«Не сомневаюсь, разбить его не получается только у меня!»

– Нет, – соврала я вслух.

– И тем не менее это так. Я даже был у них на свадьбе. И видел кое-что…

– И что же? – с интересом спросила я.

Мало-помалу, но история начала увлекать меня. Душа уже не так страдала.

– Когда она стояла со своим истинным перед Правителем драконов, то обернулась на меня. И в ее глазах я увидел… что она сомневается. Что истинность ее мужчины не выдавила до конца любовь ко мне. Увидел, что ей тоже больно…

– И ты вмешался? – с интересом спросила я.

– Нет, что ты! Никто не смеет осквернять святыню истинной пары! – На этот раз усмешка вышла весьма злая. – К тому же у нее был выбор. И она его уже сделала. Я ведь предлагал попробовать пойти против этого благословения и проклятия драконов – истинности пары. Она не захотела. Какой смысл был вмешиваться, а по сути – просто устраивать скандал прямо на свадьбе? Она вышла за него замуж. И все.

– Все? – удивилась я. – Конец истории?

– Для них – да. Они жили недолго и счастливо. Не спрашивай меня, почему недолго. Это к делу не относится. Думаю, однажды я расскажу тебе об этом, но не сейчас. А вот для меня – нет, не конец. Мне всегда хотелось исправить это. Исправить саму систему. Ведь та драконица не утратила любовь ко мне, встретив истинного. Просто эта истинность, как инфекция, как неконтролируемое влечение, не оставляла ей настоящего выбора! Кстати, подобное мы сейчас видим у твоих парней. Искренне им сочувствую. – Гарон изучающе поглядел на меня.

Очень красивый и… снова ставший близким мне в лунном свете.

В конечном счете, как бы обидно ни было моей эгоистической части… Той, что желала признаний в свой адрес, желала, чтобы он встал на одно колено и молил стать его… ну просто его хотя бы! Как бы обидно ни было, я испытывала благодарность, что Гарон открылся мне. Что рассказал то, о чем, уверена, не знает никто в Академии. О своей личной жизни.

А еще в душу прокрадывалось сочувствие. Я ведь сама нахожусь в похожей ситуации. Вернее, в ситуации «наоборот». У меня сколько угодно истинных, и меня даже время от времени тянет к ним (к каждому по отдельности, конечно), но сердце стремится к этому вот Великому и Ужасному дракону.

– Я тоже им сочувствую, – тихо произнесла я. – Мне тоже иногда кажется, что это как болезнь. Понимаю тебя.

– Благодарю за понимание. Я много изучал этот вопрос. В основном его рассматривают на факультете магического естествознания, поэтому я ушел со своей прежней должности и стал деканом этого факультета – чтобы всегда быть на передовой подобных исследований, если они велись. Впрочем, когда не велись – я незаметно инициировал их проведение.

Он на мгновение замолчал и опустил взгляд, изучая нос своего черного ботинка, красиво блестевшего в лунном свете.

«Вот гад, у него даже ботинок красивый», – подумала я, а вслух спросила:

– А кем ты работал до этого?

– Был ректором этой Академии, – нарочито-небрежно бросил Гарон. – Иногда мне кажется, что следует вернуться на эту должность, чтобы навести порядок! При мне никто не убивал попаданок ни в стенах Академии, ни вне ее!

«Ого!» – опешила я.

Выходит, не вовремя я его встретила. Иначе получилась бы классика фэнтези: попаданка и ректор-дракон Магической Академии. Но когда-то Гарон осуществил некий «дауншифтинг», чтобы заниматься своими изысканиями.

– И к какому выводу ты пришел?

– Ты можешь назвать его романтичным, – усмехнулся Гарон. – Но что есть, то есть. Считается, что истинные чувствуют друг друга по эманациям души – ты это знаешь. Вернее, по энергетическим эманациям и просто физическому запаху, которые исходят от тела. А они, в свою очередь, определяются душой. Тогда получается, что истинность – свойство души. У каждой души, как ты говорила…

– Я не говорила!

