Bilem saepe, iocum vestri movere tumultus [72], …как суетность ваша Часто тревожила желчь мне и часто мой смех возбуждала {39}. Я не только по временам смеялся и глумился вместе с Лукианом{40}, осуждал в сатире вместе с Мениппом{41}, но и сокрушался вместе с Гераклитом{42}, а потом вновь то petulanti splene cachinno[73]{43} [разражался громким хохотом], а то urere bilis jecur[74] [моя печень переполнялась желчью]; меня выводило из себя то, что я не в силах исправить злоупотребления, которые вижу повсеместно. Но какие бы чувства этих писателей или Демокрита я ни разделял, а все же не ради этого я укрылся под чужим именем, а для того, чтобы в неведомом облике либо обрести немного больше свободы и независимости суждений, либо, если уж вам так непременно хочется знать, по той причине и с единственной целью, которую Гиппократ подробно излагает в своем послании к Дамагету; он рассказывает, как, отправясь однажды навестить Демокрита в его саду в предместье Абдеры, он застал философа сидящим в тени беседки[75] с книгой на коленях, погруженным в свои размышления[76] и по временам что-то записывающим, а по временам прогуливающимся. Эта книга была посвящена меланхолии и безумию; подле него лежали трупы многочисленных животных, только что им разрезанных и расчлененных, но не потому, как он объяснил Гиппократу, что он презирал Божьи создания, но дабы обнаружить местонахождение этой atra bilis, черной желчи, или меланхолии, понять, по какой причине она происходит и как зародилась в телах людей, затем чтобы он сам мог успешнее от нее излечиться и с помощью своих трудов и наблюдений научить других предупреждать и избегать ее[77]. Гиппократ всячески одобрил его благое намерение, — вот почему Демокрит Младший берет на себя смелость последовать его примеру, и поскольку тот не завершил свой труд, который ныне потерян, то quasi succenturiator Democriti [в качестве замещающего Демокрита] надеется восстановить, продолжить и завершить его в этом трактате.
Ну вот, теперь вы знаете, зачем я избрал это имя. Если это имя и заглавие оскорбляют вашу рассудительность, то, послужи подобное обвинение, выдвинутое против других, достаточным для меня оправданием, я мог бы привести множество солидных трактатов и даже проповедей, на титуле которых красуются куда более фантастические имена. Как бы там ни было, в нынешние времена это своего рода уловка — предпослать книге, которую надобно продать, фантастическое название; ведь, подобно жаворонкам, садящимся днем на расставленные для них тенета, для многих тщеславных читателей такое название послужит приманкой, и они уставятся на него, подобно глупым прохожим, пялящимся на выставленную в лавке художника старинную картину и при этом не замечающим висящее рядом превосходное полотно. И, конечно же, как считает Скалигер{44}, «ничто так не приманивает читателя, как неожиданный довод, не приходивший ему самому на ум, и ничто не продается так бойко, как оскорбительный памфлет», tum maxime cum novitas excitat palatum [но более всего привлекает то, на чем лежит печать новизны][78]. «Многие люди, говорит Авл Геллий, даже в самих названиях своих произведений выказывают непомерное тщеславие»[79] «и способны одним этим (приводит Плиний[80]{45} слова Сенеки) заставить задержаться даже человека, спешащего поскорее привести повитуху к своей дочери, собирающейся вот-вот родить». Что же до меня, то в оправдание своего поступка я могу сослаться на весьма достойные прецеденты[81], приведу, однако, лишь один из многих — Антонио Зару{46}, Pap. Episc. [католического епископа], автора «Анатомии остроумия» в четырех частях, разделах, главах и пр., которую можно прочесть в наших библиотеках. Если кто-нибудь станет возражать против содержания этой книги или манеры, в которой я излагаю свой предмет, и потребует от меня на сей счет каких-то доводов, то я могу представить их сколько угодно. Я пишу о меланхолии, поскольку озабочен тем, чтобы самому