Каждый раз, когда король отправлялся в экспедицию, монахи Сен-Жермен-де-Пре точно знали, сколько с них причитается: "Когда король отправляется с армией в поход, мы обязаны предоставить 150 сержантов, три повозки, запряженные четверкой лошадей, и соммье или вьючную лошадь, стоимостью 17 парижских ливров  и 10 су. Но если король откажется от этого взноса, мы должны ему заплатить 60 парижских су за каждого сержанта"[308]. В действительности аббатство Сен-Жермен-де-Пре всегда платило солидную сумму, которая, вероятно, превышала теоретически причитающуюся, таким образом покупая благодарность короля.

С точки зрения закона, вклад городов и монастырей всегда имеет под собой реальную основу. Другими словами, община изначально должна была выставить определенное количество сержантов и повозок, а  конвертация этих обязанностей в деньги происходила постепенно. О сборе денег вместо службы можно судить по экспедиции 1283 года, когда Филипп III сопровождал своего дядю Карла Анжуйского в Бордо, где король Сицилии должен был противостоять в поединке своему сопернику — королю Арагона. Филипп III объявил общий призыв в армию, но маловероятно, что за ним в Аквитанию последовали пешие воины: следовательно, его целью, было получение денег. Однако в prisée (оценке), составленной по этому случаю, по-прежнему указывается количество сержантов и повозок, причитающихся с каждого города и каждого монастыря, с указанием сумм, выплаченных вместо них[309].

В некоторых случаях служба должна была нестись самим монастырем или его вассалами, но это было не всегда так. В некоторых случаях служба уже давно была полностью конвертирована в деньги, так, в 1272 году аббатства Феррье и Сен-Колумб-де-Санс заявили, что они не обязаны предоставлять сержантов, а только денежный взнос[310]. Эта тенденция, безусловно, была одобрена королем, так как найти деньги было сложнее, чем воинов.

Откуда монастыри брали такие деньги? В 1272 году за армию для Фуа аббатство Сент-Женевьев выплатило королю 221 ливр 10 су. Чтобы собрать эту сумму, аббат наложил налог на подданных аббатства: различные деревни облагались в соответствии с их относительной платежеспособностью. Для того чтобы вести учет финансовой нагрузки, список деревень и их соответствующие вклады в сумму, выплачиваемую королю, вносились в специальный реестр цензором аббатства[311]. Во владениях соборного капитула города Парижа каждая община назначала некоторых своих членов для справедливого распределения по домохозяйствам суммы, запрашиваемой канониками[312]. Именно такая система преобладала и в случае с аббатством Сен-Жермен-де-Пре[313]. Однако часто возникали споры. Через несколько недель после окончания экспедиции в Фуа, Парламент на заседании, в День Всех Святых 1272 года, установил сумму в 12 денье в день на каждого сержанта, которую жители деревни Ривьер должны были выплатить аббату Сен-Медард-де-Суассон на жалование тремстам сержантам; жители также должны были оплатить расходы на четыре повозки для перевозки оружия и снаряжения. Поставка тягловых животных также была предметом ожесточенных споров: так, епископ Невера вызвал в королевский суд глав церквей Сен-Совер-де-Невер и Обиньи, которые, по его словам, каждый был должен ему по одной конной повозке для службы в королевской армии[314].

Вклад городов был несколько иным. Буржуа, то есть члены старых семей, которые участвовали в городском самоуправлении, часто сами формировали вооруженное ополчение. Пример фламандских городов хорошо известен, но его можно распространить и на все города королевства. В результате, когда ему требовались пешие воины, король мог рассчитывать на уже организованные, вооруженные и оснащенные контингенты в городах. В некоторых случаях, например, в Париже или Нарбоне, когда власти получали вызов от короля, они устраивали "смотр": всех мужчин в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет просили явиться в указанный день, чтобы отобрать тех, кто составит контингент, требуемый королем. 30 апреля 1297 года Филипп IV приказал парижскому прево объявить, что в воскресенье после Дня Вознесения состоится смотр буржуа и сержантов города, а всех, кто не явится, ожидало наказание[315].

