Силы мне еще понадобятся.

Заботливые скоты кормили нас, а вот в туалет водить ленились. Нас. Потому что теперь я стала одной из них.

Я стала товаром.

Сидеть в собственных испражнениях, было жуть как неприятно, но даже это меркло с тем ужасом, который я испытывала, осознавая, где я и что происходит.

Мир потерял краски, стал казаться мерзким, неправильным и я ведь тоже была равнодушной частью этого мира. Если я выберусь. Если я останусь жива, я подниму на уши всех.

И первой полетит голова Андронова, который судя по всему и прикрывал этот выгодный бизнес.

Теперь понятно желание Юры войти в думу. Он хотел все изменить. Он все хотел изменить, а я вместо того чтоб ему помогать, только вставила огромную палку в колесо.

Вина грызла меня изнутри и сильнейшее желание оказаться дома, в уютной кровати, под одеялом, ощутить рядом сильное тело.

Только попадая в настоящий ад, мы осознаем какой рай был в нашей жизни. Только умирая, понимаешь сколько упустил.

Я ведь даже не сказала, что люблю.

****

Через несколько жутких часов приехала фура. Всех связанных, включая меня, не слишком аккуратно затолкали внутрь, усадив на деревянные вонючие скамьи по периметру кузова. Это было, что-то вроде двойного дна.

А потом я услышала визг свиней.

Прикрытие.

Нас поглотила тьма, а за тонкой стенкой начали забрасывать в кузов животных, которые судя по звукам пытались вырыть само днище.

Хрюканье и визг забиралось под подкорку мозга и сознания, олицетворяя всю грязь этого мира.

В какой-то момент движения, я просто отключилась, дичайше надеясь, что проснусь где-нибудь далеко, пусть даже в том самом детском доме.

Очнулась снова, когда поняла, что клейкая лента из-за слюны отклеивалась.

К запаху пусть с трудом, но стала привыкать. Помогали тоненькие потоки воздуха и света. Они пробивались через мелкие щели в кузове. А еще поняла, что ехать нам очень и очень долго.

Отчаяние билось в горле, слезы текли вниз, по платью. Уже ничто не сможет его отстирать. Сквозь череду собственных, уже суицидальных мыслей почувствовала толчок в плечо и чуть повернула голову.

Рядом кто-то тяжело дышал и периодически дергался.

Я недолго думая, подцепила мешок зубами, и он очень ловко помог его стянуть с себя.

Немного света позволяли рассмотреть узкое длинное пространство и мальчика который что-то пытался мне сказать и пучил глаза.

Сняла с его рта липкую ленту и его тут же вырвало к себе на колени, забрызгав и мои. Уже даже не поморщилась. Смрад стоял такой, что рвота даже не ощущалась.

Это был вполне милый мальчик с непонятным цветом волос.

— Блять, извиняй подруга, — без предисловий перешел он на ты. В подобной ситуации вежливость вряд ли разумна.

— Ничего.

— Ты взрослая, — вдруг сказал он, осмотрев меня тяжелым взглядом и я только пожала плечами, повернулась и стала помогать избавляться от мешка и ленты ребенку с другой стороны.

Мальчик повторил за мной.

Так началось повальное снятие с голов мешком и клейких лент.

Никто, конечно не звал маму или на помощь, прекрасно понимали где и для чего их посадили в эту машину.

— Ты взрослая, — повторил снова мальчик.

— Это очевидно, зачем ты это повторяешь?

— Почему ты не с ними.

Понятно, кого он имел в виду.

— Потому что, как и вы, стала товаром.

— Ты знаешь, куда нас везут? — спросил тихий голос девочки рядом.

— Нет.

— А я знаю.

— Заткнись, а то опять мешок оденут. — послышался голос где-то сбоку. Хотя, сомневаюсь что детские голоса можно различить среди непрекращающегося поросячьего визга.

— Тебе страшно? — снова этот странный мальчик.

— Смысл пугаться, того чего не знаешь? Меня больше волнует, как они собираются нас отмывать, и дадут ли поесть.

— Они не дадут нам сдохнуть, зачем им жмурики. Они ведь хуже продаются, чем секс — игрушки.

