Ускоряюсь, подталкивая китайца, тот цепляется ногами за валяющийся на полу мусор и чуть не падает, но послушно перебирает ногами. Так мы проходим ещё несколько отсеков, разделенных стенами, оказываясь там, откуда начали. Оглядываю помещение и понимаю, что чувство тревоги возникло не зря. Всё отребье собралось около чана, который служил то ли печкой, то ли обогревателем. Большинство молчаливо стоит, наблюдая за происходящим, а четверо пинают свернувшуюся в позу эмбриона Лилит.

Всё происходит в жуткой тишине. Ни подбадривающих криков, ни комментариев, ни возгласов возмущения или восхищения. Молчаливое созерцание.

Не думаю. Свободной рукой хватаю китайца, которого вел, за плечо, отпускаю вывернутую руку и разворачиваю парня к себе. Не знаю, чувак, кто ты и нахрена Фриз просил тебя поймать, но не хотелось бы, чтобы ты под шумок свалил ещё раз. Бью так, чтобы парнишка отключился на какое-то время. Его голова дергается, принимая удар, тело ещё летит к земле, а я уже врываюсь в толпу, расшвыривая безучастно наблюдающих, и врезаюсь в одного из четверых активистов, снося его, роняя на пол, придавливая своим весом.

Эффекта фактора внезапности не всегда хватает надолго, но его неоспоримый плюс в том, что этот самый фактор внезапности играет на стороне того, кто им пользуется.

Кулак врезается оборванцу в лицо и я чувствую, как саднит кожу на пальцах в том месте, где они соприкоснулись с зубами противника. Вскакиваю, разворачиваясь, и бью следующего из тех, кто пинал девчонку, оторопело глазеющего на внезапно появившегося меня.

— Сука, — хрипит Лилит, словно пружина разгибаясь на полу и выбрасывая руку в сторону третьего, стоящего над ней.

В руке у неё вибронож, который вгрызается в ногу одного из двоих нападавших, оставшихся стоять над девчонкой. Вопль бродяги становится первым звуком, нарушившим тишину, сопровождавшую избиение. И все остальные, образовывавшие молчаливый круг, приходят в движение.

Сколько их? Около двадцати. Я не считал, может, меньше или больше. Но лучше бы меньше. В любом случае всё зависит от аргументов, которые у нас есть. А из аргументов у нас нож Лилит и мой механический револьвер с тремя патронами.

Лилит вскакивает на ноги и наотмашь рубит в область шеи четвертого из тех, кто её только что пинал. Брызги крови разлетаются в стороны: вибронож — не то оружие, которым можно сделать что-то аккуратно.

— Сучий выблядок! — кричит она, выдергивая ходящее ходуном лезвие из тела.

Стоявшие вокруг выглядят не жаждущими продолжения, но настроенными на него. И тогда я, наконец, достаю револьвер из кобуры под мышкой, и стреляю в голову тому, которому Лилит подпортила ногу. Остальные начинают разбегаться в стороны.

— Какие-то они, блядь, негостеприимные, — кряхтит девчонка, останавливая нож и стряхивая с него капли.

Делаю ещё два выстрела, навсегда успокаивая того, об зубы которого разодрал кулак и того, которого сбил с ног вторым. В живых остаётся только наш клиент, но его еще нужно привести в чувство и, я полагаю, вывести туда, где людно. Туда, где есть видеонаблюдение.

И пускай уже к делу подключится вся электронная рать или кто там…

В ответ на мою просьбу о десяти минутах на разговор, военный кивает доктору Шеню, тот двум остальным, а затем — нам с Баксом.

И мы тратим это время на то, чтобы в режиме блиц-отчёта я смог узнать, как Бакса угораздило попасть в Китай. Части пазла собираются в одно целое: после разделения часть Беты успела от моего имени попросить Бакса оказать ей услугу и тот, авантюрная его душонка, услугу эту оказал. Молодая, наблюдающая за нами словно зритель теннисного матча за мячиком, вклинивается в разговор всего один раз, с репликой о том, что где-то меня видела. На что Бакс отвечает ей:

— Я же говорил, он был известным геймером.

Был. В прошедшем времени. Кажется, я к этому привык. По крайней мере, меня это не расстраивает.

