Слушая Шеня Ли, я лихорадочно соображаю, как перекраивать собственную легенду или какие позиции сдавать, чтобы удержаться на плаву и не сдать Бету. Точнее, то, что осталось от Беты в моей голове, но доктор делает это за меня.

— Возможно, вы сами были заложником ИскИна, возможно, были введены им в заблуждение, но теперь это не имеет значения, потому что проникнувший в Китай на ваших аугментациях ИскИн уничтожен. И исходя из этого, Игант, хотелось бы спросить, готовы ли вы рассказать детали, которые утаили изначально?

Задаю вопрос, для того, чтобы выиграть немного времени, хотя понимаю, что подобные отсрочки не приносят какой-то пользы.

— Как уничтожен?

— Вирусом.

— Искусственный интеллект — вирусом?

— Вирус — это набор действий, нацеленных на причинение ущерба и выполняемых при наличии заданных условий. Очень тупая штука, но при умелом подходе, весьма действенная, — рассказывает Шень Ли. — Разработки подобного рода программ ведутся у нас в таких же изолированных условиях, которые предусмотрены для искусственного интеллекта, чтобы исключить возможность потенциально-освободившегося ИскИна узнать о них и выработать методы защиты. Та разработка, которую мы применили в сложившейся ситуации, находила частицы кода, не связанные с каким-либо официально разработанным программным обеспечением и блокировала их. Да, это тормозило работу всей системы, но приоритетная цель была достигнута. Вирус ещё какое-то время будет мониторить вверенную ему экосистему, после чего все его копии самоуничтожатся.

— Ох, как сложно-то.

— Не откатывать же всю страну к заводским настройкам, — поясняет Доктор. — Тем более, есть такие отрасли, которым замедление не повредит сильно, а вот остановка окажется для них губительной.

— А если какая-то часть всё-таки где-то затаилась? — спрашиваю я, стараясь делать вид, что не сильно-то это меня и интересует.

— Программисты уже совершенствуют следующее поколение аналогичного программного обеспечения. А эта версия, скорее всего, пойдет на экспорт.

В этом весь Китай — делать молча, не вопя на каждом углу об ожидающихся прорывах, перспективах, планах, проектах. Молчаливое движение к цели. А остальным — втридорога наработки предыдущих поколений.

— И такие меры вы принимаете против теоретической угрозы, — не то восхищаюсь, не то констатирую факт. Тут же поправляюсь. — Ну, до сегодняшнего дня теоретической. Могу себе представить, какой у вас огромный штат и в скольких направлениях кипит работа.

— Вы знаете, как называется наша глобальная сеть, состоящая из интернета вещей, обычного интернета, развлекательного, познавательного и отведенного для работы сегмента? — спрашивает доктор.

Старинное «интернет» слегка коробит.

— Нет, — мотаю головой, — не довелось изучить нюансы местного колорита.

— Наниту, — Шень делает паузу, в надежде, что я прочувствую всю прелесть названия.

— Почему именно так?

— Наниту — это смешение двух понятий: Нано — одна миллиардная часть целого и Маниту — сущность, дух, энергия.

— И в чём соль прикола?

Переводчик справляется с идиомой «соль прикола». Я понимаю это по тому, что Шень кивает и продолжает объяснять:

— Мы старались брать полезное от всех культур и вплетать в свою так, чтобы разнообразить её с максимальной пользой. В названии скрывается английское nanny и two. Дважды нянька. Потому что мы прилагаем все усилия для того, чтобы виртуальность, которую, если не мы, то будущие поколения обязательно запустят, была настолько же комфортна, насколько комфортен детский сад.

— Комфортно, безопасно и не хочется уходить? — спрашиваю я, а потом добавляю: — Плюс, за тобой всегда следит воспитатель.

Шень кивает.

— Да. Но это возможно только при предсказуемости всех аспектов существования внутри такой сети, каковыми не могут быть неуправляемые сегменты.

— У нас не парятся, вводят всё постепенно.

— Это следующая ступень эволюции. А эволюция, сама по себе подразумевает сложности, в результате которых вид приспосабливается, перестраиваясь. Мы же хотим, чтобы сложностей, наоборот, было как можно меньше.

