Ее усмешка перешла в жестокий смех.

— Потому что какой-то придурок знает, где я живу?

— Этот парень не простой придурок.

Я повернул на Херефорд и двинулся в сторону Коммонуэлс-авеню. Дождь утихал, зато сгустился туман, превратив воздух в теплый луковый суп.

— Патрик, я практикующий адвокат. Подожди секунду. Кларенс, сидеть! Сидеть, я сказала! Извини. На чем я остановилась? Ах да. Знаешь, сколько бандитов, мелких социопатов и прочих отморозков грозились меня убить, если мне не удавалось их отмазать? Так что не смеши меня.

— Здесь совсем другое дело.

— Если верить моему знакомому вертухаю из Сидер-Джанкшн, мой бывший подзащитный Карл Крофт, который сейчас мотает срок за изнасилование и предумышленное убийство, составил целый черный список — выцарапал на стене камеры. И до того как…

— Ванесса.

— И до того, как они его закрасили, Патрик, и поместили Карла под круглосуточное наблюдение, мой приятель-охранник этот список прочитал. И сказал, что мое имя шло в нем первым пунктом. Даже перед бывшей женой Карла, которую он уже пытался убить. Пилой.

Я смахнул с ресниц скопившуюся влагу. Зря я не надел кепку.

— Ванесса, просто выслушай меня. Я думаю, что это…

— Патрик, я живу в доме с круглосуточной охраной и двумя швейцарами. Ты сам знаешь, чего стоит попасть внутрь. У меня шесть замков на входной двери. Даже если ты сумеешь добраться до моих окон на четырнадцатом этаже, в квартиру тебе не проникнуть. У меня есть перцовый баллончик, Патрик. У меня есть тазер. А если и это не поможет, у меня есть пистолет. Полностью заряженный. Я всегда держу его под рукой.

— Слушай. Парень, которого на прошлой неделе нашли в клюквенном болоте с отрезанным языком и кистями рук, был…

Она повысила голос:

— А если кто-нибудь преодолеет все эти преграды, черт с ним, я в его полном распоряжении. Значит, он это заслужил.

— Понимаю, но…

— Пока, милый. Удачи с придурком.

Она нажала отбой. Я сжал телефон в руке и пошел по Коммонуэлс-авеню, середину которой занимал гигантский сквер протяженностью около мили, засаженный зеленой травой и черными деревьями, заставленный скамейками и высокими статуями.

Уоррен Мартенс говорил, что приятель Майлза Ловелла одевался богато, но нарочито небрежно. Он производил впечатление человека или обладающего властью, или, по крайней мере, стремящегося к власти.

Довольно точная характеристика парня из патио.

Уэсли Доу, предположил я. Мог этот человек оказаться Уэсли? Уэсли был блондином, но рост и сложение соответствовали имеющемуся у меня описанию, а купить краску для волос легче легкого.

Машину я оставил в четырех кварталах от Коммонуэлс. Дождь уже не лил, а еле моросил, но туман только сгустился. Кто бы ни был этот парень, он явно решил вывести меня из равновесия. Он намеренно дал мне понять, что знает, кто я, а я понятия не имел, кто он такой, что делало меня уязвимым, а его, наоборот, окружало ореолом всемогущества.

Но меня и раньше многие пытались вывести из равновесия, в том числе настоящие профи — мафиози, копы, бандиты, а как-то раз даже парочка серийных убийц. Так что те деньки, когда от анонимного голоса по телефону у меня дрожали поджилки, а во рту пересыхало от страха, давно миновали. Но тем не менее я ломал себе голову над тем, что все это значит, и, не исключено, именно это и было его целью.

Зазвонил мобильник. Я остановился под кроной дерева. Телефон прозвонил во второй раз. Поджилки не тряслись. Во рту не пересохло. Может, пульс чуть ускорился. Не дослушав третий звонок, я ответил:

— Алло.

— Здорово. Ты где?

Энджи. Мой пульс вернулся к норме.

— На Коммонуэлс. Иду к машине. А ты?

— Перед Ювелирной галереей.

— Развлекаешься со своим торговцем бриллиантами?

— О да. Он просто очаровашка. Если не клеится ко мне, то рассказывает своим телохранителям расистские анекдоты.

— Везет же некоторым девушкам.

— Ага. Решила проверить, как ты там. Хотела что-то сказать, но уже забыла что.

— Спасибо за заботу.

