— Другими словами, даже последователи школы Истинного Учения ничего не знали об этом клейме. Но сегодня, ради русалочьей чешуйки матушки Юй, наш противник без колебаний разоблачил всех, кто столько лет скрывался в стенах Управления. Так что же такого в этом «Небесном нефритовом дворце», что они готовы заплатить такую цену? — спросил Ван Цзэ
— Или, может быть, нашему противнику совершенно нет дела до всех этих последователей. С самого начала… по данным, извлеченным из памяти заместителя Юя, таинственная фигура, появившаяся из стены колодца, сразу же оставила его, едва почуяв неладное, — сказал Чжичунь. — Они питаются «пилюлями бессмертия» талантливых людей одного с ними класса, и все эти последователи могут быть лишь пищей для находящихся в тени манипуляторов...
Пока они говорили, директор Хуан методично перемешивал кофе. Но стоило ему услышать эти слова, как ложка со звоном ударилась о стенку чашки, и напиток выплеснулся на накрахмаленный рукав его белоснежной рубашки.
Чжичунь тут же решил, будто сказал что-то, чего не должен был говорить. Он тотчас же прикусил язык и тихо позвал:
— Директор Хуан?
Янь Цюшань пристально смотрел на директора Хуана.
— Нет, ничего. Просто, когда ты упомянул об этом, я кое-что вспомнил. В сознании Хэ Цуйюй совершенно точно не было никаких следов. — изменившись в лице, произнес директор Хуан. Он взял салфетку и спокойно вытер руки. — Другими словами, те, у кого в сознании есть клеймо, несомненно принадлежат к школе Истинного Учения, но, если у кого-то его нет, это не значит, что они чисты. Напротив, вероятно, у них слишком большой ранг и они лучше умеют скрываться.
Одна эта фраза заставила всех присутствующих замолчать.
В это время в комнату вошел поникший Ли Чэнь:
— Я только что получил отчет. Под подозрение попали сто шестьдесят восемь человек из «Лэйтин», от обычных сотрудников до моего заместителя... Я...
«Лэйтин» редко покидали Главное управление, в их рядах насчитывалось, в общей сложности, четыреста человек. Они служили «фасадом» для всей оперативной службы. Ярким и красивым фасадом. Но, когда доски подняли, оказалось, что они наполовину сгнили. Ли Чэнь выглядел так, будто проглотил три цзиня живых личинок. Когда он садился или вставал, он горбился и с отвращением прижимал руки к животу, будто они все еще шевелились внутри.
— Директор Хуан, с таким же успехом вы могли бы уже отстранить меня!
— Отстранить тебя?— отозвался директор Хуан, скомкав салфетку, которой только что вытер руки, в шарик. — Если я отстраню тебя, кто возглавит «Лэйтин» в этой разрухе? И после всего случившегося ты смеешь вести себя как избалованный ребенок? Не неси ерунду, ты должен искупить свою вину!
Скомканная салфетка тотчас же полетела в Ли Чэня. Он прилетевшего в него «снаряда» командир «Лэйтин» едва не разрыдался.
— Ли Чэнь не виноват. В конце концов, «Лэйтин» — «его семья», — встал на защиту товарища Сяо Чжэн. — В «Лэйтин» входит больше всего людей, рожденных в «семьях с особыми способностями». В таком закрытом сообществе имеются свои сложности. Когда я служил в «Лэйтин», члены команды часто ссорились со своими семьями, потому что влюблялись в обычных людей. В других командах все намного проще. В конце концов, обычные люди до сих пор составляют большинство...
— О чем вы только думаете, молодой господин? — откуда-то со стороны послышался хриплый голос. Сяо Чжэн оглянулся и увидел в дверях худую женщину. Она стояла там и жаловалась на «слишком сильное отопление». Войдя, она расстегнула теплую зимнюю куртку и сбросила с головы капюшон. Упав, капюшон открыл взглядам всех присутствующих ее смуглое постаревшее лицо.
На вид женщина, казалось, была того же возраста, что и директор Хуан. Персикового оттенка куртка делала цвет ее лица еще более землистым. Она походила на неряшливую2 старушку-чернорабочую.
2 不修边幅 (bùxiū biānfú) — не заделать как следует край одежды (обр. одеваться небрежно, не обращать внимания на внешний вид).
