Он верил, что через тысячи лет, когда дух меча обретет свое свое собственное тело, настанет мир, по которому он сможет беззаботно путешествовать.

Как же самонадеянно...

Глава 92

Шэн Линъюань отлетел на три чжана назад, но не успел он упасть, как его тут же подхватили чьи-то дрожащие руки.

Сюань Цзи не знал, было ли все увиденное им галлюцинацией, вызванной жаром Чиюань. Он был в замешательстве. Вдруг ему показалось, будто он услышал далекие отзвуки песенки, выученной им еще в детстве, в Северных землях.

Почему он так внезапно вспомнил о ней? Сюань Цзи не знал. Может быть потому, что эта мелодия несла в себе желание вернуться домой... Жизнь смертных непостоянна, словно перекати-поле, мирно плывущее с востока на запад. Откуда у них такие душераздирающие мечты?

Никто не мог потревожить пепел, утонувший в огне Чиюань, никто не мог растопить ни цуня арктических льдов.

Словно обезглавленная муха, Сюань Цзи мог лишь примириться с судьбой и, ведомый ложным пророчеством, ждать человека, что спасет его и прекратит непримиримую вражду.

Внезапно он ощутил себя избалованным ребенком.

«Последний потомок Чжу-Цюэ» и «единственный в своем роде меч демона небес». Он так часто это слышал, что, в итоге, возомнил себя особенным. Он думал, что сможет влиять на ход событий, сможет изменить что угодно. Так было до тех пор, пока Шэн Линъюань не спрыгнул с высокой скалы. До этого дня он еще тешил себя мечтами о том, что однажды пламя Чиюань погаснет, в мире наступит покой, и у него снова появится шанс увидеть своего старого друга.

Он не ожидал, что произошедшее застигнет его врасплох. Бесчисленное множество раз он пытался поймать мужчину, но его руки всегда проходили сквозь израненное тело. Пока из пустой обугленной груди не высыпалась горсть металлических осколков, смешанных с костями Чжу-Цюэ. Только после этого Сюань Цзи обрел возможность вернуться в этот мир.

Обеими руками он держал тело того, о ком тосковал день и ночь... Обменяв одну жизнь на другую, этот человек исчез, оставив после себя лишь пепел.

Сюань Цзи тщательно собрал все, что осталось от Шэн Линъюаня, и погрузился в бережное совершенствование. Позже, когда пламя Чиюань угасло, он вернулся. Он ходил по дорогам, по которым они когда-то ходили вместе, мечтая вернуть юному правителю утраченные территории.

Наконец, юноша обрел то, к чему так отчаянно стремился: он познал тепло и холод этого мира, больше не опираясь на чувства другого человека.

Война закончилась, и население Центральных равнин заметно увеличилось. Методично и безжалостно истребляя пороки, Линъюань заложил надежный фундамент для будущих поколений. Поговаривали, что его приемником стал единственный сын князя Нина. И однажды Сюань Цзи действительно посетил дворец Дулин. Он хотел увидеть его... К сожалению, юноша не был похож ни на кого из семьи Шэн. Черты его лица были тонкими и красивыми, что указывало на его родство с шаманами Дунчуаня.

Когда пламя Чиюань погасло, другие человекоподобные расы смешались с людьми. Отныне они жили и работали в мире и довольстве. Среди потомков гаошаньцев было больше всего ремесленников, а шаманы больше всех напоминали жителей Центральных равнин. Будучи знатоками трав, они произвели на свет множество известных лекарей, прекрасно разбиравшихся в лекарственных растениях. Тени же, наоборот, со временем попросту перестали существовать, так как большинство их потомков укоренилось среди других кланов. Что до клана демонов, то его представители прочно засели на дно. Они уходили в уединение или искали пристанища в подразделении Цинпин.

Из печных труб валил дым, по улочкам, словно полноправные хозяева жизни, расхаживали куры и собаки, а крестьяне возвращались с работ в свои дома, намереваясь поесть и отдохнуть. По обе стороны от главной дороги простирались бесконечные поля. Дорогу отремонтировали, и теперь по ней день и ночь тянулся нескончаемый поток путников.

Оставшийся в Дунчуане шаманский курган был надежно запечатан Шэн Линъюанем. Посетив его, Сюань Цзи долго стоял у подножия горы, вспоминая здешние травы и деревья... Постепенно, его воспоминания начали тускнеть.

Вот и старая дорога, а где же старый друг?

