Вот и ныне. Толькозахолодело у Следа Ребенка в животе, как шум в толпе затих, а все головы на площадь поворотили. От княжьей усадьбы шли все. И вечнохмурый Сорокин, и Дикий Зверь с новым своим товарищем-монголом, и вождь всего Низа Индига. Оба шамана шли рука об руку и даже косо друг на друга не смотрели.

А впереди Чакилган.

Статная, крепкая, в своем старом чохарском халате с обережной вышивкой, а на груди — золотая пектораль Бомбогора и чуть посеревший крестик — дауры не любили носить защитный знак Христа под одеждой.

Толпа пеной оседала и расступалась перед ними, а госпОда болончанская шла прямо к мосткам. Видимо, тоже — встречать гостей. Тут уже Дёмка сам, первым ввинтился меж людей и ужом заскользил вперед. Оторопевший Муртыги — как это, вперед него⁈ — тут же кинулся вслед. В толпе было нелегко, Следа пихали локтями безжалостно, но все-таки он пробился вперед и замер за плечами передних — чай, росту он немалого, сможет разглядеть, что да как. Это Маркелке придется за подмышками подглядывать.

Перед Княжной и ее ближниками было пусто; ровно только что метлой вымели. Она стояла на месте, ровная и прямая, как палка. Та палка, которую сейчас в руке держала — аж костяшки белее снега стали. Этот посох в третью зиму тому ей Дёмка сделал, вырезал на навершии Большого Родича, так как знал, что Чохары чтут медведя. Чакилган с тем посохом почти не расставалась, а фигурку шепотом называла «Делгоро».

Княжна пристально вглядывалась в иссиня-железные воды Болони. След проследил за ее взглядом и приметил лодочку. Небольшую совсем, но это был не челнок хэдзени. Кажется, работа лоча. В лодчонке сидели двое и усердно гребли прямо к мосткам. Вот она ткнулась в бережок, и из лодочки выбрались двое. Один — махонький и явно не местный. Дёмка подумал было, что это богдоец, но волосы у того были совсем иные. Неужели никанец?

Второй же оказался рослым и старым лоча. Борода страшная, торчит рогами на стороны, а на голове, из-под волос вылезают шрамы страшные. И смотрит так, что оторопь берет. Лоча, конечно, видел огромную толпу и Княжну впереди всех. Сначала чего-то боялся, а потом пошел вперед.

И по толпе словно ветер пронесся:

— Сын Черной Реки…

— Сашика…

— Дурной!

Это он? След невольно подался назад, но уперся в других людей и снова замер. О Сашике говорили многие и говорили часто. Бывший атаман Темноводного всегда незримо присутствовал в Болончане… Настолько незримо, что Дёмка даже и представить не мог, что им может оказаться обычный нечёсаный лоча во плоти. Сын Черной Реки был для него чем-то вроде Христа…

Поняв, что подумал грешное, След Ребенка быстро перекрестился и передумал мысль: чем-то вроде древнего князя Бомбогора, деда Княжны.

Меж тем, лоча приближался. И делал это мучительно медленно, настолько, что, казалось, каждый его шаг станет последним. Но сын Черной Реки подвисал в неопределенном равновесии — и делал новый шаг. Словно, что-то не пускало его, но бывший атаман находил силы прорываться вперед. Или наоборот: сам себе запрещал идти, а ноги не слушались.

Наконец, встал прямо перед Княжной, довольно близко. Низенький никанец вежливо отстал на пару шагов.

— Здравствуй… Чакилган, — пересохшая складка рта старого лоча, наконец, разомкнулась, и тихие слова с трудом выбрались на свободу. Не то! Сын Черной Реки явно хотел сказать не это, но почему-то сказал именно так.

— Здравствуй, Сашика, — голос Княжны оказался вдруг таким незнакомым. Неужели тоже только это и скажет? Но нет. — Рада видеть тебя в нашем Болончане. Будь гостем!

Они стояли напротив друг друга, словно, одереневеневшие. Будто, дух злой заговорил обоих. Каждый боялся рукой шевельнуть, а пальцы Княжны едва не крошили дерево посоха. А ведь След знал: Чакилган и Сашика были мужем и женой. Очень давно, но были. Муртыги сам не раз рассказывал, как любили друг друга его названные родители. Потом была война, и все думали, что атаман погиб. Но недавно узнали, что его держит в пену богдыхан. Дикий Зверь сам отправился его спасать в далекую страну. И почти спас, да появился злой Ивашка из Темноводного…

И вот теперь…

— Я приехал, вот. Повидать. Повидаться, — глаза старого лоча от смущения бегали по сторонам.

