квапиньский, может, видитесь с ним? Так уж замолвите словечко, скажите, что Ясек жив, растет и жрет не хуже большого… Да и одежонка бы какая пригодилась…
Б р о ж к о в а. То-то и оно! Ежели бы пан управляющий вспомнил те годочки, может, облегчил бы нам…
Б р о ж е к. Только затем мы и пришли. Пойдем, Ягна, не станем больше надоедать. Пусть только паненка запомнит. Вот тут бумажка с нашим адресом…
Кланяются, уходят.
И о а н н а. Пан Сульма, что все это значит? Сначала какая-то баба пришла, потом Клысь, теперь эти… Какие-то призраки, старые обиды, мерзости. Откуда они узнали, что я здесь?
С у л ь м а. Понять не могу… Не иначе как моя старуха сболтнула кому, и понеслось по хатам…
И о а н н а. Но у меня нет ни малейшего желания сгорать от стыда… даже не знаю за что. За прошлое, которого нет, за пакости того управляющего! Какое мне до всего этого дело?
С у л ь м а. Не сердитесь, паненка, но я вам вот что скажу… Вы-то помните только хорошее в этом доме, а люди — всякое, вот из-за вас все прошлое и полезло наверх!
И о а н н а. Надо скорее бежать. Подумать только: сюда я пробиралась словно вор в чужой дом, а бежать должна как даже не поймешь кто. Передайте мой привет директору. Скажите ему… Ох, опять идут!
На террасе М о р г о в я к, Я ж и н а и Г н а т, тихо о чем-то переговариваются.
С у л ь м а (быстро направляется к ним). Что вам надо?
М о р г о в я к. Мы не к вам, мы к паненке.
С у л ь м а. Какой паненке? Никого здесь нет.
Г н а т (хмурый, красивый мужик лет тридцати, в офицерских сапогах, быстро протискивается в дверь). Не валяй дурака, Сульма. Давай сюда, Морговяк! (Иоанне.) Мы к вам, паненка, делегация.
Все трое становятся в ряд, снимают шапки. Сульма, нервничая, наблюдает со стороны.
И о а н н а. Какая делегация? От кого?
М о р г о в я к (степенный, около шестидесяти лет). Делегация от народа, стало быть, порядочных хозяев… Пришли мы поприветствовать паненку в ее доме, спросить о здоровье…
Г н а т (решительно). Поговорить о том, о сем…
Я ж и н а (немного моложе Морговяка, униженно). Вот-вот… разведать, как там на белом свете будет?
И о а н н а. Откуда вы узнали, что я здесь?
М о р г о в я к. От людей, паненка, от людей! Баба его, Сульмина, разболтала еще вчера поздним вечером, и загудели по деревне — в усадьбе объявилась паненка Вельгорская… Гнат хотел было тут же ночью идти, да неловко вроде, к тому же, сказывали, паненка заночует… Так мы решили с утречка пораньше…
Я ж и н а. Директора и так нет, поехал, говорят, в Познань, а утром завсегда приличней…
И о а н н а (насмешливо). В Познань!
Г н а т. А я так скажу: ночью надобно было, ночью разговор сподручнее вести… (Остановил на Сульме тяжелый взгляд.) Не всем про это знать надо.
И о а н н а. Хорошо еще, что вы не всю деревню привели.
Г н а т (мрачно). Э-э-э, что там вся деревня… Мы от своих, правильных мужиков…
М о р г о в я к. В деревне нынче не все одинаковы. Найдутся и коммунисты и такие, что за кооператив ратуют…
Я ж и н а. Верно, верно! Колхоз выдумали, до чего дошли!
М о р г о в я к. А ежели ладно да точно сказать, так мы к вам, паненка, затем, чтобы душой подкрепиться…
С у л ь м а. Не плел бы, Морговяк!
Г н а т (с усмешкой). О душе говорить — это дело ксендза. (Понизив голос.) А нам бы надо… Не знаю только, можно ли при нем? (Показывает на Сульму.)
И о а н н а (развеселившись). Что вам надо? Только говорите скорее, у меня нет времени.
Г н а т (поколебавшись, вполголоса). Посоветоваться, что да как делать, куда подаваться?
Я ж и н а (почти шепотом). Тоже на предмет войны… Когда ждать ее?
И о а н н а. Войну? Будет, милые мои, будет, и такая страшная — камня на камне в этих местах не останется!
Я ж и н а. Матерь божья!
М о р г о в я к. А с нами-то, паненка, что ж будет?
С у л ь м а (насмешливо). Так слыхали же: камня на камне в этих местах не останется…
Г н а т (испытующе смотрит на Иоанну). Э, паненка! Так с нами не след говорить! (Внезапно жестким голосом.) А может, вы и вовсе не паненка Вельгорская?
М о р г о в я к. Не срамись, Юзек! Будто бы не знаем паненки сызмальства? Ты, может, по молодости лет не помнишь. Простите вы его. Но то, что вы нам, паненка, поведали, — страх великий. Чтобы камня на камне не осталось?
Я ж и н а. Теперь уж человек как пень… совсем глухой стал.
М о р г о в я к. А мы-то думали, раз паненка в наших краях объявилась, да в своем доме, стало быть, дело налаживается…
Я ж и н а. Справедливо, справедливо! Неспроста, думалось нам… (Уводит Морговяка в сторону, о чем-то советуются.)
С у л ь м а (раздосадованно). Вот видите, что моя глупая старуха натворила! Уж я с ней дома потолкую!
Г н а т. А вы, Сульма, помолчите! С вами тоже не разберешься. Холера знает, за кого вы теперь держитесь!
С у л ь м а (вспыхнув, с ненавистью). Только не за тебя, бандит!
Г н а т. Гляди-ка, что с мужиком стало! Зачем вы с ним знаетесь? Он же вас продаст за пять злотых! (Сульме.) Эх ты, оборванец!
И о а н н а (насмешливо). Тише, тише! Не забывайте, вы в моем доме!
Г н а т. Мы-то помним, нам-то не надо напоминать. А вот он, Иуда, давно забыл!
С у л ь м а (с кулаками кидается на Гната). Убирайся отсюда! Ты, мерзавец, убирайся!
Морговяк и Яжина быстро подходят к ним.
М о р г о в я к. Спокойно, Гнат, спокойно, — как же вы так, при паненке?
Г н а т. «Спокойно, спокойно»… Мы не за спокойствием сюда шли и не ручки целовать у паненки. Мы думали — услышим что нам надо…
С у л ь м а. С ними, паненка, нечего и говорить.
Г н а т. Пойдем, Морговяк, нечего нам тут делать. Холера знает, что здесь такое.
М о р г о в я к. Да, видать, не то, что мы думали.
Я ж и н а. Как же это? Только и услышали-то, что камня на камне не останется… Что ж, с этим и домой возвращаться? Так я же теперь дурнее прежнего стала! (Иоанне.) Может, лучше уж, паненка, чтобы войны той не было?
И о а н н а. Конечно, лучше! Можете мне поверить, я разбираюсь в камнях, особенно в таких, которым больше ста лет. И мне очень хотелось бы, чтобы они простояли еще дольше, чем до сих пор…
