— О, эта еда! Гадская еда! — бормотал Индюк.— О, этот день! Гадский день! О, это общество! Гадское общество! О, этот мир! Гадский мир! Гадский, гадский, гадский мир!
Мундо Кани был склонен признать справедливость рассуждений, касающихся этого мира. Он испустил протяжный вздох, нечаянно сдув при этом семь пчел, и завращал глазами, дабы разглядеть Индюка. Один вид его заставил Пса почувствовать себя виноватым. Но он все равно смотрел на Пучеглаза.
— Кто-то делает свое дело в гадской жаре гадского дня. Не жалуясь! О, этот день! И кто же с головы до ног покрыт синяками? И чьи бедные мышцы болят? Его!
«Какое же прекрасное оперение на груди у этого существа»,— подумал про себя Мундо Кани.
Затем Пса осенило, что Индюк поедает камешки, прямой линией ведущие к нему; если Индюк будет продолжать в том же духе, он вскоре дойдет до хвоста Мундо Кани.
— То есть загораживаю дорогу, — вздохнул Мундо Кани. — Вечно я загораживаю дорогу.
Эти слова вплотную приблизили его к слезам. Но он сдержал порыв и поджал хвост, убрав его с дороги.
Глазом не моргнув и нисколько не помедлив — с тем же рвением, что и любой во дворе, — Пучеглаз сменил направление и продолжил движение к хвосту, поглощая камешки и бормоча.
Мундо Кани подумал, что, возможно, ему следует что-нибудь сказать, дабы объявить о своем присутствии на этом месте. Но Индюк был так занят, что бедняга постеснялся отвлекать его.
Он снова передвинул хвост. И снова бормочущий Индюк сменил направление. И придвигался все ближе и ближе.
Псу ничего не оставалось, как притвориться, что его здесь нет. А потому он изо всех сил притворялся, что его здесь нет. И он наблюдал, пока Индюк не проглотил последний камешек перед кончиком его хвоста. Индюк, будучи целиком погружен в свое дело, не остановился. Его следующей добычей оказался клок шерсти Мундо Кани.
— О, эта еда! Гадская еда! Противная, шкурная еда!
Из глаз Мундо Кани выкатились огромные слезы, и в пыли по обе стороны его носа возникли Два водоема. Но, продолжая притворяться, что его здесь нет, он лишь вздохнул и затих и наблюдал за рассеянным Индюком.
Индюк клюнул шерсти с хвоста. Он выдрал клок с крестца, он вытянул клок из спины, клок из холки, клок из шеи. Влага струилась из глаз и носа Мундо Кани. Но он смирно лежал и ничего не говорил. Он был очень, очень печален — с Индюком-то на спине.
Повелитель Вселенной, почему он всегда и у всех лежит на дороге?
Бормочущий Индюк выдрал клок шерсти с самой макушки и тут неожиданно очутился глаз в глаз с Псом. Он остановился и одарил Мундо Кани пронзающим взором прямо в левый глаз. Мундо Кани оглянулся и зарыдал.
— О! — воскликнул величественный Пучеглаз, ни на дюйм не сдвинувшись с места. — Ты здесь! Я да-да-даже не заметил тебя!
— Потому что я не стою того, — проговорил Пес Мундо Кани.
— Но по-по-по правилам хорошего тона, — вопил Пучеглаз, — я, например, знаю, что кому-то следует извиниться. — И тут Индюк выпалил изо всех сил: — ИЗВИНЯЮСЬ!
— Ты прощен,— сказал Мундо Кани.
Но Пес обращался к заднице Пучеглаза, ибо удовлетворенный Индюк уже ковылял прочь. То была самая замечательная недовольная гримаса. Камешки грохотали в его утробе.
Тут уж Мундо Кани ничего не смог с собой поделать. Слово вырвалось из него совершенно само собой.
— Поки-и-и-и-и-нут! — жалобно завыл он.
Несколько сот животных оставили работу, взглянули и поразились выстриженной полосе на спине Мундо Кани. А Шантеклер, наблюдающий за постройкой лагеря, подошел поближе.
— Идет строительство, Дворняжка Мундо Кани, — бодро начал он. — Каждому нашлось место, дело, и каждая семья погружена в работу. И еду доставляют, и вонь пропадает, и я вполне удовлетворен...
Он замолчал. Он уставился на Пса. Мундо Кани рыдал без остановки.
— Что это значит? — прошипел Петух-Повелитель.
Мундо Кани закачал головой.
— Ну ты и башмак! Ты бегающий башмак! Кто задирает тебя каждый раз, когда я отворачиваюсь?
— Ах, башмак, — только и сумел произнести Пес, а затем он вновь предался воздыханиям и всхлипам.
Шантеклер бегло огляделся. Два индюка ковыляли в поисках новых объектов для своих недовольных гримас. Петух-Повелитель подлетел к ним и направил куда-то. И вернулся к Псу.
