Ю л е к (тихо). Ничего не произошло… О боже!
О к у л и ч. Во всяком случае, директора Ягмина видели в семь часов утра. Он как будто не спал ночь, но цел и невредим. (Подходит вплотную к Юлеку.) Да говори же, черт возьми! Я знаю, что ты там был!
Ю л е к (глухо). Не удалось. Меня разоружили…
О к у л и ч. Он сам?
Ю л е к. Да. (Идет к столу, садится, заслонив лицо руками.)
О к у л и ч (стоит за его стулом, кладет ему руку на плечо). Не надо расклеиваться. Со всяким может случиться. Правда, я тебе говорил, чтобы ты шел туда не один… Ну да все равно. Что поделаешь, на этот раз тебе изменило солдатское счастье.
Ю л е к (порывисто поднимает голову и смотрит на Окулича). Нет, не называй меня солдатом! Я… я… ах, разве я знаю, кто я теперь?
О к у л и ч. По правде говоря, ты сейчас, скорее, похож на школьника, которому задали трепку. Подтянись, ну! Терпеть не могу слюнтяев! Рассказывай!
Ю л е к (не сразу). Он вырвал у меня пистолет, а потом… говорил со мной. Долго, очень долго.
О к у л и ч. Скажите! Даже в беседу вступил! О чем же, а?
Ю л е к. Обо всем. (Помолчав.) Да, долго говорил. И не так, как говорили между собой мы — ты, я, «Роман»…
О к у л и ч. Сделай милость, отвечай яснее… (Другим тоном.) Глупый, ведь ты же понимаешь, что мне все нужно знать точно!
Ю л е к. Это трудно пересказать… Я не сумею…
О к у л и ч. Он тебя допрашивал? Выпытывал насчет организации?
Юлек отрицательно качает головой.
Что за черт! Не о футболе же вы с ним беседовали и не о девушках!
Ю л е к. Мы говорили и о тебе, отец…
О к у л и ч. Вот как! И обо мне! (С ударением.) Надеюсь, ты на эту тему не распространялся?
Ю л е к. Во всяком случае, ничего плохого я о тебе не сказал.
О к у л и ч. Значит, все же что-то говорил! (Хватает его за руку и заставляет встать со стула.) Слушай! Мне надоели эти фокусы! Хотя ты и заявил, что не чувствуешь себя теперь солдатом, ты будешь говорить со мной тем языком, к которому я приучил тебя!
Ю л е к. Не сердись. Я не знаю, сумею ли еще говорить таким языком. (Тихо.) Как раз об этом я и думал целую ночь.
О к у л и ч. А, кстати, где ты, собственно, был целую ночь?
Ю л е к. За городом, в поле… сам не знаю где. Когда я вышел от него, мне нужно было… непременно нужно было еще раз все продумать одному…
О к у л и ч. Когда ты вышел от него? Значит, он добровольно отпустил тебя?
Ю л е к. Кажется, он так хотел сделать… Да, он наверняка отпустил бы меня, но я… Может быть, не следовало… но вышло так, что я… убежал.
О к у л и ч. В котором же часу это было?
Ю л е к. Около одиннадцати, кажется…
О к у л и ч. Около одиннадцати? И ты не счел нужным сейчас же сообщить мне или «Роману» о том, что случилось?
Ю л е к. Нет, отец. И думаю, что Ягмин тоже никому ничего не сказал. Никому!
О к у л и ч. Ты бы поменьше думал, другие делают это за тебя гораздо лучше! (С озабоченным видом ходит по комнате.)
Ю л е к (наблюдает за ним, через несколько минут, робко). Я хочу тебе сказать одну вещь, отец.
Окулич останавливается.
Я больше никогда не пойду… на такое дело…
О к у л и ч (угрюмо). На такое — или вообще ни на какое больше не пойдешь?
Ю л е к. Я хотел бы все тебе объяснить, но для этого нужны какие-то другие слова, не те, что мы с тобой привыкли употреблять…
О к у л и ч. А ты научился уже говорить другими? (Презрительно.) Один раз споткнулся — и раскис. Эх ты, слюнтяй!
Ю л е к. Смейся надо мной сколько хочешь. (Горячо.) Думаешь, я не говорил уже с тобой после всего, что случилось? Целую ночь говорил — там, за городом, в поле. Всю ночь ты ходил со мной рядом, я слышал твой голос, отец!
