Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— А что же тогда ты сам не подсуетился?

— В смысле?

— Почему, говорю, ты сам его не продал?

— Потому что не знаю ни одного скупщика краденого. Я — просто картежник, сидящий на колесах, а не Вэл Килмер из «Схватки». Первый же человек, которому я покажу этот крест, застрелит меня, не успею я повернуться к нему спиной. А ты, держу пари, знаешь нужных людей. Знаешь, кому из уголовников можно доверять. Если бы ты смог, уже был бы на полпути к Мексике вместе с этой штуковиной.

— Ладно.

— Не верю я в твое бескорыстие.

— Ясное дело, не веришь, — сказал я. — Жалость какая. Только позволь поинтересоваться. Почему это Ефим все про нас знает, только не может нас найти?

— А что он про нас знает?

— Знает, что мы сейчас вместе. Он даже сказал, что игру завела Аманда, а мы все в нее играем.

— А ты еще сомневался?

Час спустя мы собирались отправиться в Комкаст-сентер в Мэнсфилде. Пока мы шли к «саабу» Дре, он снял с брелока ключ от машины и протянул его мне.

— Машина-то твоя, — сказал я.

— Учитывая, сколько я сегодня принял, вряд ли ты станешь настаивать, чтобы за рулем сидел я.

Я вел «сааб». Дре сидел рядом со мной, мечтательно глядя в окно.

— Ты не просто выпил, — сказал я.

Он повернулся ко мне:

— Ну, глотнул еще пару таблеток ксанакса. — И он снова уставился в окно.

— Пару? Или тройку?

— Вообще-то три. И догнал паксилом.

— То есть твой рецепт для ведения переговоров с русской мафией — бухло плюс колеса?

— Пока что я еще жив, — сказал он и начал покачивать брелоком с фотографией Клер у себя перед лицом, глядя на него мутным взглядом.

— Какого дьявола ты таскаешь с собой эту фотографию? — спросил я.

Он взглянул на меня:

— Потому что я ее люблю.

— Неужели?

Он пожал плечами:

— Ну, или что-то типа того.

Через полминуты он уже храпел.

При любом незаконном обмене крайне редко бывает, чтобы сторона, имеющая на руках все козыри, в последний момент не изменила место встречи. Это служит страховкой от нежелательного появления сил охраны правопорядка. Устанавливать «жучки» на ходу довольно сложно. К тому же гораздо легче обнаружить одетых в черное федеральных агентов, до зубов вооруженных микрофонами и фотоаппаратами с инфракрасными линзами, когда они судорожно пытаются окружить близлежащие кварталы.

Поэтому я предположил, что Ефим позвонит и в последнюю минуту перенесет место встречи, но все равно хотел заранее изучить ландшафт — на тот случай, если он этого не сделает. За свою жизнь я бывал в Комкаст-сентер с дюжину раз. Этот амфитеатр под открытым небом расположен в лесистой зоне штата Массачусетс. Именно здесь я видел, как Боуи выступал на разогреве у «Nine Inch Nails». Слушал Спрингстина и «Radiohead». А в прошлом году, когда приехал на концерт «Green Day», перед которыми на сцену вышли «The National», я решил, что умер и попал в рай. Иными словами, я более или менее прилично ориентировался на местности. Амфитеатр представляет собой полукруглую чашу, утопленную в еще более пологой чаше. Если подходить к ней с одной стороны, то дорога выведет тебя к амфитеатру; если с другой — то через некоторое время упрешься в парковку. В проходах во время концертов ставят ларьки, торгующие футболками, пивом, сладкой ватой, солеными крендельками и хот-догами длиной в фут.

Мы с Дре немного погуляли в окрестностях амфитеатра. С темнеющего неба падали редкие снежинки. Они мерцали, словно светлячки, и мгновенно таяли при соприкосновении с чем угодно — деревянным ларьком, землей или моим носом. Возле одного ларька, стоящего возле турникетов, я оглянулся и понял, что Дре рядом со мной больше нет. Я развернулся, поднялся по одному проходу и спустился по другому, повторяя только пройденный путь. Нашел место, где его следы разошлись с моими, и использовал его в качестве отправной точки. Я шел мимо ВИП-лож, направляясь к сцене, когда у меня зазвонил мобильник.

— Алло!

