Если бы не бабушка, то разум мой давно бы сгорел. Перед уходом из города Мира, Время дала намёк, что я должен идти до конца, и тогда вновь встречу единственную свою любовь. Она сказала, что я не должен сомневаться, даже если события повторяются, и надежды идут прахом. А я горел. Аделина зажгла моё сердце, и его пламя с каждым шагом в пути становилось только ярче. Я знаю, что найду её. Большего Время мне не сказала, но и этого достаточно.

— Приветствую вас, братья-месяцы! — произнёс вышедший к нам навстречу старец Тагат. В этот раз его глаза излучали доброе приветствие, а не как тогда, что мы валялись на площади, корчась от боли, насланной хранителем.

— Рады встрече! — хором произнесли братья, и как старые друзья, каждый обнял мощного старика, похлопав по спине.

— Вас уже ожидают, — сказал он, и указал посохом в сторону Гномьей горы.

Не удивляясь, мы двинулись следом за ним. Должно быть, старик говорил с духом Ветра, и тот поведал ему о наших планах навестить Мирового Змея ещё раз. Только он может доставить нас в царство Орголиуса. Аделина зажгла добро даже в этом гиганте, и узнай он, что она в беде, точно не откажет в помощи. В противном случае, мы всё равно придём к Орголиусу, с помощью Змея или без него.

Время просила меня охладить горящий местью разум, но я справиться с её просьбой не в силах. Последнее мгновение того дня, момент её похищения стоит у меня перед глазами. Я жажду мести. Он должен страдать! Он отобрал у меня самое дорогое, священное и драгоценное. Можно ли не желать возмездия, когда твоё сердце изнывает в тревоге от постоянных мыслей, что с ней, как она там? Эти призрачные образы травят сознание, заставляя разгораться костёр мести. Я исстрадался в думах о ней, от своего бессилия сейчас же ей помочь, осушить слёзы, что она проливает в плену у этого чудовища, что уволокло её в своё проклятое логово! Не будет ему пощады! Я сделаю всё, что смогу, чтобы вырвать её из его тёмных лап. И ни что меня не остановит.

— Проходите братья, — сказал Тагат, указав на распахнувшиеся золотые ворота Гномьей горы. В его глазах было что-то необъяснимо доброе. Старик, должно быть, тоже желает скорейшего равновесия в этом мире.

Мы шли по музыкальному коридору, на стенах которого играли узоры от звука наших шагов. Сердце моё страшно щемило, потому что перед глазами, как живой, возник образ Аделины. Вот она удивляется этому чуду, смешливо издает звуки, распевает их, наблюдая за возникающими узорами. Она восхищённо улыбается, её яркие глаза горят огнём жизни и страсти познания. А я смотрю, и не могу развидеть её образ. Слишком он реален, что дышать страшно, чтобы не спугнуть, не потерять связь.

— Брат, — Апрель положил мне руку на плечо и уставился на меня печальными глазами, — пойдём.

Образ рассеялся, и я от досады одёрнул плечо и молча пошёл вперёд. Я знаю, что они тоже видят её и думают о ней, но делают вид, что не испытывают страданий. Но, я чувствую их мысли. Я знаю, что плохо всем. И эта боль заставляет нас идти вперёд. И лишь призрачные образы прошлого заставляют замереть.

Мы спустились к главному залу, где перед входом нас встретил с горящими глазами Исгерфер. Он был так возбуждён, приветствовал с таким пылом, что на мгновение возникли подозрения. Июль пристально посмотрел на него, а затем бросил взгляд на меня, а я на Января.

— Дорогие друзья, проходите! Мы вас давно ждём! — распинался Исгерфер. Его аж потряхивало от волнения.

— Откуда тебе ведомо о нашем прибытии? Что значит давно? — строго спросил его Январь.

— Разведка донесла. Мы знали, что вы направляетесь к городу, — как ни в чём не бывало, ответил король гномов.

Братья переглянулись, и не стали трепать вопросами ожидающего гнома. Не было в его словах лжи. Но вот эта неприкрытая радость наводила на определённые мысли, хотя… он вполне может так ликовать после всего мрака, что пришёлся на наши головы.

Он проводил нас в зал, где в прошлый раз мы весело проводили время. На меня накатил вихрь воспоминаний, от которых не было сил отбиться. Не желал я от них бежать, а только с упоением принимал их головокружительные образы. Я видел её, совсем как настоящую. И пусть только попробуют братья отнять этот момент у меня!