– Хорошо, не ты говорила. Но у каждой души где-то существует половинка. Истинная пара. И сколько бы душа ни реинкарнировала, другой истинной пары у нее не будет. – Я припомнила: в этом мире верят, что Бог дал душам много жизней. И что они перевоплощаются из тела в тело, пока не достигнут какого-то особого уровня развития. Как в некоторых наших религиях. – Ну или несколько, как у тебя. Но это, кстати, уже противоречие тому, что истинность определяется нашей сердцевиной. А как же любовь? Любовь и свободный выбор?! Ведь мой опыт показал, что любовь может быть и не только с истинной парой!

На этой фразе, к моему удивлению, сдержанный Гарон сжал кулак. Помолчал и продолжил:

– И я пришел к выводу, что все не совсем так. Душа… Ты хорошо понимаешь, что такое душа, Маша? Это не противоречит мировоззрению твоего мира? Это некая энерго-информационная сущность, что живет более одной жизни.

Я кивнула, мол, понимаю.

– Так вот, я пришел к выводу, что душа имеет много слоев. Условно можно сказать, что их два: внутренний и внешний. Внешний слой изменчив, он меняется от жизни к жизни. И определяет текущую инкарнацию живого существа. И именно он влияет на тело и дает те эманации, что определяют истинность пары. То есть истинность – свойство в рамках одной жизни. И связана больше с телом и внешними энергетическими структурами. А внутренний – наше истинное «я». И истинная любовь, которая дает свободный выбор партнера, рождается именно в ней. Теперь ты понимаешь, почему я хочу в твой отбор и хочу победить на нем?! – довольно горячо воскликнул он. – Эксперимент устроен, чтобы решить вопрос подбора истинных пар и их аналогов. Так думают все. Но я хочу, напротив, доказать, что любовь, идущая из сердцевины души, важнее любой истинности, определяемой внешними факторами! И можешь считать это романтичным. Можно сказать, я хочу доказать главенство духа над телом!

Я все понимала и даже поддерживала его рассуждения. Но он говорил – а во мне опять забулькало. Потом – закипело. А на последней его фразе я вскочила, вырвала руку из его нежного захвата и почти крикнула:

– Понятно, магистр Гарон, зачем тебе нужна победа в моем отборе! Только вот я-то сама нужна тебе по-настоящему?! Как насчет этой настоящей любви, что должна быть в сердцевине души?!

И замолчала, словно сама себе дала пощечину. Потому что своим порывом фактически призналась, что хочу, чтобы Гарон любил меня. А значит… что сама люблю его.

Гарон ласково поглядел на меня:

– Маша, а как ты думаешь, стал бы я затевать эксперимент в эксперименте, если бы для этого не было повода? Если бы я не мог представлять из себя настоящий «контрольный образец», обладающий всеми свойствами, необходимыми, чтобы сравнить его с истинными парами? На Совете я достаточно четко высказал свою, хм… позицию, – и дальше смотрел чуть насмешливо и выжидающе, мол, сама подумай. Догадайся, сделай выводы.

О чем, простите, магистр декан? Самой решить, любишь ты меня или нет?

Ха! Смешно.

Разумеется, я продолжала кипятиться. Одновременно внутри рождались слезы. Слезы незаслуженной обиды: я ведь, в сущности, ничего плохого ему не сделала. А он… издевается!

– Но ты не сказал ничего определенного на Совете. И сейчас не говоришь! Подозреваю, ты специально «подружился» со мной, чтобы можно было предложить себя «контрольным кандидатом»!

В глазах Гарона сверкнуло возмущение. Видимо, я где-то задела его за живое. Но тут же погасло, превратившись в какой-то другой огонь.

– Я понимаю, – сказал он и тоже встал, глядя теперь на меня сверху вниз. И в лунном свете его словно высеченное из камня лицо выглядело таким красивым, что хотелось отпустить ему все грехи. – Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви.

Это был не вопрос. Именно утверждение.

– Эээ… – протянула я. Когда желаемое мной облекли в слова, я совсем растерялась. Гнев улегся. А вот смущение, даже стыд, что я как бы требую от него признания, – сделали шаг вперед из строя моих смешанных чувств. Взгляд сам собой уткнулся в землю. – Эээ… Ммм… – высокоинтеллектуально повторила я. – Может, и не так, но…