Даны приближались. Казалось, они уже дышат в затылок. Время будто замедлилось, клич отчаянно прорывался сквозь ветер, но никак не мог достигнуть цели.

Всё вокруг казалось кошмарным сном, хотелось проснуться в холодном поту, чтобы рядом мирно сопели и Стйоко, и Пятка, и Заяц… Обернуться не давал страх, он же гнал вперёд, несмотря на боль в груди от недостатка воздуха.

– Веремуд! Веремуд, услышь меня!

Голос охрип. Отчаяние охватило Живко, слёзы навернулись от безысходности. Но вдруг до стариградцев дошло предупреждение. Один за другим они отвлекались от рубки, спешно формировали встречный строй.

За спиной слышалась ругань, так похожая на саксонскую, но злее и страшнее.

А затем кто-то сшиб мальчишку, и тот потерял сознание под шум зазвеневшей битвы.

━─━────༺༻────━─━

Викинги усилили напор, пытаясь переломить ход сражения. Теслав подгонял дружину, чтобы этого не позволить, а Веремуд отдал тыл под командование Завид. Все видели, как ублюдки хладнокровно затоптали бедных мальчишек, и вновь всполохнувшаяся ненависть придала сил.

– Руби выродков! Руби!

Веремуд разил врагов, словно в него вселился сам Перун. Если бы не берсерки, стена щитов была бы прорвана в тот же миг, но воины Одина приняли на себя ярость кормчего.

Началась бойня. В порыве сломить строй противника, и стариградцы, и викинги смешались, превратив сражение в хаос.

Прорубив путь сквозь разрозненных данов, Веремуд наткнулся на берсерка, только что разрубившего шею одному из стариградцев, и обратил свой меч против него.

Берсерк с радостным оскалом принял бой. Клинки засвистели по воздуху, щиты с треском бились друг о друга. Казалось, сама земля дрожала с каждым шагом этих грозных воинов, а остальные старались не очутиться на их пути.

Любой взмах мог стать последним. Ни один из них не позволял другому расслабиться даже на миг, схватка походила на безумный смертельный танец.

Силы были равны. Могучий викинг, облачённый в толстую кольчугу, тёмно-бурую шкуру, которые не смог бы прорубить обычный человек. И Веремуд, способный удержать ладью в самый буйный шторм, – за его плечами были сотни битв, опыт, достигнуть которого мало кому удаётся, потому что мало кому удаётся пережить столько испытаний.

Щиты уже превратились в огрызки. Медвежий оскал, нарисованный на полотне Веремуда, теперь невозможно было различить. Одна из досок удачно сломалась, оставив острый обрубок длиной в локоть. Это и решило исход.

Получилось почти случайно. Викинг обрушил удар сверху, а Веремуд не успевал прикрыться как следует, выставил щит наискось. Меч скользнул по доскам, ударился в умбон и отпрыгнул в сторону, а щит, прямо острым обрубком, продолжил движение вперёд, пока не достиг глазной прорези на шлеме берсерка.

Веремуд не успел удивиться, как кровь хлынула в лицо. Враг пронзительно заорал, но был всё ещё жив, а значит опасен, поэтому клинок завершил дело, войдя в раскрытую пасть.

Сын Одина единственным глазом взглянул на своего убийцу, замер на пару секунд, а потом рухнул на землю.

Только теперь Веремуд смог осознать, как близко крутилась Марена.

Битва к тому времени подходила к концу. Смерть лучшего воина подкосила уверенность данов. Только те из берсерков, кто остался жив, не обратили внимания на потерю вожака и с тем же остервенением продолжали сопротивляться, пока все легли на влажную от крови, истоптанную землю. Остальные пытались бежать, однако никому не позволили этого сделать.

Когда последний враг был убит, Веремуд огляделся. Поле усеяли десятки тел, некоторые из них ещё стонали от боли и, быть может, смогут увидеть рассвет, но уцелевших осталось слишком мало.

С моря пришло три полных драккара викингов*, Теслав вёл сотню, Веремуд – чуть меньше. Более трёхсот человек сошлись в битве, но выжило лишь…

(*Размеры кораблей отличались, но чаще всего они вмещали 50-70 человек)

– Пятьдесят шесть, – сосчитал Веремуд.

Победой это язык не поворачивался назвать. Даны за каждую смерть ответили смертью. Даже если не все стариградцы входили в дружину, а были лишь ополчением – цена слишком высока.

