Дент, происходивший из древнего рода виргинских солдат-джентльменов, закончил Вест-Пойнт третьим в выпуске. Затем — служба во Вьетнаме, Военная академия, взлет по карьерной лестнице. Он командовал войсками в Ливане, а вернувшись домой, неожиданно уволился в запас. Взял и бросил все в возрасте тридцати шести лет и в звании подполковника, по причинам, оставшимся загадкой. В Бостоне судьба свела его с друзьями семьи — из тех, чьи предки некогда вырезали свои имена на досках «Мэйфлауэра», — и они сказали, что для него может найтись место в фирме, о которой в их кругах вообще говорить не принято — до тех пор, пока дела идут нормально.

Двадцать пять лет спустя Дент стал в фирме полноправным партнером. Он обзавелся белым, колониального стиля особняком в Довере и летней резиденцией в Виньярд-Хэвене. У него была красавица-жена, похожий на него как две капли воды сын, две красавицы-дочери и четверо внуков, выглядевших так, словно после школы они позируют для рекламы «Аберкромби». Никто не знал, что заставило его когда-то оставить службу, но это что-то до сих пор занозой сидело в нем. При всем обаянии этого человека в его обществе каждый невольно напрягался, словно чувствуя, что ему и самому с собой неуютно.

— Входи, Патрик, — сказал он после того, как секретарь проводил меня к его двери.

Я вошел, пожал ему руку. За его правым плечом высилось здание Бостонской таможни, а из-под левого локтя протянулась полоса международного аэропорта Логан.

— Присаживайся, присаживайся.

Я так и поступил, а Джереми Дент откинулся в кресле и с минуту созерцал панораму города, открывавшуюся из окон углового офиса.

— Лейтон и Сьюзан Трескотт позвонили мне вчера вечером. Сказали, что ты решил ситуацию с Брэндоном. Провел его, вынудил проколоться.

— Нетрудно было, — кивнул я.

Словно решив отметить это тостом, он поднял стакан и отпил воды.

— Они сказали мне, что подумывают отправить его в Европу.

— Служба надзора над условно осужденными будет в полном восторге.

Он поднял брови, глядя на собственное отражение.

— Я сказал то же самое. А ведь мать у него судья. Сильно удивилась. Господи, вот они, детки. Способов испортить ребенка — миллион, а воспитать правильно — дай бог, если штуки три наберется. Конечно, все от матери зависит. Лично я, как отец, всегда считал, что лучше ни во что не лезть и надеяться, что все как-нибудь само образуется.

Он допил воду, снял ноги с краешка стола.

— Не желаешь соку? Или еще чего-нибудь в этом роде? Кофе мне больше нельзя.

— С удовольствием.

Он подошел к бару под плоским телеэкраном, достал бутылку клюквенного сока, вынул лед. Принес два стакана, звякнул одним о другой, и мы дружно отпили клюквенного сока из тяжелого уотерфордского хрусталя. Затем задница его вернулась в кресло, ноги — на краешек стола, а взор — к городу.

— Ты, наверное, интересуешься, каков твой статус в нашей компании.

Я слегка приподнял брови, надеясь, что это продемонстрирует ему: ну да, я заинтересован, но давить не хочу.

— Ты отлично для нас поработал, и я помню, что обещал подумать о том, чтобы после завершения дела Трескоттов взять тебя в штат.

— Помню такое, да.

Он улыбнулся, снова отпил соку.

— Ты полагаешь, дело завершено?

— С Брэндоном Трескоттом?

Он кивнул.

— Полагаю, да. Насколько в этой ситуации вообще можно надеяться на успешное завершение. Я имею в виду, что моей задачей было вынудить его проколоться и продемонстрировать свое богатство до того, как до него под видом стриптизерши доберется какая-нибудь журналистка из таблоида. Думаю, Трескотты уже начали перепрятывать свои активы.

Он хохотнул:

— Начали вчера, часов в пять вечера.

— Значит, все хорошо. По-моему, я справился.

Он кивнул:

— Так и есть. Ты сэкономил им кучу денег и показал нас в хорошем свете.

Я выждал — сейчас появится «но».

— Но, — сказал он, — Брэндон Трескотт сказал родителям, что ты угрожал ему. И к тому же оскорбил его. На его же собственной кухне.

— Назвал его идиотом, если правильно помню.

Он взял со стола листок бумаги:

— И кретином. И придурком. И шутил на тему того, что он отправляет людей в кому.

— Он ту девчонку в больницу отправил, — сказал я. — Пожизненно.

Дент пожал плечами:

— Нам платят не за то, чтобы мы беспокоились о ней или ее семье. Нам платят за то, чтобы мы не допустили, чтобы они обобрали наших клиентов до нитки. Пострадавшие? Не наша проблема.

— Я об этом и не говорю.