Даже если источники дают нам лишь фрагментарную картину, все указывает на то, что города понимали необходимость быть готовыми предоставить королю контингент пеших воинов. Это нашло отражение на ряде печатей городских коммун[316]. Некоторые города пошли настолько далеко, что оплачивали все расходы на содержание контингента сержантов, которых они посылали в королевскую армию. В конце июля 1315 года контингент из города Тулузы готовившийся отправиться в Аррас, где собиралась королевская армия, состоял из командира, называемого коннетаблем, четырех дизеньеров (десятников), каждый из которых отвечал за подразделение из десяти человек, тринадцати арбалетчиков и тридцати двух человек, которые были простыми сержантами. Коннетабль отряда, некий Раймон де Антино, письменно подтвердил, что получил от капитула (консулов города) четырнадцать наплечников (по 17 турских су и 2 денье за штуку) для себя и тринадцати арбалетчиков, а также пятьдесят гербов и плащей (по 16 турских су и 2 денье за штуку); город Тулуза выплатил всем жалование авансом за тридцать семь дней, из расчета двадцать дней на дорогу в Аррас, семнадцать — на возвращение. По истечении этих тридцати семи дней люди должны были находиться на королевском жаловании, а в случае сокращения срока службы они должны были вернуть переплату[317].

При Людовике IX и Филиппе III городам и монастырям было предложено платить, а не выставлять воинов. При Филиппе Красивом война непосредственно затронула все королевство. Во время Аквитанских войн король часто обращался к городам Юга. В июне 1294 года король выдал гарантийные письма консулам Тулузы, которые по просьбе Рауля де Клермона несли в Аквитании конную службу за счет города, без ограничения срока[318]. Когда Филипп Красивый начал войну во Фландрии, он призвал в армию контингенты городов с северо-запада своего королевства. В хронике говорится, что перед битвой при Фюрне Роберт д'Артуа попросил город Сент-Омер предоставить ему войска и город немедленно выделил ему 100 латников, 900 арбалетчиков и 1.600 пехотинцев[319]. Во время осады Лилля в конце лета 1297 года король послал за контингентами из Турне и Сен-Кантена и приказал аббату Корби явиться к нему "с добрым отрядом воинов, хорошо оснащенных лошадьми и оружием", что является доказательством того, что монастыри также могли быть призваны в случае необходимости, в том числе и путем предоставления воинов[320]. В октябре 1302 года коммуна Бове предоставила лошадей и повозки для Фландрской армии[321]. В сентябре 1304 года король, осаждавший Лилль, попросил мэра и эшевенов города Абвиль прийти к нему на помощь "с оружием, верхом или пешком, начиная с воскресенья после праздника Святого Креста и до среды", против врагов, которые шли на помощь осажденному Лиллю[322]. Подобное произошло и в случае с монастырем Бове. Служба, которую несли города, претерпела туже эволюцию, что и служба, которую несли рыцари: во имя "защиты королевства" Филипп Красивый значительно расширил традиционные обязательства вассалов, вплоть до провозглашения арьер-бана после Куртре. Между 1302 и 1304 годами контингенты, предоставленные городами на севере королевства, составляли важную часть королевских войск, размещенных вдоль границы с Фландрией. Позднее власти Сен-Кантена не преминули указать в меморандуме, адресованном королю с целью избежать новых налогов для жителей, что город "отправлял в армию Фландрии, чтобы с честью служить нашему господину, королю, четыре раза, большое количество конных и пеших сержантов, больше, чем любой другой город в королевстве, и лучше оснащенных и экипированных, чем выставляла любая другая коммуна"[323]. Но Париж, несомненно, превосходил всех. В июле 1315 года, когда Людовик X готовил ставший катастрофическим "грязный поход", парижане обязались за свой счет прислать ему 400 конных и 2.000 пеших воинов, при одном условии: всадники и пехотинцы будут выступать под знаменем с гербом города. Неудивительно, что эшевены попросили, чтобы их контингент имел собственное знамя: все должны были знать о важности вклада столицы[324].