Его жена Антонина была очень удобной спутницей жизни: романов на стороне не лишала, заковыристых вопросов с подоплекой не задавала, сцен ревности не закатывала и умело закрывала глаза на все похождения Андрея, ни одной слезинкой и ни одним мускулом не выдавая своей печали или душевной боли. А, может, их просто и не было вовсе?

Если бы Верочка получше знала ловеласов, то бежала бы от Андрея так, что только пятки сверкали, опрометью бросилась бы домой, восстановилась на работе и испытала новый прилив творческого вдохновения и подъём жизненной энергии.

Однако этого не случилось.

Спохватилась Вера утром шестого января.

Андрей, с которым они весело провели первую неделю Нового года, поехал к себе домой.

Совесть подсказала ему лучшее решение: отдать супружеский долг жене и отцовский – сыновьям, покататься с ними на лыжах, поиграть в хоккей и слепить снеговика, ведь школьные зимние каникулы для того и созданы, чтобы радовать и баловать детей.

Пока Андрей наслаждался общением с сыновьями, обсуждением родительских тем с Антониной, вкуснейшей домашней едой, пельмешками ручной работы с идеально загнутыми волнистыми краями, которые он когда-то, в приступе нежности и любви к жене, назвал «Антонинками», Верочка проанализировала своё положение любовницы-куклы и ужаснулась.

Ситуация, казавшаяся ранее наисчастливейшей удачей, теперь виделась иначе: нелепой и жестокой историей, почему-то случившейся именно с ней, с Верочкой.

Разве может ждать влюблённая душа немыслимое количество времени? Через семь-восемь-десять лет, когда перевалит за тридцать, она будет уже не «куколкой», «умницей» и «любимкой», как называет её сейчас расчувствовавшийся Андрей, умеющий ублажать слух ласковыми и нежными словами, а недоверчивой и нервной женщиной, имя которой – Старая Дева!

Некстати вспомнились слова из песни: «Моя доля – бабья воля бестолковая»…

Ну, уж нет! Бестолковой и безвольной она никогда не была и не будет!

И, всё-таки, Верочка загрустила, помрачнела лицом, сжалась в комок, ушла в себя и принялась молчать.

Молчала она до начала следующей рабочей недели, а потом резко расправила плечи, приосанилась и, громко хлопнув дверью съёмной квартиры, вышла на улицу. Морозный воздух мгновенно придал уверенности и сил, и Верочка быстро зашагала в сторону автобусной остановки.

Через час она уже стояла в приёмной Министерства.

– Андрей, забери ключи. Я возвращаюсь к дедушке, он неважно себя чувствует. Мы больше не сможем встречаться.

Про здоровье деда Вера придумала на ходу, ей подумалось, что забота о близких людях – тема для воспитанного человека святая, никаких отговорок или неприятия за ней не последует. Таким образом, болезненное расставание с Андреем пройдёт гладко.

Андрей никак не ожидал прихода Верочки, а ещё больше он не ожидал от неё такого поворота событий: хоп, и выбросила его из своей жизни, вышвырнула вместе с ненужными ключами.

Кровь быстро-быстро начала пульсировать в его висках.

– Что за финт ты придумала? Ну, скажи, к чему эта комедия, Вера? Ведь у нас с тобой всё прекрасно: я люблю тебя, а ты любишь меня. Я снял для нас квартиру и думал, что мы с тобой совьём в ней уютное гнёздышко и всегда-всегда будем счастливы, а ты ни с того, ни с сего вдруг всё переиначила, не спросив, не обсудив ничего со мной, не предупредив о своём экстренном решении, пришла в Министерство культуры, закатываешь мне сцены, словно дешёвая девка. Я не ожидал от тебя, честно. Считал тебя славной и милой, даже идеальной, представляешь?

Вера упрямо молчала.

– Хорошо, как хочешь. – Андрей положил ключи в карман. – Спасибо, что была в моей жизни.

Он хотел развернуться и уйти, но Верочка не планировала отпускать его.

– Андрей, мне нужна работа. Сейчас я очень в ней нуждаюсь. Не мог бы ты найти что-нибудь подходящее для меня?