– Боги, как же мы отстоим крепость?

Вдруг он вспомнил про мальчишек, ринулся в сторону опушки. Маленькие, хрупкие тельца замерли в траве, отчего наворачивались слёзы. Живко лежал ближе всех. На рубахе виднелись следы ног, волосы на затылке слиплись от проступившей крови. Лицо спокойное, будто во сне… И еле подымающаяся грудь.

– Жив! Жив, чертёнок! Жив!

С бойницы открывался вид на город, который скоро будет заполнен вражескими войсками. Не удалось остановить саксов, не удалось перерезать данов, и теперь все они спешили к крепости.

Збигнев стоял неподалёку. Жупан хмурился, наверняка проворачивая в голове возможные варианты грядущего сражения и, похоже, ни одно из них не сулило ничего хорошего.

Три сотни – столько защищало обречённые стены. Лишь половина дружины уцелела, остальные были горожанами и жителями окрестных селений, ополченцами. У руян осталось тридцать человек из сорока, прибывших в Стариград. Сражаться могли пятнадцать. Витцан и ещё несколько раненых пытались примкнуть к ним, но получили жёсткий отказ.

– Если не сдюжим, убейте женщин и детей. Людольф и Стиг найдут здесь только пустоту и смерть, но ни один из нас не станет рабом этих ублюдков.

Большинство горожан успело скрыться в лесах. Те, кто не поторопился, оказались заперты в крепости, потому что враг окружал город со всех сторон. Их отправили в терем – последний оплот для защиты. Хотя не все согласились отсиживаться – некоторые наравне с мужами готовы были взять в руки оружие.

– Надо было баб силком отправить, – вдруг поделился мыслями Цедраг.

– С этими спорить страшнее, чем биться с полчищами данов, – ухмыльнулся Дражко. – Пяст пытался, так его чуть самого не огрели, не смотри, что жупан.

Ингигерд тоже осталась в крепости. Вряд ли она разделяла взгляды здешних женщин, скорее про неё просто забыли. Но это не давало мыслить безрассудно – нельзя отдаться празднеству битвы в поисках смерти, когда позади находится тот, кого нужно защитить.

Нет. Дражко должен придумать, как спасти девушку и дружину. Чутьё не верило в скорую смерть, будто что-то знало, отказывалось раскрыть тайну.

– Как думаешь, он выжил? – после долгого молчания спросил Деян.

Удо с остальными до сих пор не показались. Дражко отказывался признать их мёртвыми, пока не увидит тела собственными глазами.

– Он жив.

Деян без сомнений кивнул, будто воевода точно знал это.

И вдруг слова подтвердились доказательствами. Из-за деревьев показались саксы.

Войско Людольфа быстро заполнило пространство до внешних стен, но всадников явно не хватало, а значит отряд погони до сих пор не вернулся к графу.

С восточной стороны уже наверняка приближался Бруно, а с севера скоро хлынут даны.

– Мы порубили много ублюдков, – Цедраг обречённо улыбнулся, готовый принять последний бой. – А уж напоследок…

– А ну! Цыц! – рявкнул Дражко. – Напоследок!..

Он обвёл взглядом гридней. Их окружили, превосходили числом, жаждали убить всех до единого, но поверить в скорую смерть было невозможно.

– Мы выживем. Опрокинем и саксов, и данов, будь их хоть в сотню раз больше! Чтобы я больше не слышал подобных речей, всем ясно?!

Гридни кивнули, в глазах появилась надежда. Это хорошо – сражаться за жизнь лучше, чем сражаться за смерть. Дражко держался уверенно, чтобы поднять боевой дух, но расклад получался неутешительный.

Изначально соотношение сторон было один к трём. Войска Людольфа проредили ночное нападение, болезнь и вылазка в лагерь. К стенам сейчас двигалось едва больше пяти сотен, Бруно вёл ещё три сотни. Но потери саксов восполнили даны. Чёртов Стиг Ларссон обвёл их вокруг пальца и подтянул целое войско викингов, пока вагры пытались задержать врага на подходах к городу.

И всё же дела не так плохи. Людольф хотел использовать данов, диктовать свои условия, но теперь их число сравнялось с войсками графа. Ярл Стиг, – Хотя, его, наверное, можно теперь называть конунгом, – уже не станет идти на уступки ради мести. И делиться добычей лишний раз тоже не пожелает.