Я взревела раненной волчицей и бросилась на Юру с кулаками, полностью поглощенная страхом, адреналином и странными отголосками возбуждения.

— Скотина! — кричала я. — Мне было страшно, а тебе смешно?!

Тогда он так и не дав себя ни разу ударить оттолкнул меня в другой конец сидения. Резко. Болезненно. Одним легким движением тяжелой руки.

Пришло отрезвление.

— Успокойся, — резанул он стальным голосом и тут же ответил на внезапный звонок, но продолжал колоть меня взглядом. Стало интересно, а где мой телефон.

— Серый, мать твою. Какого хрена я должен отбиваться от уродов Андронова? Откуда я знаю, живы ли они. Да никого я не убил.

Скажешь, что прокололи шину и улетели в кювет, а вот что прикажешь делать с этой тачкой? Она похожа на дырявое дерьмо.

Вот и разберись! Я за каким макаром, тебе такие бабки плачу?

Пока он орал на какого-то «Серого», я думала, что могла умереть и никогда так и не увидеть Никиту, никогда не полетать на параплане, никогда не открыть школу английского языка.

Нет. С Юрой оставаться нельзя. Даже пара часов промедления могли стоить жизни.

А жить я любила, пусть не была до конца никогда счастлива, но жить очень любила.

Даже сейчас можно найти, за что любить жизнь.

Например, за бескрайние просторы полей и лесов, что мелькали за окном, за голубое небо, да, даже за Юру, который уже прижимал мою голову к своему бедру. А я почему-то не воспротивилась.

Я ощутила томление внизу живота от той твердости, что оказалась под щекой.

Юра был возбужден. Стрельба и погоня не могли оставить его равнодушным, как и место между моих ног, на которое он чуть нажал, а затем и во все погрузил палец в тесную влажность, при этот почти незаметно, все же вздрогнув.

Кажется я уже ничего не соображала, просто плыла по течению, чувствуя сонливость и восторг, от того, как он мучил меня. Заставлял задыхаться от таких мерных, непривычно ласковых движений.

Юра продолжал разговаривать по телефону, не прекращая терзать мою плоть пальцем, то и дело задевая клитор.

Сейчас мне было это нужно, сейчас я хотела знать, что не мертва. А что может быть лучшим доказательством жизни, чем древнее, как мир желание совокупляться.

Рот наполнился слюной. Запах натуральной кожи, смешанный с порохом и мускусным ароматом самого Юры опьянял.

Под щекой член становился все тверже, а мужская рука стала тереть мне клитор все быстрее, так как что я уже дрожала, то и дело всхлипывая.

Внутри все сильнее сжималась пружина удовольствия, вскоре выстрелив мгновенно, как черт из табакерки. До потемнения в глазах. До дрожания в коленках.

Я кончала бурно, долго, сотрясаясь всем телом, но очень тихо, потому что Юра просто протолкнул мне в рот три своих пальца, заставляя их сосать.

Когда меня отпустило, я отпрянула от Юры, словно от прокаженного.

— Похотливая скотина, — прошипела я, чувствуя как от стыда льются потоком, новые слезы. Сейчас я ненавидела за слабость в первую очередь себя.

— От похотливой слышу. Лисска, — жадно разглядывал он мое разгоряченное лицо. — Ты осталась все такой же. Заводишься с пол оборота.

— Перестать меня так называть, — злилась сама на себя, от того что тепло, словно от глинтвейна, растекалось в груди от вида его мальчишеской улыбки, которая шла вразрез с его внешним бандитским видом.

— Как хочу, так и называю. Ноги конечно у тебя охуенные стали, — погладил он костяшками пальцев мое оголившееся бедро. Прикрывай не прикрывай, но все же футболку нельзя назвать целомудренным нарядом. — Фитнесом занималась или трахалась? — его плотоядный взгляд скользил по оголенным участкам тела.

— Помнится тебе я и пухлой нравилась, — огрызнулась я, отвернув от него голову, но заметив, как парни насмешливо переглядываются, внутренне застонала. Засада.

— Кто ж спорит. Такой сладкой киски я никогда не трахал. Классно, что мы снова вместе.

— Мы не вместе, Юр, — яростно уточнила я. — И ты обещал завтра меня отпустить.

— Ты что-то путаешь. Завтра, я сказал, что мы едем забирать твое заявление, — ядовито цыпанул он меня собственной невнимательностью.

— А потом? — спросила я уже, продумывая куда смогу убежать от этого сумасшедшего. В Белгород? Поселюсь рядом с Никитой. Буду издалека наблюдать, как он растет, становится мужчиной. Может быть мне однажды повезет и я смогу с ним поговорить.

— Посмотрим, — быстро ответил Юра словно гипнотизируя взглядом. Смотреть на него было больно, опасно. Невыносимо. Но я не могла заставить себя прекратить. Только не с ним.

— На что?

— Посмотрим, как сильно ты своим лживым заявлением мне повредила.

— Я повредила?! — ощетинилась я, тут же принимая боевую стойку, на сколько это возможно в тесном пространстве несущегося на полной скорости авто. — Лживое? Ты избил меня и изнасиловал! Ты животное смеешь в чем-то обвинять меня?

В мои глаза тут впилась опустошающая чернота его взгляда.

Так смотрят собаки, оголяя клыки, готовые впиться в кожу намеченной жертвы.

Юра резким движением рук обхватил мои груди, отчего я вскрикнула и тут же шлепнула его. Но разве скинешь так просто два капкана.

Он сжимал грудь все сильнее.

Было больно.

Дико, больно. Но этот взгляд в купе с дискомфортом, вызвали новый приток влаги между ног.

Там возникло новое русло реки возбуждения, воды которой уже понеслась по венам, заставляя дышать тяжело, а сердце рваться из груди.

— Изнасилование — это унижение, — медленно, растягивая слова, проговорил он. — Я же делал тебе своим вниманием, комплимент.

— Ты больной, если так думаешь, — не осталась в долгу, опаляя взглядом, все еще пытаясь освободиться.

— А ты больная, раз возбуждаешься, когда я делаю тебе больно. Вот прямо сейчас, — шептал он приблизив свое лицо к моему. — Я держу в руках твои сиськи, сжимаю, а ты течешь. Ты уже хочешь, чтобы я всадил тебе прямо здесь, чтобы нагнул и трахал, пока у тебя искры из глаз не посыпятся.

Оскалился он и отпустил меня, взглядом предупредив, чтобы не смела как-то отвечать.

То есть истерить.

А мне и нечего было сказать, я просто застыла, потирая своих малышек, соски которых заострились и грозили порвать футболку.

Он был чертовски прав. От этого еще сильнее чесались руки съездить по его наглой физиономии.

— Таким как ты место в тюрьме, — все-таки тихо сказала я.

— А я там был, — коснулся он взглядом моих рук, что все еще неосознанно гладили освободившуюся из капкана грудь. Я убрала их вниз, от греха подальше. — Мне не понравилось, но я там многому научился и в первую очередь…

Он кивнул вперед.

Я проследила за его взглядом и расширила глаза, когда увидела огромный, неприступный забор из камня, больше похожий на средневековую крепость.

И как я оттуда убегу?

— В первую очередь я научился делать бабло.

Я сглотнула, понимая что через такой забор только на крыльях или через металлические автоматические ворота, что сейчас открывались перед нами.

За ними стоял трехэтажный особняк, вымощенная серым камнем дорожка и много зеленого подстриженного газона.

Судя по всему Юра не любил загромождений.

Это и не удивительно после комнатки, что он делил с тремя пацанами, а потом и тюремной камеры.