— И чем же плох ИскИн?

— Отсутствием контроля над ним.

— Ну да, у вас, вон, даже бомжи под контролем.

Ироничное замечание не смущает Шеня.

— Люфанчже есть сейчас, но в перспективе их не станет. Это тоже этап эволюции, — кивает Шень. — Но мы отвлеклись. Я спрошу вас ещё раз: вы готовы поделиться чем-то, что утаили в череде наших бесед после вашего прибытия?

Выигранное несколькими вопросами время дало возможность наметить схему планируемого рассказа, стравливающего часть правды, но не раскрывающего её полностью. Что-то во мне уверенно, что так будет правильно. Очень хочется думать, что это моё личное восприятие ситуации, а не стремление, подсунутое Бета-версией.

Двадцать два процента мозга — это не так уж и мало. Что она там наскладировала? Какие знания? Какие возможности? Но об этом я подумаю позже, если вообще вернусь к теме, после того, как всё закончится.

Главное, придерживаться того, что воздействие искусственного интеллекта происходило извне. Если кто-то допустит вариант, что Бета сидела внутри меня, шансы снова стать подопытным кроликом кратно возрастут. Это я понимаю и сам, без ИскИновских расчётов возможных вариантов развития событий. Поэтому сейчас нужно сводить всё к тому, что со мной взаимодействовали извне.

Есть, конечно, пара слабых мест во вплетенных в мою версию событий объяснениях, но я не Бета, перебирающая варианты с невероятной скоростью и высчитывающая вероятности в процентах. А раз она молчит, то… Я поджигаю никотиновый стик, затягиваюсь, выпуская дым вверх, и начинаю с вопросов.

— А как бы вы поступили на моём месте? Побежали бы сдаваться органам охраны правопорядка? Или вспомнили о том, что совсем недавно на вас ставили эксперименты по симбиотике с железом нового поколения? Может, задались бы вопросом, а не станете ли вы подопытным снова? Блин! Да я радовался как ребенок, когда вы, док, сказали мне, что мой организм чист и у меня есть шанс социализироваться на новом месте, забыв прошлое и забив на него. Я же не знал, что меня использовали в качестве контейнера для умной программы, чтобы доставить её на материк. И, поверьте, док, я очень сильно охренел, когда эта программа, этот ИскИн появился. Да, я спер «Небесное око», но не сам же я придумал это сделать. Мне была озвучена последовательность действий и предъявлено требование её выполнить. С доской и с Пингом аналогично. И если вы спросите меня о мотивах ИскИна, то он мне не отчитывался.

Замолкаю, делая затяжку, и снова выпускаю дым к потолку.

— Я пару раз ловил себя на том, что мой побег был слишком прост, а сейчас, после ваших слов, задумался над тем, что, возможно, он и должен был быть прост. Потому что это не я сбежал, а мне помогла «Кристалис», руководствуясь какими-то своими целями. Идеальный контейнер для программы, который уверен в том, что смог сбежать сам.

Затяжка и попытка пройти первое слабое звено в цепочке моего рассказа.

— К тому моменту, когда мы с Пингом попали в убежище, я уже понял, что буду инструментом до тех пор, пока есть возможность мной манипулировать. Угроза выдать меня властям, похищенный бриллиант, труп чернорабочей, каждое следующее действие загоняло меня во всё более сложные дебри. К тому моменту, когда мы очутились в бункере, я, наконец, понял, что это билет в одну сторону и сойти с поезда можно только на ходу. Поэтому я и рассказал Пинг Хо об ИскИне. Но тут меня накрыли капсулы, которые я сожрал чуть раньше.

— Зачем вы это сделали?

— Не видел другого выхода на тот момент. А уйти из этого мира под кайфом показалось мне неплохим вариантом. Но, какие-то они оказались с поздним зажиганием. Мы прошли с Пингом по канализации очень много, прежде чем я почувствовал эффект. Да ну если ваши спецы там работали, вы ж видели наверняка, в чём одежда, в которой я был до этого?

Шень кивает и спрашивает: