– Я думал твоё ремесло – считать золото и серебро.

– Это так! Но золото и серебро приносят люди. Позволишь взглянуть на твой товар?

Мытарь пытался вести себя дружелюбно. Слишком дружелюбно, чем сразу же заставлял ждать подвоха. Однако сейчас он был в своём праве, поэтому Дражко пропустил его на борт, где…

– Веремуд! Друг мой дорогой! Рад тебя видеть!

– Кормила…

Кормчий явно не обрадовался встрече.

– Как всегда – хмурый старый морской волк, а? – усмехнулся Кормила. – Или ты такой только рядом со мной?

– Считай пошлину, да побыстрее. И смотри – ничего лишнего! Мы не торговать приехали.

Веремуд хотел бы вышвырнуть их с ладьи, рука так и порывалась схватить мытаря за шиворот, хорошенько приложиться кулаком и!..

– Не торговать? Жаль, жаль… Та-а-к, что тут у нас?

Стражники сняли с груза навес.

– Ого, да вы знатно постарались! Могли бы выгодно продать…

– Считай! Не испытывай моё терпение! – прорычал Веремуд.

Кормила замолчал, скривив ядовитую улыбку, достал пергамент и перо.

– Так, начнём. Паволока, специи… кажется, это перец? Хгм… получается…

Мытарь записал товар, подлежащий учёту за провоз, а в конце его взгляд упал на Ингигерд.

– За неё тебе бы заплатили хорошую цену, Дражко. Больше, чем в Ральсвике или Арконе. Даже в Ладоге не дадут больше.

– Считай. Это – твоё ремесло. Советы мне не нужны.

Теперь мытарь начал раздражать Дражко.

Сделав запись, Кормила оглядел дружину.

– Один, два, три… – когда он добрался до Иво и Векши, то спросил: – Эти тоже твои люди? Выглядят, как…

– Они свободные мужи, – Веремуд не дал договорить, чтобы неосторожное слово не вырвалось наружу.

– Хорошо. Тридцать пять, тридцать шесть…

Кормила вернулся на пристань, когда наконец закончил записи. К радости Веремуда.

– Итак, посаженное, побережное, головщина… – мытарь бормотал список пошлин. – А как у вас с ночлегом? Есть где разместиться? Могу предложить…

– Кормила! Не задерживай моих гостей! Иди обдирай других!

Дражко обернулся на знакомый голос. Лицо само по себе засияло радостью.

– Ариберт!

– Дражко!

Буревоич сорвался с места, чтобы заключить в крепкие объятия доброго друга.

– Ариберт! – это уже воскликнул Яромир. Княжич выскочил из ладьи и, позабыв про усталость, ринулся к ним.

Ариберт, племянник князя Вислава, провёл детство на Руяне под присмотром своего дяди. Яромир считал его за старшего брата, а Дражко, часто гостивший у них, – близким другом, наставником. Любовь к лошадям привил именно Ариберт.

– Наконец-то свиделись! Правда, вид у вас, что у монахов в пост…

– Проклятые даны! – прорычал Удо.

На лице здоровяка сияла доброжелательная улыбка.

– Надеюсь, Теслав преподаст им урок, – Деян старался держаться прямо, но изнеможенные плечи тянули вниз.

Дражко промолчал.

– Кормила, распорядись, чтобы моих гостей разместили в лучших палатах! И накорми всех.

– Да, господин. Непременно, непременно! – мытарь залебезил перед княжичем, скользко заулыбался.

– И хорошо накорми! – выступил Ариберт, явно припоминая Кормиле былой проступок.

– Конечно, конечно! – разрывая пергамент с записями, пообещал тот.

– Нам нужны лекари, – встрял Дражко. – Много раненых.

– Не волнуйся, всё будет в лучшем виде, – заверил Ариберт. – Да ты и сам, погляжу…

Доски причала задрожали, когда Веремуд перепрыгнул через борт. Благодаря густой бороде усталость кормчего не выделялась так сильно, как у остальных, а взгляд даже выказывал бодрость.

– Кого я вижу! Ариберт, маленький негодник!

– Веремуд!

– Вымахал как, а!

Веремуд потрепал макушку княжича, словно тот всё ещё был ребёнком.

– Смотрю, «Лебедь» так же хорош, а? Славный корабль…

Ариберт ласково провёл рукой по обшивке. Веремуд и его учил морскому делу.

– Точно – славный! – раздался хрипловатый голос Векши.

Ещё недавно бывший рабом, он выглядел соответствующе: грязный, обросший, в лохмотьях. Такому обращаться к княжичу не подобает, но никаких стеснений на довольной морде замечено не было.

Ариберт прищурился, доброжелательность мигом улетучилась.

– Знакомый говор… Дражко, в твоей дружине теперь лютичи водятся?

Векша промолчал, лишь ухмыльнулся сильнее.

Вагры постоянно воевали с лютичами. Это тянулось веками. Даже заручившись поддержкой прежнего союзника, империей франков, или вечных врагов – саксов, – оба хаживали на земли друг друга, чтобы грабить и убивать.

– Он помог нам оторваться от данов, за что получил свободу, – пожал плечами Дражко. – Но в дружину я его не принимал.

Ариберт фыркнул, отвернулся, тут же переменившись в лице, и обхватил Дражко и Яромира.

– Айда в корчму! Вам наверняка есть что рассказать!

Дражко обернулся, встретился взглядом с Удо. Тот кивнул, мол, не волнуйся, за всем прослежу. Оставлять дружину не хотелось, но пренебречь гостеприимством никак нельзя.

━─━────༺༻────━─━

Живко, казалось, не останавливался ни на секунду. Добычу нужно было разместить на гостином дворе, под охрану. От пошлины «Лебедя» освободили, но трудиться пришлось самим. Живко не мог поднять слишком много, но ловко таскал всякую мелочь, успевая сделать два, а то и три захода вперёд остальных.

– Ишь, разошёлся! – кинул вслед Деян, который вместе с Круто волок бочки с пряностями.

Управились быстро. Живко уже сновал по ладье, подбирая завалявшиеся вещи, прибираясь или проверяя узлы, будто сам лично отвечал за состояние корабля. Время от времени он хватался за рукоять ножа. Только свободный человек мог носить оружие, поэтому неудобный, непривычный клинок, болтающийся на боку, являлся главным свидетельством нового положения. Это походило на сон, Живко боялся проснуться и снова оказаться в конюшне.

Ингигерд сжалась возле мачты. Когда Дражко ушёл, на неё никто не обращал внимание, будто позабыли совсем. Бедняжка дрожала то ли от страха, то ли от холодного ветра, взволнованно, вздрагивала каждый раз, когда мимо проходил кто-то из гриди.

Почему-то вспомнилась Милдрит.

– Вот, поешь, – Живко протянул девушке кусок лепёшки.

Может, еда немного успокоит бедняжку…

Но Ингигерд лишь сжалась сильнее и с опаской смотрела на него, будто загнанная в угол лисица.

– Я плохого не сделаю, обещаю! Поешь, полегчает!

Он снова протянул лепёшку, и на этот раз Ингигерд осторожно приняла её.

– С-спасибо, – пробормотала девушка в ответ.

– Чего? Я по-вашински не понимаю. О! – он заговорил на языке саксов: – Меня зовут Живко. Понимаешь?

Ингигерд уже не с опаской, а с интересом наблюдала за ним. Кажется, саксонский ей больше пришёлся по душе, но всё равно жесты в данном случае играли бо́льшую роль.

– Ты Ингигерд?

Она кивнула, прожёвывая кусок. Горло пересохло, но голод так разыгрался, что хотелось глотать пищу, не тратя времени на пережёвывание.

– Во дурень! – воскликнул Живко по-славянски, затем метнулся за бурдюком с водой, который Ингигерд с благодарностью приняла и высушила почти наполовину. Казалось, влага мигом впитывается в язык.

Живко подождал, пока девушка доест. Голод часто навещал его, поэтому свободный мальчишка отлично понимал, что не стоит мешать наслаждаться трапезой, хоть и довольно скудной.

Конюх не единожды голодом в наказание за провинности. Особенно в первое время, когда укрощал упрямый норов, словно объезжал жеребёнка. В один из таких дней Милдрит заметила Живко на рынке – Эйкин заставлял его таскать за собой покупки. По голодным глазам она поняла состояние бедняги и тайком сунула пирожок прямо в рот, проходя мимо.

Конюх ничего не заметил, а от запаха пирожков с капустой едва не наворачивались слёзы ещё долгое время. Хотя теперь Живко вряд ли сможет проглотить даже небольшой кусок.

Их накрыла тень. А затем раздался голос Удо:

– Живко, отведи девку в палаты Дражко. Он будет ночевать в княжеском тереме. Найдёшь?