ее избежать. Ведь главной ее причиной служит праздность, а «лучшим лекарством от нее, как считает Разис[82]{47}, какое-нибудь занятие», и хотя stultus labor est ineptiarum, от занятий пустяками польза невелика, прислушаемся все же к словам божественного Сенеки, уверяющего, что лучше aliud agere quam nihil, заниматься чем-нибудь бесполезным, нежели вовсе ничем. А посему я стал писать и занял себя этим усладительным трудом, дабы, подобно Веттию у Макробия{48}, otiosaque diligentia ut vitarem torporem feriandi (этим своеобразным занятием на досуге избежать апатии, вызываемой праздностью) и atque otium in utile verterem negotium (употребить свой досуг на какое-нибудь полезное дело). Simul et jucunda et idonea dicere vitae Lectorem delectando simul atque monendo [83]. [Или полезным быть или приятным желают поэты, Или и то, и другое: полезное вместе с приятным.] Вот с какой целью я писал, подобно тем, кто, как говорит Лукиан, «за отсутствием слушателей декламирует деревьям и произносит речи, обращаясь к столбам»; но, как остроумно признался Павел Эгинета{49}, не затем, чтобы высказать что-нибудь доселе неизвестное или упущенное, но ради собственного упражнения»[84], каковое, прибегни к нему некоторые, было бы, я полагаю весьма на пользу их телам и еще более того их душам; другие же, например, делают это ради славы, чтобы себя показать (Scire tuum nihil est, nisi te scire hoc sciat alter [Знанье твое ни к чему, коль не знает другой, что ты знаешь{50}]). Я мог бы присоединиться к мнению Фукидида{51}: «Знать о чем-то и не иметь возможности рассказать об этом — все равно, что не знать»[85]. Когда я впервые взялся за это дело et quod ait ille[86], impellente genio negotium suscepi [или, как сказано у него, предпринял этот труд, повинуясь внутреннему побуждению], я стремился vel ut lenirem animum scribendo[87]{52}, облегчить писанием свою душу, ибо у меня gravidum cor, foedum caput, было тяжело на сердце и неладно с головой, словно в ней образовался нарыв, от которого я очень хотел избавиться и жаждал, чтобы он поскорее прорвался; я не мог придумать более подходящего способа освободиться от его содержимого; да и кроме того, удержаться от этого было просто выше моих сил, потому что ubi dolor, ibi digitus, невозможно не чесаться, когда зудит. Я нисколько не чувствовал себя униженным этой болезнью — не назвать ли мне ее моей госпожой Меланхолией, моей Эгерией{53} или моим malus genius [злым гением]? По этой причине, мне, подобно ужаленному скорпионом, хотелось вышибить clavum clavo [клин клином], облегчить одну печаль другой, праздность праздностью[88], ut ex vipera Theriacum [извлечь противоядие из укуса гадюки], найти противоядие в том, что явилось первопричиной моей болезни. Или, как, судя по рассказу Феликса Платера[89]{54}, поступил человек, который вообразил, будто у него в животе находится несколько аристофановских лягушек, все еще кричащих Брекекекс, коакс, коакс, уп, уп{55}; он посвятил по этой причине семь лет изучению медицины и объехал большую часть Европы в поисках облегчения. Вот и я в поисках исцеления перерыл все медицинские книги, какие только есть в наших библиотеках или какими могли поделиться со мной мои друзья, и взял на себя сей труд[90]. А почему бы и нет? Ведь признается же Кардано, что написал свою книгу об Утешении{56} после смерти сына, дабы облегчить свое горе, и точно так же Туллий{57} написал свою книгу о том же самом предмете и с той же целью после кончины дочери, по крайней мере, если книга действительно написана им, ибо, как подозревает Липсий, она, возможно, принадлежит какому-то самозванцу, скрывшемуся под именем Туллия. Что же до меня, то, подобно Марию у Саллюстия{58}, я, пожалуй, могу утверждать: «то, о чем другие только слыхали или читали, я испытал и претерпел сам, они почерпнули свои знания из книг, а я — меланхолизируя»[91]. Experto credo Roberto. [Поверьте Роберту, испытавшему это на себе.] Я могу поведать кое о чем, изведанном на собственном опыте, aerumnabilis experientia me docuit [научил меня горестный опыт], и вслед за героиней поэта{59} готов повторить:
