Мое молоко было без меда.

И холодненькое.

Вообще я и сама не особо как-то люблю, пусть никто и не заставлял пить.

- А у нас свежее молоко уходило в сепаратор.

- Что это такое? – Бекшеев тяжко сел рядом.

- Такая штука, которая молоко разделяет. Крутишь ручку, и в одну сторону льются сливки, а в другую – само молоко, но уже не жирное. Потом из сливок взбивают масло. Я ненавидела эту работу… хотя… я сейчас думаю, что я была напрочь неправильной. Я любую работу ненавидела.

Бекшеев рассмеялся.

- Это как раз нормально.

- Да? Но сидишь и взбиваешь, взбиваешь, а оно все никак… а надо успеть, чтоб не закисло. Молоко тоже… на творог вот, на сыры. Сыворотку – скотине, чтоб жирела.

- Никогда не думал, что сельское хозяйство – это так сложно.

- Ага… может, корову завести?

- В Петербурге?

Я вспомнила особняк и вынуждена была признать, что место для коровы там не предусмотрено. Хотя… если поискать домик попроще, где-нибудь на окраине.

Нет.

На кой мне корова-то? Что за странные мысли в голову лезут?

- С другой стороны если получить разрешение Его императорского Величества на выпас в общественном саду…

- Издеваешься?

- Ищу возможности… - Бекшеев вернул флягу. – Хорошо тут… солнышко… Одинцов сказал, что после сам нам отчеты пришлет. Правильного изложения. Они там с канцелярией делить будут…

- Лавры?

- И их тоже, хотя…

Какие лавры…

Мертвецы. Свиньи. Менталисты. Темный источник…

- Мне тут Софья кой-чего рассказала, - флягу надо будет промыть хорошо, а то остатки молока закиснут, тогда этот запах вовек не выведешь.

Я пересказала Бекшееву.

Он кивнул.

- Что ж… тогда только порадоваться, что все закончилось.

- А оно закончилось?

- Для нас – да. Для… Канцелярии – нет.

- Что с Анной сделают?

- Ничего, думаю. Она жертва, но в то же время род обладал немалой силой. И не думаю, что дело в том, что они чужие мозги жрали. А менталисты… нужны империи.

Меня передернуло.

- Так что будут беречь и заботиться.

- А люди?

- Люди… не останутся без помощи. Скорее всего, перевезут в спецучреждение… будут работать…

- Изучать?

- Не без того. Кто-нибудь и диссертацию напишет. И не одну. Про какие-нибудь эффекты пролонгированного ментального воздействия. Или восстановления после пролонгированного… или что-то в этом роде.

- Дерьмово звучит.

- Посмотри с другой стороны. Они получат лучшую помощь из возможной. Такую, которую в прошлой жизни вряд ли могли бы себе позволить… да и силой их держать никто не станет. Восстановятся и…

- А если нет?

- Тогда… будет еще пара диссертаций. Пожизненное наблюдение. Заведение специального порядка.

- Все-таки дерьмово звучит.

- Как есть. Хочешь, совру?

- Только попробуй, - я встала. – Идем.

- Куда?

- К Валерии Ефимовне…

- Может…

Я взяла Бекшеева за руку.

- Не может. Я слово дала, что приведу тебя. А я слово держу… и еще, я тут подумала и решила переехать.

- Куда? – он напрягся.

- К тебе.

- Ты…

- Ты не против?

- Зима!

- Против?

- Нет, но это как-то…

- Неожиданно?

А хромать почти перестал. И выглядит куда как получше, разве что седины в волосах добавилось. Или это мне кажется просто?

- И неожиданно тоже… не подумай, что я против, напротив, я не против…

- Ты заговариваешься.

- Просто… что скажут в обществе?

- А не плевать?

Он задумался.

- Но твоя репутация…

- Бекшеев, и так весь отдел уверен, что ты мой любовник. И не только отдел. А это обидно, когда тебя обговаривают не по делу. И каждому не докажешь, так пусть себе дальше обговаривают, только уже по делу… но если я ошиблась…

- Нет, - ответ был резким и жестким. – Ты выйдешь за меня замуж.

- Почему это не кажется вопросом?

- Потому что это утверждение.

- Вообще-то ты развелся недавно.

- А ты давно. Так что мы оба свободны.

- Бекшеев…

- Я не могу тебя… дискредитировать в глазах общества.