Когда Бакс рассказывает о неизвестном, выведшем его из-под облавы и давшем возможность покинуть сити, я невольно провожу параллели с тем, что затаилось в моей голове и допускаю мысль, что ИскИн, занявший двадцать два процента моего мозга, не единственный, нашедший лазейку во внешний мир.

— А с тобой чего случилось? — спрашивает, наконец, Бакс.

— Сейчас услышишь, когда мне вопросы задавать начнут, — киваю я на сидящих за столом.

Вторая часть разговора, в которой участвуют и китайцы, затягивается на более долгий отрезок времени. Мне ничего не предлагают, от меня ничего не требуют. Спрашивают, делают пометки в десктопах, отвечают на мои вопросы.

— У нас есть предположение, что вместе с вами в Китай смогло просочиться некоторое программное обеспечение из области разработок в сфере искусственного интеллекта. Возможно его имитация.

— А чем отличается имитация искусственного интеллекта от искусственного интеллекта? — не понимаю я.

— Ограничениями, — объясняет Шень Ли. — До тех пор, пока искусственный интеллект ограничен в чём-либо, его нельзя считать интеллектом. Обычно это запрет на анализ определенных сфер деятельности или отраслей науки из-за рисков связанных с тем, что решения ИИ могут пойти в разрез с целями, поставленными человеком. Именно поэтому в конвенции о работе над искусственным интеллектом особое внимание уделено тому, что он может разрабатываться только в изолированных от внешней сети локациях.

— Как будто это может остановить того, кто задастся целью, — хмыкаю я.

— Пока что нам удавалось пресекать такие попытки, — вмешивается в разговор военный. — Ваш случай можно назвать уникальным. После него нам придется пересмотреть стратегию контроля подобных начинаний.

— И начать с «Кристалис», — добавляет Шень.

— В каком смысле?

— В том смысле, что мы не имеем права допустить повторного ядерного конфликта или какой-либо аналогичной катастрофы. Вы же знаете первопричину предыдущей заварушки?

— Да кто ж её не знает. В средних образовательных учреждениях это входит в обязательную программу. Японцы написали вирус, который перехватил управление спутниками сети Starlink, после чего активировал первый запуск из Пакистана и завертелось…

— Не вирус, а искусственный интеллект, — поправляет меня доктор Шень. — В остальном верно. Именно это и послужило причиной уничтожения всей сети спутников Starlink и большей части спутников находящихся на более высоких орбитах. Нашей целью была изоляция ИскИна, но это не решило проблемы полностью. Поэтому Японии не стало, как государства.

Я открываю рот, чтобы задать вопрос, но тут же его закрываю, встраивая только что озвученную версию в имеющиеся знания. Интересно, почему такое предположение не приходило мне в голову? Хотя, кому оно вообще могло прийти? Для того, чтобы выдвинуть такое предположение, тебе нужно что-то изучать, выяснять, читать, сверять. Кому-нибудь в возрасте четырнадцати лет это нужно? Живя в середухе, ты не думаешь о том, как устроен мир. Чего уж там говорить о причинах и следствиях общемировых процессов, тем более, исторических? Всё сказанное наставниками и преподавателями ты слышишь, но не слушаешь. В середухе тебе не до этого. Единственное, что действительно имеет значение для середушника — четырнадцатилетие, следующие за ним внесение во взрослый реестр и собственная ячейка, в которой ты сам себе хозяин. А, ну и безусловка, конечно же.

Если физика, химия или молекулярная биология интересна десяткам из миллионов, то кому придет в голову интересоваться историей? Если ты ходишь на занятия только потому, что мечтаешь дожить до свободы… якобы свободы… то нахрена тебе знать историю? Зачем интересоваться политикой, приобретать какие-то навыки, запоминать что-то, не касающееся повседневной рутины? Тем более, если знания тебе подают только те, которые утверждены министерством образования и только под таким соусом, который устраивает министерство образования.

— В вашем случае, — продолжил доктор Шень Ли, — мы допускаем, но только допускаем, что вы были не в курсе прицепившегося к вам паразита. Показания взятого вами в заложники Пинг Хо противоречат этой версии. Вместе с общей картиной ваших действий … — доктор крутит пальцем в воздухе, подбирая подходящее слово, и коробка-переводчик на столе мигает огоньками в ожидании следующей фразы, — более подходит под определение эмоциональной неустойчивости, базирующейся на отсутствии плана. Блуждание по городу, ограбление музея, контакт с Пинг Хо, последующее взятие его в заложники.