Но, как только она вошла, все находившиеся в комнате встали. Все, кроме доктора Вана, которому было уже больше двухсот лет. Даже «приклеившийся» к стене Янь Цюшань больше не выглядел таким заносчивым. Мужчина выпрямился и вежливо поприветствовал вошедшую:
— Сестра Шань.
— Командир Шань.
— Командир Шань вернулась.
Сонное морщинистое лицо доктора Вана в миг разгладилось.
— Малышка Линь вернулась? — пробормотал старик.
Командиру «Баоюй» Шань Линь в этом году исполнялось пятьдесят девять лет, но она все еще оставалась на передовой. Долгое время все считали ее пропавшей без вести.
В отличие от Ван Цзэ, который был волен в любой момент отправиться куда угодно, Шань Линь должна была круглый год отслеживать изменения в динамике «кровеносной системы земли». В этом и заключалась главная особенность «Баоюй». Они выстраивали «инфраструктуру» в таких местах, где даже птицы не гадили3, в безлюдных районах, в Большой Песчаной пустыне и на заснеженных плато, постоянно следя за перепадами мощности в различных точках планеты. Она не появилась даже на церемонии назначения нового директора, и Управление по контролю за аномалиями попросту решило, что такого человека никогда не существовало. Однако, если бы не «Баоюй», державшие на себе огромную мониторинговую сеть, все информационное поле Управления в миг парализовало бы.
3 鸟不拉屎 (niǎo bù lā shǐ) — досл. место, где даже птицы не гадят (обр. захолустный, богом забытый, глушь).
Первым делом Шань Линь поклонилась доктору Вану, а затем, одного за другим, поприветствовала все молодое поколение. Обменявшись любезностями с Янь Цюшанем, она заметила куклу, в которой поселилась душа Чжичуня, и невольно вздохнула. Должно быть, она уже слышала об этой истории. В конце концов, она сказала ему:
— Возвращайся поскорее, хорошо?
Хоть Сяо Чжэн и был выше Шань Линь по положению, но по возрасту он был намного младше, потому честно встал со своего места, чтобы поприветствовать женщину.
Но Шань Линь не стала с ним церемониться.
— Молодой господин, как ты можешь так спокойно говорить о подобных вещах? — прямо спросила она. — Такому как ты никогда не понять, что такое настоящие страдания. С чего ты взял, что те, кто рожден в семьях с особыми способностями, встанут на сторону обычных людей?
— Юный Сяо совсем молод, ему еще многому нужно научиться. Ведь это именно то, что так приглянулось в нем бывшему директору? Он хладнокровен и силен духом, — с улыбкой сказал директор Хуан. — Мы звонили тебе десятки раз, но ты так и не взяла трубку. В этот раз мы были вынуждены переехать и перевезти штаб-квартиру в другое место. Можешь считать это приглашением и просьбой вернуться.
Сяо Чжэн с сомнением посмотрел на Янь Цюшаня, будто хотел спросить у него: «Директор Хуан обычный человек, откуда он может знать командира Шань? И как это он звонил ей?»
Янь Цюшань тоже заметно прищурился.
— Чем это ты там занимаешься? Строишь глазки? — не оглядываясь, бросила Шань Линь. Казалось, у нее были глаза на затылке. Продолжая ругать Сяо Чжэна, она ответила, — жена директора Хуана — моя младшая сестра4. Я навещаю их каждый раз, когда возвращаюсь в Управление с отчетом о проделанной работе. А знаете, какое у нашего старины Хуана фирменное блюдо? Отварная говядина в остром соусе. Он готовит ее всегда, когда кто-то наведывается к ним в гости, и никто не может его остановить. Стоит нам встретиться, как я сразу же вспоминаю этот запах.
4 Здесь речь идет не о родной сестре, а о соученице.
Директор Хуан продолжал улыбаться, однако он ни на минуту не терял нить разговора.
— Как дела у «Баоюй»?
— С «Баоюй» все в порядке. Кроме тех, кто остался в штаб-квартире, остальные отряды рассредоточились по горам и лесам, защищая мир от стихийных бедствий. Наши оперативники мало контактируют с людьми, у них не так много возможностей поддаться моральному разложению. — Шань Линь посмотрела на Сяо Чжэна и вздохнула. — Тебе очень повезло, твоя семья никогда не относилась к тебе предвзято. Но знаешь, что творится у других? «Особенные» дети, рожденные у обычных людей, считаются уродами и больными. Их истории полны крови и слез.