вернуться Hor. [Гораций. <Послания, I, 19, К Меценату, 20, пер. Н. Гинцбурга.>] вернуться Per. [Персий. <Сатиры, I, 12; «Ведь я хохотун с селезенкою дерзкой» (пер. Ф. Петровского).>] вернуться Hor. [Гораций. <Эподы, XI, 16; «Гневом вздымается желчь» (пер. Н. Гинцбурга).>] вернуться Secundum moenia locus erat frondosis populis opacus, vitibusque sponte natis, tenuis prope aqua defluebat, placide murmurans, ubi sedile et domus Democriti conspiciebatur. [В тени зеленых тополей и вьющегося по стене дикого винограда, близ нежно журчащего ручья расположен был домик Демокрита и скамья, на которой он обычно сидел. <См. прим. 16. Из того же латинского издания трудов Гиппократа 1526 года почерпнул Бертон и нижеследующие две цитаты.>] вернуться Ipse composite considebat, super genua volumen habens, et utrinque alia patentia parata, dissectaque animalia cumulatim strata, quorum viscera rimabatur. [По обе стороны от него лежали трупы животных, либо уже подвергшихся анатомированию <их внутренности Демокрит внимательно рассматривал>, либо еще только приготовленных к вскрытию.] вернуться Cum mundus extra se sit, et mente captus sit, e nesciat se languere, ut medelam adhibeat. [Ведь мир болен, он безумен, однако не сознает этого, а посему нуждается в лекарстве для исцеления.] вернуться Scaliger, Ep. ad Patissonem. Nihil magis lectorem invitat quam inopinatum argumentum, neque vendibilior merx est quam petulans liber. [Скалигер <Младший>. Послание к Патиссону. <Мамер Патиссон (ум. 1601) — французский книгоиздатель, королевский типограф, выделялся образованностью и тщательностью своих изданий античных авторов; он печатал и Скалигера.>] вернуться Lib. 20, cap. 11. Miras sequuntur inscriptionum festivitates. [<Авл Геллий. Аттические ночи.> Кн. XX, гл. 11. Ведь многих людей книги привлекают пышностью названий.>] вернуться Praefat. Nat. Hist. [Предисловие к «Естественной истории» <Плиния Старшего>.] Patri obstetricem parturienti filiae accersenti moram injicere possunt. вернуться Анатомия папизма <вероятно, Бертон имеет в виду книгу Томаса Белла «The Anatomy of Poppish Tyranny» (1603). — КБ.>, Анатомия Бессмертия, Анатомия Антимонии Ангела Саласы <Саласа — автор книги «Anatomia vitrioli» (1613). — КБ> и пр. вернуться Cont. lib. 4, cap. 9. Non est cura melior quam labor. [Continens, or Summary <«Самое существенное, или Краткое изложение»>, кн. IV, гл. 9. Нет лучше лекарства, чем труд. <В той же строке следует затем латинская цитата без указания источника: «Stultus… ineptiarum» («И нелепо корпеть над пустяками»), — это цитата из Марциала (II, 86, 10, пер. Ф. Петровского), а вот цитаты, приписанной Бертоном «божественному Сенеке», исследователи так и не нашли. — КБ.>] вернуться Hor. de Arte Poet. [Гораций. Наука поэзии <333–334, пер. М. Гаспарова>.] вернуться Non quod de novo quid addere, aut a veteribus praetermissum, sed propriae exercitationis causa. вернуться Qui novit, neque id quod sentit exprimit, perinde est ac si nesciret. вернуться Jovius, Praef. Hist. [Джовьо. Предисловие к «Истории <моего времени>»]. вернуться Otium otio dolorem dolore sum solatus. вернуться Observat. lib. 1. [Наблюдения, кн. I.] вернуться М-р Джон Роуз, наш главный оксфордский библиофил, м-р Хоппер, м-р Гутридж и др. <Роуз стал в 1600 году хранителем Бодлианской библиотеки и оставался им по 1652 год; туда он переместил книги Бертона после его кончины; два других упомянутых здесь человека были врачами. — КБ.> вернуться Que illi audire et legere solent, eorum partim vidi egomet, alia gessi, quae illi literis, ego militando didici, nunc vos existimate facta an dicta pluris sint. <Как видим, перевод Бертона достаточно близок к оригиналу, кроме, разумеется, признания Мария в меланхолическом складе своего характера.> |