О к у л и ч (мягче). Не мели ерунды. У тебя просто нервы развинтились. Это бывает иногда после провала. Надеюсь, что это так. Выспишься — и все пройдет.
Ю л е к. Ты считаешь, что это только провал задания? Что, когда я высплюсь, все пройдет?
О к у л и ч. Советую тебе больше не думать об этом, тем более что теперь у нас есть заботы поважнее. Главное — надо решить, что делать! Ведь так или иначе ты разоблачен. Ты говоришь, что Ягмин сохранит все в тайне, но я не так наивен и не разделяю твоей уверенности — это здоровее для нас обоих! (Подумав.) Безопасности ради лучше будет тебе выспаться у «Романа». Мы сейчас туда пойдем, надо с ним посоветоваться.
Ю л е к (решительно). Никуда я не пойду, отец.
О к у л и ч. Ты что — ошалел?
Ю л е к. Не сердись. Я останусь дома.
О к у л и ч. Это приказ, слышишь? Я приказываю тебе, глупец! Ты немедленно пойдешь со мной!
Ю л е к. Ты отлично знаешь, что я этого не сделаю. Я уже не тот, что вчера, — разве ты не видишь?
О к у л и ч. Сказать тебе, кто ты? (Хватает его за плечи.) Юлек, побойся бога! Ты отдаешь себе отчет, что ты затеял? Знаешь, как это у нас называется?
Ю л е к. Умоляю тебя, не произноси этого слова! Это неправда! Если бы это было так, разве я мог бы смотреть тебе в глаза? А я смотрю! Смотрю!
О к у л и ч (грубо отталкивает его). Трус! Жалкий трус!
Ю л е к (пошатнулся. Хватаясь за стулья, отходит на несколько шагов. Помолчав, говорит спокойно). Пусть так! Ты вправе не подавать мне руки. Вправе оскорблять и презирать меня. Но…
О к у л и ч (глухо). Я имею право сделать больше.
Юлек с ужасом смотрит на него.
(Подходит ближе.) Слушай, мальчик! Я допускаю, что ты мог ненадолго развинтиться. Но ведь с тех пор прошло уже десять часов! (Ударяет его по плечу.) Ну! Возьми себя в руки! Опомнись наконец! Я помогу тебе. Но не здесь. В другом месте мы сможем поговорить спокойно. Выше голову! Завтра ты сам посмеешься над собой. А послезавтра забудешь все и снова примешься за дело.
Ю л е к (еле слышно). Позволь мне остаться дома. Я так устал! Не знаю, что будет завтра и послезавтра, а сегодня я…
О к у л и ч. Не знаешь? Ну так я тебе скажу. Если ты останешься здесь, то завтра начнешь мириться с собой, со своим позором, а послезавтра — со всем тем, против чего ты дал клятву бороться!
Ю л е к (в отчаянии). Это ты велел мне бороться с ними, отец! А что если ты ошибаешься? Что если мы все… мы все…
О к у л и ч. Довольно! Я все понял.
Ю л е к. Нет. Ты этого понять не можешь. Я промучился всю ночь, стараясь понять, что со мной случилось… И только одно мне ясно: я уже не тот, что вчера!
О к у л и ч (холодно). Словом, ты уходишь от нас?
Ю л е к. Не сердись. Если ты хоть чуточку меня любишь, ты позволишь мне остаться здесь…
О к у л и ч. Довольно! Мне надоело слушать все эти глупости! Если ты не считаешь себя солдатом, так, во всяком случае, ты был им до вчерашнего дня. Ты присягал, помни! А из этого кое-что следует, особенно если человек воспитан, как ты, в правилах чести. Надеюсь, ты меня понял?
Ю л е к (через минуту, шепотом). Да… понял.
О к у л и ч (смотрит на часы). Даю тебе ровно пять минут сроку. Пойдешь наверх, к себе в комнату, и обдумаешь мои слова. Через пять минут я приду узнать, что ты решил.
Оба долго смотрят друг другу в глаза, потом Окулич берет Юлека за плечи и, повернув, толкает к двери.
Ну, иди, иди!
Юлек как автомат идет к двери. На пороге появляется С а б и н а.
С а б и н а. Постель постлана, Юлек. Я отнесла тебе наверх чай и таз с горячей водой. Пойдем.
О к у л и ч. Останься здесь, Сабина. Он и сам дойдет. А мне с тобой надо поговорить.