— Тоже верно, — кивнула я и обрадовалась, что дети несмотря ни на что не впадают в панику и не кричат о помощи. Возможно у них и есть шанс выжить и вырваться из оков рабовладельцев.

Я глубоко вздохнула, чувствуя как с двух сторон ко мне прижались дети, наверное хотели ощутить хоть какое-то человеческое искреннее тепло. Хоть толику надежды на счастье.

Насколько это возможно связанной с затекшими мышцами я расслабилась и откинулась на одну металлическую стенку, и стала смотреть на себя в другую.

Там, в расплывчатой зеркальной поверхности я не видела ничего кроме трех пятен и задержала дыхание, когда поворачивалась медленно и осторожно, как ступая по тонкому льду, на мальчика.

Он прикрыл глаза и глубоко дышал постоянно морща нос, когда очередной раз слышал особенно громкий визг свиней.

— Как тебя зовут? — спросила я тихо, надеясь что никогда не услышу его голос, надеясь что лед обломится до того, когда я осознаю, кто сидит рядом со мной на пути в рабство.

— Никита, а чё?

*** Юра ***

Странный этот город. Безразличный ко всему. Люди болеют. Умирают. Страдают. А город продолжает двигаться вперед, развиваться, укатывать новые и новые дороги асфальтоукладчиком и давить тех, кто оказался не в том месте, ни в то время.

Мелисса оказалась не в том месте.

В клубе, где я ее и заметил. Жила бы себе дальше, а не ехала в пропахшей дерьмом, фуре, неизвестно куда.

И я ведь мог уже отпустить ее, но нет, мне захотелось обычного, такого простого счастья. Приходить после гребаной, выматывающей всю душу работы и наслаждаться любимой женщиной.

Да, наверное все-таки любимой, если за столько лет не вытравил эту заразу из своего сердца.

Иногда нужно быть честным сам с собой. Я люблю Мелиссу, а еще я кажется недостоин счастья. Ибо сделал в жизни столько дерьма, что на еще три таких же хватит. Уже приближаясь к МКАДУ ощутил вибрацию телефона.

— Да, — прокричал я, когда остановился у заграждения и достал из мотоциклетной сумки телефон.

— Юр! Тут еще такое дело. Начальника охраны уже три дня никто не видел.

— Рваного?

— Да. Ещё нашли Костю избитого, но живого. Он не помнит ничего, — сразу сказал Серый, когда я начал задавать вопрос.

Рваный. Рваный. Нет, этот сученыш не пойдет на такое. Если только ему не посулили огромного бабла, которого у меня он в жизни не увидит. Он метил на место Серого, но слишком туп и горяч.

Если он еще в Москве, нужно его найти.

Только, где?

— Серый, а помнишь притон, где Рваный после тюрьмы зависал.

— На Павелецкой вроде. Думаешь, он там отсиживается?

— Посмотрим, это близко.

Одел шлем и рванул через двойную сплошную, сдерживая внутреннюю истерику и желание, кого-нить, на**уй убить.

И пусть молится Рваный, потому что он первый в списке.

Мне повезло. Он был там, а теперь здесь, рядом со мной, уже в его машине прикованный наручниками с лицом похожим на кровавое месиво.

Уже второй человек предатель из-за бабла. И все то им сука мало. Сколько денег человеку не плати, жадность никогда его не оставит.

Теперь мы ехали в сторону Финляндии, где и должна быть разгружена часть фуры. Некоторые из сирот останутся в Европе, а другие дети поедут дальше.

Я хотел убить Рваного, когда он сказал, что Леня трахнул Лиссу.

- Если Лисска товар ее не трону, — хотя по сути мне было насрать. Главное чтобы жива. Стоп… В голове щелкает. — Какой Леня?

Меня как битой огрели.

«Лучший друг» оказался жив? Этот урод из-за которого я отсидел два года и избил Мелиссу?!

Дыхание сперло и я даже остановился, чтобы отдышаться. ну потому что… Пиздец.

"Я тебе не изменяла!"

Сука…. Я ведь знал, что не стала бы…. Но Леня так все описывал, словно знал, как именно она кончает, словно подглядывал за нами каждый ебанный раз.

Мне нельзя убивать, но руки чешутся. найти. Разодрать глотку. Открутить голову и Лисске с извинениями подать. Сука!