— Вы где? — раздался в трубке голос Аманды.

— Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос.

— Где я, не важно. Мне только что позвонили и сказали, что поменяют место встречи. Кстати, что это за встреча?

— Мы сейчас в Комкаст-сентер. А кто звонил?

— Мужик какой-то. Говорил с сильным русским акцентом. Другие идиотские вопросы будут? Он сказал, что Ефим не может до тебя дозвониться.

— Откуда у них твой номер?

— А откуда твой?

Ответа на этот вопрос у меня не было.

— Новое место встречи — железнодорожный вокзал.

— Какой?

— В Доджвилле.

— В Доджвилле? — переспросил я. Это название было мне смутно знакомо. Кажется, я встречал его на посылках, когда студентом подрабатывал на почте, но на карте найти не смог бы. — А где это вообще?

— Если верить карте, на которую я сейчас смотрю, тебе нужно выехать на Сто пятьдесят второе шоссе и двигаться на юг. Там недалеко. Они сказали, чтобы из машины вышел кто-нибудь один из вас. С крестом. Как я понимаю, крест у вас?

— Да. Он у Дре.

— Они сказали принести крест. Иначе они убьют Софи у вас на глазах. А потом убьют вас.

— А где?..

Она положила трубку.

Я спустился вниз и увидел Дре, сидящего на краю сцены.

— Место встречи изменилось.

Удивленным он не выглядел.

— Как ты и говорил.

Я пожал плечами.

— Здорово, должно быть, никогда не ошибаться?

— Значит, я произвожу именно такое впечатление?

Он уставился на меня.

— У таких, как ты, на лице написано, какие вы все из себя…

— Не моя вина, что ты просрал свою жизнь. Я тебя за это не осуждаю.

— А за что тогда ты меня осуждаешь?

— За то, что ты клеишься к шестнадцатилетней девчонке.

— Во многих культурах это считается нормальным.

— Вот и переезжай в страну с такой культурой. А здесь это означает, что ты ведешь себя как подонок. Если ты себе не нравишься, я тут ни при чем. Жизнь твоя тебе не нравится? Ты не один такой.

Он окинул ряды сидений взглядом, в котором сквозила тоска.

— В старших классах я играл на басу в группе. И довольно неплохо.

Усилием воли я заставил себя не закатывать глаза.

— Мы много кем могли бы стать, — сказал Дре. — А потом… Потом тебе приходится выбирать в жизни путь, и ты его выбираешь. И поступаешь на медицинский, понимая, что врач из тебя получится так себе. Как смириться с собственной посредственностью? Как признаться самому себе, что в жизненной гонке ты никогда не вырвешься вперед?

Я прислонился к сцене и промолчал. Вверх убегали бесконечные ряды амфитеатра. За ними на фоне темного неба виднелись кроны деревьев. Июльскими вечерами амфитеатр обычно бывал полон. Двадцать тысяч человек — и все кричат, скандируют и покачиваются в такт музыке. Кто бы отказался стоять в этот миг на сцене?

В какой-то степени я сочувствовал Дре. Кто-то — подозреваю, что его мать, — внушил ему, что он — особенный. Возможно, она повторяла ему это каждый день, несмотря на все более явные доказательства обратного. Это была ложь, но ложь с добрыми намерениями. И теперь — вот он: профессиональная карьера не задалась, сейчас он и вовсе занимается непонятно чем, и недалек тот день, когда ему будет трудно протянуть до вечера без таблеток и алкоголя.

— Знаешь, почему меня никогда не беспокоил тот факт, что я торгую детьми?

— Нет, не знаю.

— Потому что никто ничего не знает. — Он посмотрел на меня. — Думаешь, государство знает, куда пристроить детей, которые не нужны собственным родителям? Думаешь, хоть кто-нибудь это знает? Ни хрена мы не знаем. И под этим «мы» я подразумеваю нас всех. Мы ведем себя так, как будто заявились на прием, принарядившись по случаю, и надеемся, что остальные поверят, что мы и каждый день такие же красивые. Пара десятков лет такой жизни, и что потом? Ничего. Вообще ничего. Мы ничему не научились, ничего не изменили. А уже пора умирать. И наше место занимает следующее поколение таких же притворщиков. Вот и все.

414
{"b":"867916","o":1}