— Ты только что сказал, я цитирую: «Он ту девчонку в больницу отправил».

— И никакого зла на него я за это не держу. Как вы и сказали — это работа. И я ее выполнил.

— Но ты оскорбил его, Патрик.

Я повторил каждое слово:

— Я. Оскорбил. Его.

— Ага. А его родители — те люди, благодаря которым мы пока еще при деле.

Я поставил стакан на стол.

— Я подтвердил им то, что все и так знали, — что их сын, научно выражаясь, идиот редкого калибра. Я выдал им всю информацию, необходимую для того, чтобы они и дальше могли защищать его от самого себя и чтобы родители парализованной девчонки не наложили лап на его машину за двести тысяч долларов.

На секунду глаза его раскрылись.

— Это столько она стоит? «Астон-мартин»?

Я кивнул.

— Двести тысяч, — присвистнул он. — За британскую машину.

Какое-то время мы сидели в тишине. Сок я оставил там, где он и был, и наконец сказал:

— Значит, никакой постоянной работы, так?

— Так. — Он медленно качнул головой. — Патрик, ты пока что не понимаешь местной культуры. Ты отличный сыщик, но тот факт, что ты постоянно ищешь повода для драки…

— Да о какой драке речь?

— О какой драке? — Он усмехнулся и отсалютовал стаканом. — Ты думаешь, что носишь красивый костюм, а я вижу только классовую ненависть, в которую ты закутан. И клиенты наши тоже ее видят. Как ты думаешь, почему ты до сих пор не познакомился с Большим Д.?

«Большим Д.» в компании звали Моргана Дюхамела, семидесятилетнего главу компании. Он был последним из Дюхамелов — у него было четыре дочери, но все они вышли замуж и носили фамилии своих мужей. Зато он пережил Стэндифордов — последнего из них здесь видели в середине пятидесятых. Офис Моргана Дюхамела, как и офисы нескольких других старших партнеров, находился в первой штаб-квартире «Дюхамел-Стэндифорд» — малозаметном, шоколадного цвета особняке на Экорн-стрит, у подножия холма Бикон-хилл. Потомственная клиентура со своими проблемами ездила туда; их дети и нувориши направлялись в Интернешнл Плейс.

— Я всегда полагал, что Большой Д. не особо интересуется внештатниками.

Дент покачал головой:

— У него энциклопедические познания об этой фирме. Все сотрудники, их супруги и родня. И все внештатники. Именно Дюхамел рассказал мне о том, что ты водишь дружбу с торговцем оружием. — Он многозначительно поднял брови: — Старик ничего не упускает.

— Значит, знает обо мне.

— Ага. И ему нравится то, что он видит. Он бы с радостью тебя нанял. И я тоже. Глядишь, со временем ты мог бы даже стать партнером. Но при одном условии, и оно не обсуждается — измени свое отношение. Думаешь, клиентам нравится иметь дело с человеком, который, как им кажется, их осуждает?

— Да не осужда…

— Помнишь, что было в прошлом году? Глава «Брэнч федерейтед» прилетел сюда из Хьюстона только для того, чтобы тебя поблагодарить. Он ни разу такого не делал. Ни разу не сказал спасибо ни одному из партнеров, я уж не говорю о простых сотрудниках, тем более внештатных. Помнишь это?

Попробовал бы я забыть. Премия за то расследование полностью покрыла медицинскую страховку для всей моей семьи. «Брэнч федерейтед» владела несколькими сотнями компаний, и одной из самых прибыльных была ДЛИ — «Даун-Ист Ламбер инкорпорейтед». Фирма эта работала в Бангоре и Себаго-Лейк, в штате Мэн, и была крупнейшим в стране производителем строительных крепежей, которые использовали для временной замены несущих балок во время ремонта или строительства. Меня внедрили в филиал компании в Себаго-Лейк. Задачей моей было войти в доверие к женщине по имени Пери Пайпер. Руководство «Брэнч федерейтед» подозревало, что она продает технологические секреты конкурентам. Во всяком случае, так нам сказали. После месяца работы с ней стало ясно, что на самом деле она собирала данные, чтобы доказать — «Брэнч федерейтед» мухлюет с оборудованием, замеряющим уровень загрязнения на собственном производстве. К тому моменту, когда я втерся к ней в доверие, Пери Пайпер уже собрала достаточно доказательств того, что ДЛИ и «Брэнч федерейтед» нарушили, и вполне осознанно, и Акт о чистом воздухе, и Акт о фальсификации данных. Она могла доказать, что фирма в восьми штатах приказала своим менеджерам неправильно настроить датчики загрязнения, в четырех штатах предоставила ложные данные Министерству здравоохранения и фальсифицировала результаты собственной проверки уровня качества продукции — на каждой из своих фабрик без исключения.