Зря спрашиваю. То, что я раз в неделю пью за барной стойкой кофе и регулярно общаюсь с его боссом, для бармена не значит абсолютно ничего. Даже если он в курсе каких-то деталей. Если не было задачи уведомить меня о чём-то, он этого не сделает. Тут всё так работает.

— Ладно, — говорю я. — Пойду, значит.

Бармен кивает.

Я сворачиваю доску в привычный рулон, прячу во внутренний карман куртки, расплачиваюсь и перед тем, как выйти из «Бессонницы», забегаю в туалет. Это не кофе. Стимы не принято глотать на людях и при камерах.

Уже внутри воздушки на меня накатывает та самая расслабленная пустота, вызванная недосыпом и я, фокусируясь на нескольких вещах сразу, не понимаю сути ни одной из них. Но не испытываю от этого никакого дискомфорта. Трижды отмечаю машины полицейских подразделений, проносящиеся мимо нашей воздушки, в сравнении с ними еле плетущейся по заданному маршруту. Действительно усилили патрули, думаю я. С чего бы вдруг?

Остаётся обойти две коробки-человейника и я дома.

Меня останавливает Мишка привычной фразой.

— Привет, Фриз. Есть закурить?

Достаю пачку, угощаю его сигаретой и собираюсь двигаться дальше, как он сообщает:

— Тут странные какие-то ходили. За тебя спрашивали.

— Странные?

— Ага. Двое. Серьёзные такие, друг на друга похожие. Внушают.

— Спасибо, Миха, — благодарю я его, думая о том, что Бакс, видимо, совсем спятил, раз решил наплевать на конспирацию, которую так усиленно проповедовал.

А с другой стороны, думаю я, вполне вероятно, его планы впервые за время нашего общения дали сбой и так как он этого не любит, Бакс решил приехать сам. Этот мог. У него личный флай.

Поднимаюсь по ступенькам, прохожу по коридору, подношу чип к сенсору. Дверь отъезжает в сторону и чьи-то руки рывком втягивают меня внутрь. Не успеваю разглядеть, кто это, получаю удар в живот, выбивающий из меня способность дышать и сгибающий пополам. Вслед за ним ещё один, коленом в лицо. Я вижу белую вспышку и слышу, как нос делает «хлюп». Падаю. Не добавляют.

Включается свет.

Меня рывком поднимают с пола, заворачивают руки за спину и фиксируют их наручниками. Выволакивают из бокса и тащат по коридору. В голове звенит, нос пульсирует болью. Двое держат меня с разных сторон за предплечья, чуть наклонив вперед. Третий шагает чуть сзади. А меня не покидает ощущение того, что слишком уж всё слаженно и молча.

Ведут меня не к лестнице, а в другую сторону. К парковочной площадке, давным-давно превратившейся в склад мусора на каждом этаже. Когда-то, по задумке архитекторов-градостроителей там должны были парковаться, подбирая жильцов, воздушки. Но час Икс спутал не только их планы. Он спутал планы всем.

В какой-то момент шум из головы и пульсация в разбитом носу уходят на второй план и ноги обретают достаточно сил для того, чтобы рвануться, освобождаясь от держащих меня рук и даже пробежать несколько метров. До того момента, как по телу проходит разряд. Ноги подкашиваются, цепляются одна за другую, и я падаю. Меня хватают за одежду и теперь уже волокут по полу. Всё так же слаженно и так же без слов.

С парковочной площадкой действительно стыкуется флай, разевая диафрагму двери, словно пасть диковинного подводного зверя. Полностью чёрный, без опознавательных знаков. Меня швыряют внутрь, где сидят ещё трое таких же бойцов, одинаковых, словно рождены одной матерью. Чёрт. Мишка ж говорил, что искали одинаковые. А я не знаю никого, кому подошел бы эпитет «одинаковый» относительно Бакса.

В голове, уже в который раз проскакивает мысль о том, что с кличкой «Фриз» Бакс попал стопроцентно.

(почти параллельно с сейчас)

— Как думаешь, если влюблённый человек совершает безумные поступки, это нормально? — спрашивает Морс, стараясь не отставать.

— Слетать с катушек, это вообще ненормально.

