Таким образом, три армии, поочередно участвовавшие в кампаниях в Аквитании, были сформированы по одной и той же схеме. Назначенный из ближайшего окружения короля, полководец прибыл на театр военных действий со своей свитой и отрядом из нескольких сотен рыцарей и вооруженных людей, предоставленных различными сеньорами отправившимися в поход. На месте к нему присоединялись бароны и вассалы короля из южных округов, а города предоставили пеших воинов. Для финансирования войны с городов и общин также взималась субсидия.

Как мы только что видели, пытаясь парировать протесты графа Фуа, сенешаль Каркассона сослался на необходимость "защиты королевства". На самом деле, между 1294 и 1297 годами это понятие очень часто появляется в ордонансах, изданных королевской канцелярией. Но не король и не его советники его изобрели. Историки Джозеф Стрейер и Габриэль Шпигель проследили происхождение этого древнего термина, который в первую очередь относится к обязанности и способности короля защищать свое королевство от агрессоров, чего не вправе был делать никто другой. Филипп III, несомненно, его использовал. Но, начиная с 1294 года, "защита королевства" превратилась в настоящую пропагандистскую кампанию. Понятие пропаганда, здесь вполне подходит, поскольку усилия офицеров короля, от юристов канцелярии до бальи и сенешалей, выглядят согласованными. 15 июня 1295 года король приказал бальи Вермандуа проинформировать жителей коммуны Сен-Кантен, дворян и недворян, пеших и конных, чтобы они были готовы служить ему "для защиты королевства", по первому требованию, в соответствии с недавно опубликованным "призывом к оружию" (submonitio armorum). Когда 7 апреля 1297 года король попросил графа Родеза прибыть к нему с вооруженными людьми, это было сделано "для защиты прав и чести короны Франции". В конце первого раунда конфликта с Филиппом сам Папа Бонифаций VIII окончательно признал, что король Франции может требовать от церковников субсидии "для защиты королевства"[218].

Но существовала ли реальная угроза королевству? Это вряд ли. Но страх перед вторжением короля Англии, похоже, распространился повсеместно. Вместо отправки в Аквитанию граф Артуа, лучший военачальник Филиппа Красивого, получил задание охранять побережье Па-де-Кале. В июне 1294 года вассалы были мобилизованы, чтобы "отправиться с оружием в руках в Кале в компании монсеньёра Роберта, графа Артуа, против короля Эдуарда, повелителя англичан"[219]. Рассматривалась ли возможность вторжения всерьез? В любом случае, этим воспользовались, как и опасностью, которую представляли собой союзы, заключенные королем Англии на континенте. Чтобы противостоять возможному вторжению с северо-востока, сенешаль Бокера в мае 1295 года получил приказ собрать всех жителей своего сенешальства, дворян, церковников и прочих, кто не получил специальных писем с освобождением от службы, а также контингенты добрых городов, и отправить их в Реймс к середине июля[220].

Таким образом, необходимость "защиты королевства" убедила общество в серьезности ситуации. Но если это понятие так часто вбивалось в голову людьми короля, то прежде всего потому, что оно упраздняло традиционные правила, привычки, привилегии и исключения. Именно по этой причине сенешаль Каркассона выдвинул его против протестов графа Фуа. Именно "защита королевства" послужила основанием для взимания в январе 1296 года cinquantième, то есть налога в размере 2%, который собирался по всему королевству. Исключение составляли только дворяне. Будь то рыцари, оруженосцы, священнослужители, дамы или девицы, дворяне не платили ничего, ни налога на свое имущество, ни на свой доход[221]. Эта исключительность никогда не объявлялась официально. Но нет никаких сомнений: если дворяне были освобождены от уплаты налога, то это потому, что они были обязаны служить в армии. Речь шла уже не о феодальных отношениях с королем, а о торжестве нового принципа — военной службы королю как обязанности дворянского сословия. С этого момента обязанность служить с оружием в руках лежала уже не на фьефах, а на конкретных людях. Поскольку они были дворянами, они были обязаны служить, но теперь они были обязаны этим не своему сюзерену, а непосредственно королю, именно потому, что на него была возложена обязанность защищать королевство от врагов. Начало этому было положено в сенешальствах Юга в конце правления Филиппа III. Чрезвычайная ситуация, возникшая в результате Аквитанской войны, умело использованная пропагандистами Филиппа Красивого, привела к впечатляющему росту королевской власти, и теперь, во время войны каждый был что-то должен. Дворяне были обязаны нести военную службу, остальные — платить налоги.

Пока продолжалась война в Аквитании (правда, не слишком интенсивная), Филипп Красивый открыл второй фронт, объявив Ги де Дампьера, графа Фландрии, лишенным своих владений. На этот раз король сам встал во главе армии, поднял Орифламму и с большой помпой посвятил в рыцари своего единокровного брата Людовика д'Эврё и несколько десятков молодых дворян. Собралась блестящая армия: "король призвал своих людей и баронов, а их было тридцать герцогов и графов, собравшихся в Аррасе в четверг после Пятидесятницы, в год Воплощения 1297", — говорится в Chronique artésienne (Артезианской или Артуасской хронике). И действительно, собралось много принцев: двое братьев короля, Карл де Валуа и Людовик д'Эврё, двое его двоюродных братьев, Роберт д'Артуа и Людовик де Клермон, а также герцог Бургундский и граф Бретонский; два князя Империи, графы Бургундский и Эно; графы Омаля, Осера, Булони, Даммартена, Дрё, Э, Руси, Гранпре, Сен-Поля, Сансера, Суассона, а также представители самой блестящей французской знати: Шатийон, Куси, Фальви, Анже, Аркур, Мелён, Меркёр, Монморанси, Пиквиньи, Танкарвиль, Три. Пересекши все королевство, прибыли и несколько баронов Юга: графы Фореза, Ла-Марша, Родеза, Эймар де Пуатье, виконты Лиможа и Вентадура[222]. Все эти великие бароны приехали со своими свитами, со своими вассалами или с рыцарскими дружинами, собранными этого случая — сохранились расписки, данные пятнадцатью рыцарями, нанятыми графом Артуа перед его походом во Фландрию[223].

Редкие сохранившиеся административные документы (вызов графа Родеза, созыв ополчения Парижа) свидетельствуют о том, что король проводил общую мобилизацию своих вассалов, крупных и мелких, епископств, аббатств и общин[224]. Наконец, были наняты арбалетчики, пешие и конные солдаты[225]. В некотором смысле, армия 1297 года является военным апогеем царствования: все это прекрасное рыцарство, собравшееся вокруг него со всего королевства, прекрасно иллюстрирует степень могущества, которой достиг Филипп Красивый.

В январе 1300 года, как только истек срок действия перемирия, заключенного в 1297 году, Карл де Валуа вторгся в ту часть графства Фландрия, которую все еще контролировал Ги де Дампьер. Сохранился пергаментный свиток длиной более метра, в котором записаны имена рыцарей, поклявшихся присоединиться к графу Валуа, количество доспехов, которые они должны были иметь при себе, и количество денег, которые им полагаются в виде жалования. Карл де Валуа возглавлял 240 латников; Ги де Клермон — 5 рыцарей и 15 латников; Пьер L’Horrible[226] — одного рыцаря и 30 латников; Жан де Бофор — всего четырех латников. Это была смета предполагаемых расходов в которой указанная сумма соответствует полному году содержания войск[227].