Тогда он, наконец, понял, как ошибался. Той ложной близости, украденной в снежную ночь в канун Нового года, оказалось недостаточно, чтобы утешать его в этой долгой… очень долгой жизни.

В его ушах эхом отдавалась песня Северных земель. Песня, вместившая в себя всю тоску по дому. Мелодия повисла в воздухе, заставляя что-то внутри Сюань Цзи отзываться на нее.

Небо и земля так далеки друг от друга, а он бродил по миру, словно ветер.

Ему больше некуда было идти и некуда было возвращаться.

Познав безграничную свободу, Сюань Цзи оказался в тупике. Он почти посочувствовал теням, которых когда-то презирал. Тогда он вспомнил, что Дань Ли завещал ему охранять Чиюань. Решив во что бы то ни стало отыскать реликвии, отобранные у Дань Ли в тот день, когда его приговорили к смерти, юноша пробрался во дворец Дулин, вошел в государственную сокровищницу и нашел там то, что некогда принадлежало умершему. План императорского наставника был безупречен. И теперь Сюань Цзи ничего не оставалось, кроме как последовать этому плану и занять свой пост.

Конечно же, среди всех этих вещей был и «Альманах тысячи демонов», и рецепт создания камня нирваны.

Камень нирваны — это секретный артефакт, позволявший человеку запечатать свое божественное сознание и море знаний. С его помощью можно было взять все воспоминания о прошлом и попросту отдать их камню. Юноша превратил его к надгробие и возложил на алтарь Чиюань. Это позволяло ему притворяться, будто он умирал и каждый раз возрождался вновь. Тот, кто запечатал свои воспоминания, носил с собой кроваво-красный камень, являвшийся своеобразной печатью¹.

¹  П/п: кольцо, что было на пальце Сюань Цзи в первых главах. 

Чтобы не забыть все накопленные знания, Сюань Цзи лично переписал «Альманах тысячи демонов» и поместил его в свой левый глаз. До тех пор, пока Чиюань спит, этого было достаточно, чтобы жить в мире.

Однажды, отправившись в очередное путешествие, Сюань Цзи встретил Дао И. Оружие было испорчено и превратилось в груду бесполезного хлама, но юноша все равно подобрал его. Сначала они почувствовали жалость друг к другу. Эта встреча что-то всколыхнула в душе Сюань Цзи, но позднее он к этому привык. Потеря памяти не помешала ему годами собирать мусор. Со временем вся долина была усыпана ржавыми доспехами и клинками. И пусть они не отличались особым умом, но, по крайней мере, могли бы составить юноше компанию. Он провожал их в последний путь, а они защищали его, когда он создавал новый камень нирваны. Они были нужны друг другу.

А потом оказалось, что печать на железных вратах, что являлись юноше во снах, создал он сам. И пойманный в ловушку зверь с самого начала тоже был он сам.

После стольких лет все его воспоминания, наконец, вернулись к нему. В голове прояснилось. Миазмы внутреннего демона уничтожили последние следы, оставленные в его море знаний камнем нирваны.

Это была тридцать шестая кость…

Камень нирваны был слишком хрупок. Возможно, использовать его было не самым лучшим решением. Странно, что он выбрал именно этот метод.

В прошлом, когда Сюань Цзи посещал знакомые места, пребывание в них неизменно будило в юноше доселе неизвестные чувства. Камень нирваны ломался каждый раз, когда он возвращался в родной город или сталкивался с вещами, оставшимися от его старых знакомых, или, когда его охватывали слишком сильные эмоции. Порой это случалось, когда его начинало тяготить пребывание среди людей. Он никак не мог понять, как в мире смертных могло родиться такое одинокое существо. Ему попросту нечего было делать и тогда, страдая от любопытства, он разыскал секрет камня нирваны.

Время шло, сознание юноши менялось, и дела давно минувших дней, что волновали его прежде, постепенно канули в небытие. Инструментальные духи знали о его проблемах и различными способами старались оградить от них Сюань Цзи. Вскоре, самой большой бедой для жителей долины стали голод и войны. Крупные катастрофы, обрушившиеся на человечество, могли пробудить Чиюань. Лишь только это заставило Сюань Цзи выбраться из скорлупы камня нирваны и подавить надвигавшуюся тьму. Радость лишь краткий миг, но боль копилась в мире поколениями. Не в силах больше этого выносить, юноша вынужден был запечатать Чиюань.