Чакилган дважды тяжело вдохнула, да так и застыла.

— Надолго?

— Не знаю… — совершенно севшим голосом выдавил бывший атаман.

От них обоих несло таким мощным страхом, что Дёмка изумился: да что же происходит?

Вдруг темная щуплая тень вытекла из-за спины Сашики и встала прямо перед Княжной. Никанец.

— Прекрасная Чакилган, — он чуть поклонился, выставив перед собой соединенные руки. — Мой друг Ялишанда хочет сказать, что все годы плена мечтал повидаться с тобой. Но атаман Ивашка сказал ему, что за эти годы ты нашла себе другого суженого…

— Бяо! — возмущенно крикнул атаман, лицо которого залилось краской.

Тот слегка шевельнул плечом, словно, сбрасывая этот окрик, и закончил:

— И мой друг боится узнать, что ты его не ждешь.

Старый лоча места себе не находил, боясь оторвать глаза от земли. Чакилган часто дышала, но тоже не находила слов. Но тут вперед выступил еще один человек — Аратан.

— Сашика, Чакилган хотела бы тебе сказать, что тот день, когда она узнала, что ты жив был для нее самым счастливым днем.

— Аратан! — Княжна начала говорить привычным властным тоном, но даже довести слово не смогла, обессилела — и оно безвольно шлепнулось на землю, даже не коснувшись Дикого Зверя.

— Но она сильно боялась, что в плену ты мог забыть ее. Потому и велела мне ничего не говорить о ней. Чтобы ты не чувствовал себя обязанным, — даур закончил говорить, а потом зачем-то подмигнул никанцу. И они оба отступили назад.

Старый лоча и Княжна стояли в смущении, словно, голые. Они внезапно заметили всех людей вокруг, и Дёмке даже захотелось отвести глаза, чтобы оставить этих людей наедине. Ему! Но не всей остальной толпе, которая жадно пожирала глазами происходящее. Все чувствовали, что стали свидетелями небывалого.

Сын Черной Реки, наконец, шагнул вперед. Он часто-часто моргал, все-таки не утерпел и вытер глаза рукавом.

— Я такой дурак, родная, — неловко улыбнулся он.

— Не только ты, — опустила голову Княжна.

— Может, скажешь?

— Что?

— Помнишь, как тогда? Зимой, когда я отбивал тебя от дуланских женихов.

Чакилган улыбнулась. Она подошла к мужу, тяжело дыша, положила ладони ему на грудь.

— Где… Ты… Был… Так… Долго… — почти шептала она, а потом вдруг разрыдалась навзрыд!

Ноги Княжны подкосились, но Сашика подхватил ее, прижал к себе, закрывая от всего мира. Народ зашумел, завозился радостно. Какие-то дураки даже что-то выкрикивать принялись.

Так заканчиваются сказки, которые любят рассказывать старики. Только вот тут еще ничего не закончилось!

Княжна со старым лоча какое-то время стояли, укрывшись друг другом. Что-то шептали тихо (совсем не разобрать было) и плакали, улыбаясь. Но через некоторое время Чакилган слегка отстранилось и громко выкликнула (откуда только голос взялся):

— Маркелл! Демид! Идите-ка сюда!

Надо же, она в такой момент среди всей огромной толпы их видела! Дёмка моментально захотел раствориться среди народа. Ноги его отяжелели, и тянущий холод потек по низу живота.

«Сейчас бы в лес, — тоскливо замечталось Следу. — И не возвращаться, покуда два десятка изюбрей не забью…».

Но куда там? Когда Княжна зовет, разве ослушаешься. И соседи тоже… Признали Дёмку и радостные давай его на открытый круг выпихивать.

— Не робей, паря! От и времечко приспело!

Пришлось идти. Тем более, что Маркелка-то легко вперед рванул, от улыбки лицо напополам треснуло.

— А вот, Сашика, и семья наша, — улыбнулся. — Это Муртыги.

— Да уж узнаю! — счастливо рассмеялся старый лоча. — Вырос, конечно, воин стал, — он весело потрепал черные вихры, едва достигавшие его плеча. — Но всё равно — Орла сразу видно!