После он и сам притомившийся, сел у парапета. Посадив меня к себе на колени, прижал, пахнущие соками, губы к моему рту.

Мы никогда так долго не целовались, казалось, что губы уже просто не способны разомкнуться, а руки перестать сжимать друг друга в страстных объятиях.

— Помнишь песню? — шепнул он, освободив мои губы и уткнувшись во влажные волосы.

— Какую? — прохрипела я.

— Милявская вроде. Каждый раз, как первый раз. Я, наверное, это… — тяжело дышал он и я и сама уже задыхалась. — Ну бл**… ты поняла.

— Нет, — наигранно серьезно ответила я и нежно коснулась ладонью его лица. Он лизнул ее как щенок просящий ласки и я знала, что теперь он будет получать ее в полной мере.

— Ты знаешь, — буркнул он, смотря своими потемневшими от возбуждения или неловкости глазами.

— Даже не понимаю, о чем ты.

— Ну я же сказал пацану. Ты слышала.

— Его зовут, Никита. И если ты говоришь о том, что любишь меня…

— Ну вот.

— Скажи мне это, пожалуйста. Один раз. И я больше не попрошу и буду с тобой до самого конца.

— Ты и так будешь, ты не сможешь спокойно жить, зная что за дерьмо творится в мире.

— Ну конечно, — озлобилась я, — но мне все это будет делать легче, если я буду знать, что где-то кто-то меня любит.

— Господи Рыжая, ты так много говоришь. Слова вообще херня, но раз тебе так хочется, — грубовато говорил он, хотя нежность его рук говорила об обратном. — Люблю. Люблю, люблю, и хочу увидеть, как растет пузо твое, и титьки становятся еще больше от молока. И буду потом смотреть как ты кормишь нашего сына титькой и завидовать ему.

Такие грубые простые слова приносили невероятное счастье и грели душу.

— Все будет, обещаю милый. Я тоже очень, очень тебя люблю.

На это он только хмыкнул и горделиво задрал подбородок.

— Я знаю. И то, что ты не спала с Толей знаю. Идиотом был ревнивым.

— Все позади, осталось понять, как Никите сказать, что у него такие родители, — я покрутила пальцем у виска, и Юра фыркнул.

— Думаю такие родители все же лучше, чем бордель.

Я грустно рассмеялась, прижимаясь к мужу крепче и почему-то была убеждена, теперь все будет хорошо.

— И то верно.

****

Блиин. Здесь Юра такой Юра))) Перечитываю и ржу)))

Уже через девять часов наш самолет сел в Домодедово и мы спокойно прошли регистрацию.

Никита вел себя спокойно, но очень настороженно и что приятно, жался ко мне как к единственному ориентиру.

На выходе нас ждал Серый, серьезный как никогда. Я замедлила шаг, почувствовав неладное и посмотрела на Юру.

Тот затормозил, напрягаясь всем телом и сделал шаг назад. К нам уже мчались офицеры полиции. Двое из них зашли Юре за спину, а один зачитывал права. И конечно неподалеку стояла камера московского телевидения.

Его обвинили в моем похищении, еще ряде правонарушений и повели на выход, не дав даже обернуться, а я стояла не шевелясь, чувствуя как ко мне приближается истерика.

Ко мне тут же подоспел Серый, и я невольно уткнулась ему в плечо, прижимая к себе Никиту.

— Скажи, что ты разберешься, — потребовала я, сквозь слезы.

— Да, но выборы мы проиграли. Андронов сделал ход конем. Опять.

****

Юра вышел из тюрьмы вечером, через четыре дня после прогремевшей победы Никифорова и почти не разговаривал, пока мы ехали домой.

Да, теперь я в полной мере могу называть этот особняк в лесу, своим домом. Тем более, что Юля теперь не маячит перед глазами, ее обязанности выполняет очень приятная женщина с мопсом, с которым подружился Никита. Он кстати, хоть немного оживает и обживается. Но мысли об Алене его не покидали.

— Как он? — спросил меня Юра, уже почти на подъезде к воротам.

