Как мы видим, финансовой политикой правительства Филиппа Красивого руководили два принципа. Первым был прагматизм. Хотя королевские ордонансы развивали идеи, которые теоретически касались всего королевства, их применение оставляло много места для переговоров и компромиссов, до такой степени, что прагматизм часто переходил в некоторую импровизацию. Каждый налог должен был быть одобрен более или менее представительным собранием, иногда после споров, которые задерживали его сбор — иногда на несколько лет, как в случае с некоторыми децимами. Более того, условия взимания налога иногда существенно менялись, так город мог получить возможность заплатить единовременную сумму вместо сбора налога с продаж. Эти различия не позволяют легко понять налогообложение при Филиппе Красивом, тем более что королевское правительство проявляло большую гибкость при подходе к этому вопросу. Были отменены слишком непопулярные налоги, например, мальтот, который больше не упоминался после 1297 года, а практика принудительных займов также была отменена после Куртре.

Второй принцип, характеризующий фискальную политику Филиппа Красивого, — это интенсивное использование пропаганды, особенно формулировки "защита королевства", которой оправдывали и децимы, и поборы с евреев и ломбардцев, и двухпроцентный налог, и субсидии для сменяющих друг друга, после Куртре, армий. Более того, в этом отношении эволюция королевской налоговой системы не отличалась от эволюции военной службы. В обоих случаях можно утверждать, что Филипп Красивый сознательно использовал опасность для королевства с целью навязать всем своим подданным обязанность служить или откупаться от этой службы.

Состояние финансов в начале царствования не очень хорошо известно, но нет никаких свидетельств того, что оно было настолько катастрофическим. Четырехгодичный децим, предоставленный Мартином IV на 1284–1288 годы, и меры, принятые Филиппом III перед смертью, должны были позволить покрыть расходы на Арагонский крестовый поход. Вырвав децим 1289 года и оставив его сбор себе, а также наложив мальтот в 1291 году, Филипп Красивый восполнял прошлые затраты, и собирал финансовые резервы, которые позволили бы проводить большую политику в последующие годы. В этом смысле традиционно принятая логика должна быть обращена вспять: налог не является следствием войны, это война порождалась налогом. Позже, конечно, стоимость войны оказалась гораздо выше, чем ожидалось. Но до Куртре финансовая ситуация, казалось, была под контролем. Примечательно, что единственное восстание наемных солдат в правление Филиппа Красивого вспыхнуло в сентябре 1303 года, именно потому, что в этот раз офицеры короля испытывали нехватку денег и не могли выплатить им жалование. Деньги были отчаянно нужны. Известные инструкции, данные сборщикам субсидий, призывали их быть благосклонными и умеренными. С другой стороны, субсидии сопровождались очень важными ограничениями: с группами налогоплательщиков велись настоящие переговоры, в отличие от того, что было в 1294–1295 годах. Уступки, полученные налогоплательщиками, особенно духовенством, свидетельствуют об опасности, в которой на этот раз оказалось королевство.

Историки давно признали центральную роль, которую играла война в строительстве государства в последние века Средневековья, особенно во Франции и Англии. Филипп Контамин, Жан Фавье, Жан-Филипп Жене, Бернар Гене, Ричард Каупер, Майкл Прествич, Джозеф Стрейер, и многие другие, настаивали на том, что, не будучи исключительными факторами, война и ее следствие, налогообложение, в значительной степени способствовали развитию институтов власти, мобилизации мнений и укреплению власти короля в ущерб власти баронов[349]. В случае с последним фактором, именно война оказала наибольшее влияние на развитие государства Капетингов.

Для ведения войны нужна администрация. Клерки были нужны для составления счетов, прогнозирования расходов, выплаты жалования солдатам, сбора припасов и надзора за строительством крепостей и флота. Клерки также были необходимы для взимания, оценки и распределения налогов. Для царствования Людовика IX и Филиппа III функционирование системы королевской бухгалтерии известно плохо, в том числе и в отношении военной деятельности. С другой стороны, инвентаризация, составленная Робертом Миньоном около 1320 года, показывает, что в архивах Счетной палаты хранились сотни счетов, связанных с войнами Филиппа Красивого. Большинство из них, как уже было сказано, сгорело при пожаре в здании Счетной палаты в 1737 году, но нет никаких сомнений в том, что при Филиппе Красивом королевские клерки проявляли уровень активности, несопоставимый с предыдущими царствованиями. Остатки огромного делопроизводства свидетельствуют о том, что на местах администрация справлялась не хуже. В качестве примера можно привести реестр гарнизона Кале за 1297 год, а также сотни расписок, касающихся осени 1302 года — они сохранились потому, что были изъяты из архива Счетной палаты до пожара учеными (обычная практика в то время). В настоящее время эта коллекция расписок находится в нескольких фондах в Cabinet des manuscrits de la Bibliothèque nationale de France (Коллекция рукописей Национальной библиотеки Франции) и представляет собой исключительный пример конкретной работы королевских клерков по ведению счетов[350]. На небольшом листе пергамента, рыцарь, оруженосец или солдат, один или за группу, которую он представлял, заявлял, что он получил такую-то и такую-то сумму в качестве оплаты своей службы, и скреплял расписку печатью. Почерк расписки принадлежит королевским клеркам, которые составляли такие документы во множестве. На оборотной стороне расписки написано, из какого района прибыл данный человек. Подобные документы сохранились и по другим кампаниям, но всегда в небольшом количестве. Однако можно вполне обоснованно предположить, что таких расписок во время правления Филиппа Красивого было составлено десятки тысяч.

Теоретически, тот факт, что на обратной стороне расписки указан бальяж или сенешальство, из которого происходил рыцарь или оруженосец, позволяет составить общий список, район за районом. Такой список был бы необходим, если бы правительство хотело оштрафовать дворян, которые не явились в армию по вызову короля. Однако на самом деле ни один из таких списков найти не удалось, даже в виде простого упоминания и мы должны довольствоваться предположением их существования.

Более того, если предположить, что у бальи или сенешаля был список вассалов и дворян в его округе, не похоже, что король и его советники могли точно определить, на какие ресурсы они могут рассчитывать. Списки армии для Фуа столь ценны только по одной причине: они представляют собой почти уникальную попытку перечислить обязательства вассалов перед королем. Подобные попытки могли предприниматься и на местном уровне, например, в Тулузене, где был составлен реестр с перечнем обязательств королевских вассалов[351]. Но в масштабах всего королевства Филипп III, очевидно, не имел другой основы, на которую можно было бы опереться, кроме этих списков 1272 года. Лучшим доказательством этого является то, что они продолжали копироваться и использоваться до середины XIV века: они, похоже, являлись единственной доступной записью об обязательствах вассалов, несмотря на их явно неполный и все более устаревающий характер. То же самое можно сказать и о prisée (оценке) 1194 г., зафиксированной в последовательных реестрах, составленных при Филиппе Августе, но все еще используемой в 1350-х гг. Однако изначально эти документы имели лишь косвенное значение, так как они предназначались только для экспедиции, для которой были составлены и только за неимением ничего лучшего они приобрели такую важность. Это то, что историк Роберт-Анри Ботье назвал "окаменением" документов королевской администрации, так как не имея возможности обновлять и пополнять данные, королевские клерки использовали то, что имели под рукой[352].