– Ну, ты даёшь! Ты считаешь, что я готов по первому требованию найти тебе тёплое местечко? Я не руковожу службой занятости и не имею ни малейшего представления об имеющихся вакансиях. Отдел кадров на первом этаже, направо от входа.

Он ушёл, а Вера осталась.

Почему-то ей стало весело от такого быстрого прощания с человеком, которого ещё вчера она боготворила и которому доверяла свою жизнь. Он «скинул» её с плеч, как старый, заношенный пиджак, отругал напоследок, обозвал дешёвой девкой, хотя ничего плохого она не совершила, никаких сцен, вереща истошным голосом, не закатывала, говорила предельно вежливо. Более всего её обидело то, что он распрощался тотчас, как будто заранее был готов к такому исходу романа, ожидал его.

В ней пробудилась женская дерзость и желание насолить, наперчить, отомстить, воспользоваться набором специй-колкостей и слов-кинжалов. Однако она решила остудить свой пыл и вышла на улицу.

Вера постояла минут двадцать, вдыхая жадными глотками, до боли в груди, ломкий морозный воздух.

Нет, пасовать не в её характере! Бороться и искать, найти и не сдаваться! Так говорил любимый герой Одиссей.

Внимание привлекла надпись. Большие красные буквы гласили: «Все на Выборы!».

– К чему бы это? – подумала Вера, разглядывая громоздкий баннер. – Может, эта та самая путеводная нить? Нить Ариадны?

Верочка снова вошла в здание Министерства и позвонила по внутреннему телефону.

Дежурный охранник всполошился, внимательно наблюдая за действиями девушки, которая совсем недавно вежливо попрощалась с ним при выходе из здания, а теперь пришла снова, и стал прислушиваться к каждому её слову.

– Это Удальцова беспокоит Вас, Андрей Яковлевич, – представилась Вера, как ни в чём не бывало. – Могу ли я просить Вас направить меня наблюдателем? Я хотела бы внести личный вклад и поучаствовать в предстоящих выборах. У меня есть подобный опыт, я уже работала наблюдателем, когда была студенткой музыкального училища.

Андрей немного растерялся от прыти бывшей возлюбленной, даже и не понял сначала, о чём она просит, но постарался взять себя в руки и ответить достойно:

– Обратитесь, пожалуйста, к председателю предвыборного штаба. Его зовут Иннокентий Петрович. Телефон Вам подскажет дежурный. Всего доброго!

Ну, и девка! Лезет напролом. Ты её в дверь, а она – в окно! Теперь Андрей понял, что от Верочки можно ожидать какого угодно сюрприза и просто так от неё не отделаешься.

Только бы не подставила и не влезла, куда не следует. Ум у неё прёт изо всех щелей. Да, давно пора зарубить на носу: никогда не связывайся с девушкой, если ей уже двадцать пять. Никогда! Это не милый, наивный, беспомощный котёнок, ждущий ласки, а упёртая, знающая себе цену, идущая напролом, разъярённая львица. Одним махом разорвёт в клочья все чувства, добьётся своего, разрушит семью, истощит нервы и карьеру твою скомкает, как испорченный лист бумаги.

«Чёрт меня дёрнул связаться с этой стервой», – в сердцах подумал Андрей.

Иннокентий Петрович был в тех мужских годах, когда гормон уже отыграл свои слишком бравурные гимны, а на смену им пришли воспоминания о детстве и славных песнях юности.

Он, действительно, ловил себя на мысли о том, что отчего-то помнит их наизусть, будто и не минуло с тех пор, как услышал слова впервые, пяток десятилетий. Иннокентий Петрович стал часто напевать, особенно, когда был в приподнятом настроении.

– Стареешь, Петрович, – усмехнулся его заместитель, уловив среди прочих слова про «былинников речистых». – Песенка твоя с бородой!

– Эх, такой душевный был марш! Сейчас всё не то. Энергии нет в современных песнях, силы подъёмной, комсомольского энтузиазма.

– Ладно, не бурчи, Петрович! Новые поколения – новые песни. Логично ведь?

– Логично, Игорь Андреевич, только душа просит родного чего-нибудь, нашенского.