— Нормально, — повернулась я к нему и убрала со лба сбившийся локон. Он захватил в плен мою руку и поцеловал каждый пальчик.

Эта незатейливая ласка вызвала шквал эмоций. Первой и самой главной была радость, что он не ведет себя грубо и не злится. Хотя все права у него на это были.

— Как сама? Там будем жить или хочешь новый дом? Теперь деньги на всяких клоунов тратить не надо. Теперь можно спускать, все что я заработал.

— Юр, — подсела я чуть ближе и взяла его грубое лицо в свои нежные ладони, заглядывая в темные немного грустные глаза. — У нас еще будет шанс, и не один. Вместе мы справимся. Думаю, что на пути у тебя больше не встанет полуизнасилованных женщин, — попыталась разрядить я обстановку. И кажется, вышло.

Он улыбнулся и мазнул мои губы поцелуем.

— Да, верно, теперь одна такая стала моей женой. Не жалеешь?

Я закатила глаза, и обняла его за шею, притягивая к себе, пока за окнами проносился лес, украшенный мглой сумерек.

— Ты мне никогда не оставлял выбора.

— Я если честно даже сейчас не могу тебе его предоставить.

— И не надо, — шепнула я, — Ты единственная клетка, в которой быть заключенной мне по душе.

— Брак с тобой единственные кандалы, которые я одел без сожаления.

Сердце мгновенно забилось чаще, а по телу прошла судорога волнения. Такие слова лучше любого признания в любви. В такие слова веришь безоговорочно.

Юра уже потянулся к моим губам, воздух между нами стал густой и пряный, наполненный нашими запахами возбуждения, но супруг не коснулся моих губ, хотя я уже была готова попросить закрыть перегородку и прямо здесь предаться страсти.

— Юр, — непонимающе шепнула я с придыханием, пока он рассматривал мое лицо и даже слизнул капельку пота, юрко бегущую по виску.

— Я вряд ли смогу остановиться, когда мы приедем. Я всю неделю мысленно трахал тебя в самых немыслимых позах.

Хочу попробовать их все. Пару часов подождать я могу.

Меня сковало наслаждение только от этих грубоватых слов, и я облизнула пересохшие губы. Я гордилась его выдержкой, понимая, что моя летит к черту и сама потянулась к поясу его брюк.

Вот интересно, я сейчас больше дразню его, залезая рукой в трусы и обхватывая толстый, каменный, налившийся кровью член. Или себя?

— Рыжая, ты играешь с огнем.

— Я давно его победила, — улыбнулась я, и быстро вытащила руку, облизывая каждый пальчик по очереди, краем глаза наблюдая как Юру понемногу потряхивает.

Мы успели доехать до дома и даже застать Никиту, быстро поздороваться с ним, перекусить и поднялись на вверх.

Я продолжала идти медленно, дразнить Юру покачиванием бедер, но кажется не знала, на что нарывалась.

Как только мы оказались в спальне, и за моей спиной в двери повернулся ключ, образовалась гнетущая тишина.

Стихло, казалось даже наше дыхание, все замерло в ожидание чувственной бури.

Вот только, то как меня буквально впечатали тазом в твердый член, нельзя было назвать чувственным, как и то с каким остервенением с меня слетала одежда, распускались волосы. Пока наконец тела не соединились в едином страстном порыве. Это был даже не секс, это настоящее животное совокупление.

Совсем перед рассветом единственное, на что меня хватило это надеть ночную рубашку и сходить проверить, как спит Никита.

Уже утром, он и сам неожиданно постучал в спальню.

Юра рывком сел и стал что-то щупать под подушкой, а я лишь произнесла:

— Войдите.

Никита понурив голову и почти не оглядывая затемненное помещение, подошел к кровати с моей стороны.

— Я не помешал? — еле слышно спросил он.

— Ты бы услышал…

— Юр! — прервала я неудачную шутку и протянула руку к Никите, усаживая его на край кровати. — Нет, конечно, я специально оставила дверь открытой, надеясь, что ты нас навестишь.