Она сидела на диванчике за столом с угощениями. Такая живая и немного испуганная. Вот, последствия моих переживаний дошли до того, что образ её стал таким. Я шёл к ней, как завороженный. Желал лишь одного, обнять, защитить, успокоить. Дать то, чего желал больше всего. И пусть это лишь призрак моего воображения, но он такой живой.

Сердце замерло. Из её глаз покатились слезинки. Я вижу их так детально. Она, словно в волнении, кусает губы. Бедная моя девочка. Вихрь эмоций едва не сбивает меня с ног, в тот момент, когда она поднимается с диванчика и так смотрит на меня, мол, вот я, здесь…

Такая живая. Такая настоящая, что я готов умереть, лишь бы это видение стало правдой. Не в силах больше держаться, отпускаю эмоции, что сейчас разорвут меня. Слёзы, горячие, как у неё, текут по моему лицу. Глухой хрип вырывается из горла, и я, прикрыв рот рукой, стараюсь не моргать, лишь бы не спугнуть это видение. Смотреть до конца. И плевать, что думают братья.

Но, в следующее мгновение появляется образ Гелиодора. Он важно шагает ко мне и кладёт руку на моё плечо. Словно, эй, брат, ты утонул в своих мечтах, проснись. Но, я знаю, что это нереально. Стою, не смея дышать и двинуться. И я не один. Молчат все. Никто ни слова не произнёс, а лишь молча смотрят вперёд, как и я.

— Тебе не кажется, — наконец-то произносит Гелиодор.

— Сюрприз! — громким хлопком в ладоши разрывает моё сознание Исгерфер.

— Октябрь… — произносит Аделина, и как-то неуверенно делает шаг навстречу.

Я готов провалиться на месте. Она сказала… она идёт.

Обернувшись на братьев, вижу, что они, как и я, стоят поражённые ожившим видением.

Не помню как, но я со всех ног, со скоростью молнии бросился к ней, крепко заключив её в объятьях. Она тряслась в моих руках, что-то шепча и плача, а у меня в голове стоял вселенский свист. Я не мог поверить своему счастью! Трогал её, пытаясь убедиться, что образ не растворится в моих руках. Целовал её заплаканное лицо, и казалось, что умру от радости.

— Как? — еле вымолвил я, боясь выпустить её из своих рук.

— Всё так странно, но вот так, — ответила она.

— Это её дружки морфоксы подсобили нам, — с улыбкой в голосе, сказал Гелиодор.

— Милая моя, любимая, прости меня, прости, что не смог защитить, прости меня любовь моя, — шептал я, прижимая её к себе, — теперь я не дам тебя в обиду, я готов на всё, чтобы ты простила меня. Он обижал тебя? Я места себе не находил. Скажи, он обижал тебя? Я сделаю всё, чтобы избавить мир от этого выродка!

Она ничего не ответила, а только сильнее заплакала. Меня накрыла такая ярость за эти слёзы. Никакая сила на свете не остановит меня на пути к Орголиусу. Он заплатит за каждую слезинку моей возлюбленной.!

— Я с тобой. Я никогда не отпущу тебя. Я всегда, слышишь? Всегда буду рядом, — горячо шептал ей, пытаясь унять её дрожь.

— Октябрь, — сказал Июль.

— Оставь его, — сказал Январь.

— Исгерфер, это нужно отпраздновать, — с улыбкой в голосе сказал Апрель.

— Ещё бы! — вновь хлопнув в ладони, радостно согласился тот. И по его команде, в зале оживилась прислуга, что заносила столы и угощения.

— Я боюсь, что он будет искать меня здесь. Нам не стоит задерживаться. Лучше уйти. Я не хочу повторения. Он может тебя убить, Октябрь. Мне страшно, — с мольбой во взгляде, тихо говорила Аделина, и по её щекам вновь покатились слёзы.

— Не в этот раз, любовь моя. Он ничего нам не сделает. И тебя я не отдам. Фортуна на нашей стороне. Я достал древний артефакт, против которого Орголиус бессилен. Он не видит нас.

Я достал из-за пазухи кулон, который перед уходом подарила бабушка. Двухсторонний гладкий овальный камень в золотой оправе. С одной стороны белый как раскалённое солнце, с другой тёмный, как чёрная космическая дыра.