— Ну, хорошо, а что такое «слетать с катушек» вообще? Разве есть какие-то общие признаки, по которым можно посмотреть на человека и сказать: вот, он слетел с катушек. Я, вот, например, разве совершаю что-то безумное, опасное для себя или окружающих? Что плохого в том, что каждую я люблю без оглядки?

— Без понятия. Но ты, мне кажется, ты давно слетел с катушек. Потому что нормальный человек в твоём возрасте так загоняться не будет. А ты — инфантил, — говорю я.

— Да я тебе серьёзно, она — моя копия!

— Тебе бы к доктору.

— Причём тут доктор? За моим состоянием следят двенадцать датчиков, — Морс похлопывает ладонью правой руки по предплечью левой, там, где установлен детектор крови и ещё какая-то херня отслеживающая сердечный ритм. — И если что-то было бы не так, то я бы уже знал.

— Я про психолога.

— Какой психолог? Не ну ты серьёзно сейчас?

По моему мнению, если человек имплантирует себе всё, что может позволить, с паузами раз в три месяца, ему обязательно нужно к психологу. Тем более, если одной из аугментаций является активируемая электронная линейка. На хрена? Но Морс уверен в том, что имплантов много не бывает.

— Не знаю, может и не серьёзно, — говорю я.

— А я вот знаю. Мы одинаковые.

Мы бредем по рынку хламыдловиков и Морс рассказывает мне о том, как познакомился с какой-то девахой, с которой он «в одном протоколе»: думают одинаково, хотят одного и того же, делают что-то синхронно. Даже несколько раз чихнули вместе.

Очередная дурацкая влюблённость. Он всегда такой. То у него воздушная художница, рисующая сити с разных крыш, то очаровательно танцующая наркоманка, которая обязательно завяжет, если Морс приложит немного усилий, то бионик с пятидесятипроцентной модификацией тела.

Всё это регулярно заканчивается каким-то дерьмом. Но каждый раз он уверен, что вот теперь — это то самое предназначение, та самая.

— Ты инфантил, — повторяю я, продолжая искать взглядом вибронож.

Удобная вещица. Если умеешь ей пользоваться. Я — учусь. Лис нашёл для меня мастера кнайф-ката тех времен, когда сити пытались подмять под себя якудза. То, что я уже умею, производит эффект на тех, кто видит это со стороны. Надеюсь, при случае это будет не только эффектно выглядеть, но и поможет эффективно выпутаться из возможных неприятностей. Эффективнее, чем в первый день работы.

— Лилит, да я тебе говорю, это стопроцентно мой человек.

— Леа, Марина, Вивьен тоже были стопроцентно твоими.

— Ты мне постоянно будешь вспоминать каждую мою ошибку? Я любой… всем им верил. И старался видеть только хорошее. Я ж не виноват, что их вектор жизни ушёл в сторону. И они не виноваты. Но в этот раз всё серьёзно. Такие вещи просто так не случаются. Это знак свыше…

— Я это уже несколько раз слышала. И каждая потом уматывает в неизвестном направлении, оставив тебя с разбитым сердцем.

— Я серьёзно!

— И я серьёзно, — останавливаюсь, поворачиваюсь к нему: — Морс, ты на каждой особи, которая тебе встретится, залипаешь на три-четыре дня. Потом ещё неделю страдаешь. После опять кого-то видишь и сам себе дорисовываешь чего-то в башке об этом человеке. А когда то, что ты там себе напридумывал, начинает разниться с реальностью, впадаешь в тоску на неделю. Ты вязал бы с этими замкнутыми кругами, а?

— Не на каждой! Ева — не каждая.

— Сегодня — Ева? Ты инфантил, — говорю я и продолжаю движение вдоль лотков с различным компьютерным мусором.

В большинстве своём это действительно мусор и я порой недоумеваю, какой прок тратить целый день на попытку продать стопку перезаписываемых болванок — их же не то, что писать, читать уже давно не на чем. Возможно, есть какие-нибудь раритетные гики, возможно, кому-то нравится история железа, но ценители объявляются редко. А с другой стороны, непонятно, откуда хламыдловики достают такое старьё. Впрочем, иногда здесь попадаются действительно интересные и полезные вещи.

— В этот раз всё по особенному, я тебе говорю! Мы с ней действительно на одной волне!