Он направил клюв прямо в нос Мундо Кани.
— Рыдай вчера! — шипел он. — Рыдай на будущий год. Рыдай своей дурьей башкой вниз по реке. Но не рыдай здесь и не рыдай сейчас?
— У-у-у-у-у-у-у! — содрогался Мундо Кани.
В конце концов это произошло. Сдерживающая перегородка внутри Мундо Кани сломалась: скорбь рвалась отовсюду, и никто в мире был не в состоянии заткнуть этот сосуд несчастий.
— Во имя всего...
Шантеклер поперхнулся. А затем он сомкнул крылья на горле у Мундо Кани.
— Пес, ты хоть представляешь себе, что ждет нас завтра? Война! Яростная, кровавая, смертельная война! Змеи бросятся на нашу стену. Они собираются проникнуть сюда, дабы уничтожить здесь все живое. И эта жалкая горстка животных намерена принять бой. Ты думаешь, они будут сражаться завтра, если кто-нибудь перепугает их уже сегодня? Им необходимо великое мужество. А ты! Ты выкачаешь отвагу из каждого сердца на этом дворе! Я не желаю этого, Мундо Кани. Ты слышишь меня? Я не желаю слышать извергающихся из тебя потоков. Ясно? Дай им спокойно насытиться днем. Дай им спокойно выспаться ночью. И тогда завтра мы найдем, что ответить врагу.
Шантеклер в упор смотрел на Мундо Кани. И долго не отрывал взгляд. Затем, когда он снова заговорил, голос его стал менее колючим, более ровным и куда более добрым.
— Пес Мундо Кани. Ты видел, и я видел, а больше никто не видел, что нас всех ожидает. Ты видел проклятых гадин, скользких, липких тварей. Ты видел их насмерть впившимися в Тюрингера. А слышал ли ты имя, данное глубокой подноготной этого зла? Имя ему Уирм.
Пес закрыл глаза. Он мужественно боролся со своею скорбью. Пасть его стала суха. Перья высушили его пасть.
— Мы одни видели это, — говорил Петух-Повелитель. Он испытывал Пса: начал медленно опускать крылья. — Мундо Кани, ты нужен мне. Ты знаешь то, что больше никому не известно. Ты стоял перед лицом смерти, и ты не убежал, но взялся за спасение стаи дураков. У тебя мужественное сердце, душа моя, и ты нужен мне. Кто еще может бежать как ветер? Кто другой обладает таким талантом? Однажды, годы и годы тому назад, Создатель швырнул в этот нос благословение, и нос оказался достаточно велик, чтобы уловить этот дар.
Когда крыло совсем отступило от рта Мундо Кани, последовало множество протяжных вздохов. Маленькие перышки вылетали с этими вздохами и кружились в воздухе. Но рыданий не последовало. Все всхлипы и стоны возвратились домой, в разбитое сердце Пса.
— Хорошо, хорошо, хорошо, Мундо Кани, — подбадривал его Шантеклер. — Хорошо, душа моя. Тсс. Успокойся.
Он встал, отряхивая крылья, будто мокрые полотенца. И тогда он увидел спину Пса.
— Кто покусал тебя? — потребовал он ответа.
Мундо Кани отвернулся.
— Это змеи? Кто покусал тебя?
Мундо Кани снова посмотрел на Петуха и покачал головой. Он покачал головой, ибо пока еще не мог говорить. А еще он покачал головой, потому что какая разница, кто покусал его, змеи или еще кто-нибудь.
Шантеклер уже было задрал голову, чтобы призвать хорьков — ныне свои полицейские силы. Но прежде Мундо Кани положил лапу на спину Петуха-Повелителя и уставил на него молящий взор. Петух передумал и застыл в ожидании.
Пес боролся с глыбой, застрявшей у него в горле. Но когда наконец к нему вернулся дар слова, Мундо Кани опустил глаза и промолвил:
— Пес явился сюда. Пес принес тебе несчастье. Пес уходит прочь.
Сперва Шантеклер хотел рассмеяться. Но приступ смеха утонул в раздражении, и он мгновенно разозлился.
— Псина неотесанная! — сказал он.
— Изволит ли мой Повелитель взглянуть на себя? — горестно проговорил Мундо Кани. — Вот пара глаз, что два года назад так желали сомкнуться во сне. Они спят? Вместо этого они тратят время на ничтожного Пса. Вот голос, что однажды ночью освятил одинокого Пса, плачущего под дверью. И как же звучит этот голос сегодня? Он полон тревоги. Тревога делает его суровым. Он полон скорби. Скорбь ломает его. И он устал, как и эта пара глаз. Пес видел, когда живущие здесь были чудом Создателя. Но Пес принес в этот Курятник проклятие Создателя. И может, проклятия сильнее чудес. Такой Пес достоин смерти. Он убирается прочь.