— Прямо на языке вертится… Ладно, не важно. Слушай, он выходит. Вспомню, перезвоню.

— Хорошо.

— Пока. Конец связи.

Она положила трубку.

Я вышел из-под дерева и успел сделать аж четыре шага, когда Энджи перезвонила, — вспомнила, значит.

— Осенило? — спросил я.

— Привет, Патрик, — раздался в трубке голос незнакомца со светло-каштановыми волосами. — Как тебе дождичек?

У меня в груди образовалось дополнительное сердце, немедленно начавшее колотиться.

— Прелесть. А тебе как?

— Лично мне всегда нравился дождь. Позволь спросить: это ты со своим напарником разговаривал?

Я стоял под большим деревом на южной стороне сквера. С севера он меня увидеть не мог никак. Значит, он находился либо восточнее, либо западнее, либо южнее.

— У меня нет напарника, Уэсли. — Я бросил взгляд в южном направлении. На тротуаре было безлюдно, если не считать одну-единственную молодую женщину, которую тащили за собой три здоровенные собаки.

— Ха! — воскликнул он. — Ты все на лету схватываешь, Патрик. Молодец. Или просто наугад ляпнул?

Я повернулся на восток и осмотрел Кларендон-стрит. Перед светофором застыли машины. Ни одного человека с мобильником.

— Понемногу и того и другого, Уэсли.

— Ну, я тобой очень горжусь, Патрик.

Я медленно развернулся направо и сквозь густую пелену тумана увидел его.

Он стоял на юго-восточном углу Дартмут и Коммонуэлс. На нем был прозрачный дождевик с капюшоном. Когда наши взгляды встретились, он широко улыбнулся и помахал мне рукой.

— Теперь ты меня видишь, — сказал он.

Я шагнул с тротуара. Машины, только что стоявшие перед светофором на Дартмут, стремительно понеслись мимо меня. «Фольксваген карманн-гиа» издал пронзительный гудок и судорожно дернулся вправо, чуть не зацепив меня.

— У-у-у, — сказал Уэсли. — Еще бы чуть-чуть… Осторожно, Патрик. Осторожно.

Я шел по самой обочине, двигаясь в сторону Дартмут, не сводя глаз с Уэсли, который неторопливо отступал назад.

— Знавал я когда-то одного парня, которого сбила машина, — сказал Уэсли и скрылся за углом.

Я прибавил ходу и вышел на Дартмут-стрит. По дороге, шурша шинами по влажному асфальту, неслись машины. Уэсли стоял у начала аллеи, расположенной параллельно Коммонуэлс-авеню и протянувшейся на целую милю на запад от Бостонского городского парка до парка Бэк-Бей-Фенс.

— Этот мой знакомый… Он споткнулся, а когда поднимался, машина ударила его бампером по голове. Превратила его мозги в яичный салат.

Светофор переключился на желтый, но восемь машин восприняли это как повод поддать газу и рвануть через перекресток.

Уэсли снова помахал мне рукой и скрылся в аллее.

— Всегда будь осторожен, Патрик. Всегда.

Я побежал через дорогу, и в этот момент мне наперерез на Коммонуэлс вырулил «вольво». Сидевшая за рулем женщина покачала головой, и машина с ревом унеслась дальше вниз по улице.

Я достиг тротуара и направился к началу аллеи, на ходу говоря в телефон:

— Уэсли, дружище, ты еще здесь?

— Я тебе не дружище, — прошептал он.

— Но ты сам так сказал.

— Я соврал, Патрик.

Возле аллеи я поскользнулся на мощенной булыжником дорожке и врезался в переполненный мусорный контейнер. Из него вывалился вымокший бумажный пакет. На бортик контейнера вскочила растревоженная крыса, зыркнула вокруг и удрала по аллее. За ней тут же рванула сторожившая возле контейнера кошка. Примерно за шесть секунд они покрыли расстояние длиной с целый квартал. Кошка была здоровенная и злобная; такой же была и крыса. Я задумался, кто из них победит в этой гонке. Если бы мне предложили заключить пари, я, пожалуй, решил бы, что у крысы имеется небольшое преимущество.

— Ты никогда не играл в бешеное родео? — прошептал Уэсли.

— Это как?

Я посмотрел наверх, на пожарные лестницы, с которых капала вода. Никого.

— Бешеное родео, — прошептал Уэсли, — это такая игра. Поиграй как-нибудь с Ванессой Мур. Для начала нужно поставить женщину раком. Пока все понятно?