- Да плевала я на это общество. Оно на меня, что характерно, тоже. И опыт показывает, что стану я твоей женой, не стану, меня там не примут. И хорошо… нечего мне там делать. Княгиня из меня фиговая вышла, уже пробовали. Так что… смысл?

Отвечать он ничего не стал.

Задумался?

И сдается мне, что от мысли своей идиотской не откажется. Упертый же ж… но переехать перееду. А там… чего бежать впереди телеги.

- Вообще-то мужчина должен сделать первый шаг.

- Бекшеев, вот честно… пока ты со своими княжескими заморочками дойдешь сделать первый шаг, нас пришибут. Или тебя. Или меня. Или обоих… жизнь коротка, а весна и того короче.

- Значит, переедешь?

- Ага.

- Слово дала… это хорошо.

Конечно.

Слово я держу. И Бекшеев это уже понял.

Анне выделили отдельную палату.

И охрану.

Я передала Бекшеева в цепкие руки Валерии Ефимовны, а сама вот к Анне заглянула. Она сидела на полу, раскладывая фантики. Перед ней высилась горка конфет. Анна раскручивала конфету, вытряхивала её на блюдце, а фантик, разгладив ладошкой, клала на пол.

Рядом лежала пара волкособов.

Правда, смотрели они не на Анну, но на Новинского, который устроился в углу. На табуреточке. Стоило ему шевельнуться, и волкособы начинали скалиться.

Беззвучно, но вполне выразительно.

- Доброго дня, - сказала я. Звери поднялись. – Лежать… вы тут что делаете?

- Посадили… присматривать. Есть сомнения… вероятность… - Новинский смахнул платком пот со лба. – Что девушка… может причинить себе вред.

Анна мурлыкала песню.

И остановилась.

Посмотрела на меня. Улыбнулась, прижав палец к губам. А я… я поняла.

- Не причинит, - говорю. – Идите. Пока я с ней побуду.

- Может, вы собачек себе заберете? А то…

Не нравился он им.

- Хорошие, - Анна обняла ближайшую и притянула к себе. Зверь быстро клыки убрал и, заскулив, попытался облизать её. – Хор-р-рошие…

- Во-первых, у меня уже есть одна. Во-вторых, не отдаст… идите на самом деле, я скажу, что отправила вас. А мы тут посидим… правда?

- Правда, - эхом отозвалась Анна.

Новинский явно маялся. С одной стороны, приказ начальства был однозначен, как подозреваю, с другой… вот устал он быть здесь.

- Уходите, - попросила я тихо. – С ней ничего не станется. Нам… поговорить надо.

В глазах её появилась знакомая белизна, пока в самых уголках. И наверняка, целители решат, что это болезнь. Волосы… отрастают. То ли седые, то ли белые, вобравшие туман с поляны. И кожа посветлела. Еще немного, тоже сделается белой-белой.

- Спасибо, - говорю той, что не смотрит, нет, но есть где-то там, за Анной. – Что… отпустила. Меня… их тоже… Тихоню, Бекшеева… Софью…

Она чуть склоняет голову.

И улыбается.

Понимает? Нет?

Второй пес подползает ближе.

- Хорошие, - говорит Анна, обнимая за шею. – У него еще были…

- Надо поехать и забрать.

- Не отпустят же.

- Я постараюсь договориться. Ты… помнишь?

Кивок.

Вздох.

- Твоя бабушка была из… её жриц, да?

О таком не стоит спрашивать.

- Давно-давно… мама не разрешала… а я как-то встретила её в городе. На ярмарке… и сразу узнала. Вот… как будто здесь, - Анна накрыла ладошкой грудь. – Что-то загорелось. И она меня узнала. И потом поехала к маме. Они говорили. Долго. Мама не хотела, но потом вдруг согласилась… в гости… в деревню. Сестер тоже привела, но бабушка… она сказала, что обычные, что я старшая, мне дар и достался.

Пальцы Анны перебирают жесткую собачью шерсть.

- У мамы был, знаю. Но мама от него отказалась. Никогда со мной не говорила. Я спрашивать начала, а она… сказала, что не хочет и не будет. Что я могу вовсе к бабушке переселиться. Но отец не позволил бы… Я не помню, сколько мне было, когда она привела меня на ту поляну… помню, что мне показалось, будто я… дома? Не знаю. В таком месте, где хорошо и спокойно. И бабушка сказала, что отдаст это место мне. Что должна была матери, но та ушла. Не захотела… со смертью. Почему люди бояться смерти?