Еще один кивок.

— Этим можно объяснить, почему он скрылся из-под залога, — сказал я. — А с остальными обвинениями как?

— Главное — фундамент защиты. Мне надо добиться от суда, чтобы обвинение в незаконном перемещении после внесения залога было снято. На этом основании можно будет строить все здание. Понимаешь, он пересек границу штата, а это федеральное преступление. Если я избавлюсь от этого обвинения, уж с законами штата как-нибудь разберусь.

— И от меня ты хочешь, чтобы я…

Она смахнула с виска капельки влаги и усмехнулась жесткой усмешкой. Наклонилась над столом и проговорила:

— Видишь ли, Патрик. На свете есть масса вещей, которые я хотела бы получить от тебя. Но в деле Энтони Траверны мне нужно только одно: чтобы ты подтвердил под присягой, что Тони боялся русской мафии.

— Мне он об этом не говорил.

— Но, может, ты вспомнишь, каким напуганным он выглядел, пока ты вез его из Мэна?

Она подцепила вилкой виноградину и высосала из ягоды сок.

Одета она этим вечером была просто: черная юбка, темно-вишневого цвета майка, черные сандалии. Свои длинные каштановые волосы она затянула в хвост, а контактным линзам предпочла очки с тончайшими стеклами и красной оправой. Но даже при всем этом исходившая от нее чувственная энергия могла раскатать меня в блин, не успей я обзавестись прочным иммунитетом.

— Ванесса, — сказал я.

Она проткнула вилкой еще одну виноградину, поставила локоть на стол и взглянула на меня поверх ягоды, парившей в дюйме от ее губ:

— Да?

— Ты же знаешь, что окружной прокурор мне позвонит.

— Ну, вообще, побег из-под залога — федеральное преступление, так что тебе позвонят из офиса генерального прокурора штата.

— Да не важно. Главное, что позвонят.

— Да.

— А ты постараешься добиться того, чего тебе надо, на перекрестном допросе.

— Снова в точку.

— Так зачем тогда тебе понадобилось со мной сегодня встречаться?

Она задумчиво посмотрела на виноградину, но так и не съела ее.

— А если бы я сказала тебе, что Тони напуган? То есть действительно, до ужаса напуган. И что я верю его словам, что за его голову мафия назначила награду?

— Я ответил бы тебе, что ты должна наложить арест на его имущество и заняться другими делами.

Она улыбнулась:

— Какой ты бессердечный, Патрик. Но, знаешь, он и вправду перепуган.

— Знаю. Но еще я знаю, что только ради этого ты не стала бы меня дергать.

— Намек поняла. — Она потянулась губами к вилке, и виноградина исчезла с нее. Ванесса прожевала ягоду, проглотила ее и отпила минеральной воды. — Кстати, Кларенс по тебе соскучился.

Кларенсом звали собаку Ванессы — шоколадного лабрадора, которого она, поддавшись внезапному порыву, купила полгода назад, но, насколько я мог судить, так и не удосужилась выяснить, как его воспитывать. Скажешь ему: «Кларенс, сидеть!» — и пес тут же убежит. Скажешь: «Ко мне!» — и он насрет на ковер. При этом в Кларенсе была бездна обаяния, секрет которого, возможно, объяснялся переполнявшей его щенячьей невинностью и услужливостью, светившейся в его глазах, даже когда он справлял малую нужду тебе на ногу.

— И как он? — спросил я. — По-прежнему гадит в доме?

Ванесса вытянула большой и указательный пальцы, оставив между ними крохотный просвет:

— Ну, еще чуть-чуть, и…

— Сколько пар твоей обуви успел сожрать?

Она покачала головой:

— Обувь я убираю. К тому же он сейчас больше интересуется бельем. На прошлой неделе выблевал бюстгальтер, которого я обыскалась.

— Но он хотя бы его вернул.

Она улыбнулась и ткнула вилкой в еще одну виноградину.

— Помнишь то утро на Бермудах, когда нас разбудил дождь?

Я кивнул.

— Лило как из ведра. Дождь просто стеной. Окна так заливало, что из нашей комнаты даже моря не было видно.

Я снова кивнул, желая поскорее покончить с этой темой:

— Мы весь день провели в постели, пили вино и мяли простыни.

— Чуть не порвали их на лоскуты, — сказала она. — И кресло сломали.

— Потом мне прислали счет, — сказал я. — Я помню, Ванесса.

Она отрезала маленький ломтик арбуза и отправила в рот.

— Сейчас тоже дождь идет.

Я взглянул на золотисто блестевшие под солнцем лужицы на тротуаре, похожие на слезинки.

— Скоро кончится, — сказал я.

Она издала сухой смешок, отпила еще немного минералки и поднялась:

— Пойду попудрить носик. А ты пока напряги память, Патрик. Вспомни бутылку шардоне. У меня дома как раз припасена парочка.

Она направилась в ресторан. Я старался не смотреть на нее, потому что знал: достаточно одного взгляда на ее обнаженные руки и ноги, и мне слишком ярко представится, что именно скрывается под ее одеждой. В памяти всплывет картина того, как она, откинувшись на белых простынях, выливает на свое голое тело полбутылки сухого вина и спрашивает, не желаю ли я выпить.

И все-таки я невольно следил за ней глазами, пока вид мне не загородил мужчина, появившийся в патио из зала ресторана. Он подошел ко мне и схватился за спинку стула Ванессы.

Он был высоким и стройным, со светло-каштановыми волосами. Рассеянно улыбнувшись, он приподнял стул, явно собираясь унести его с собой в ресторан.

— Что вы делаете? — спросил я.

— Хочу взять лишний стул, — ответил он.

Я осмотрелся. В патио стояло с дюжину свободных стульев. Еще пара десятков имелась в самом ресторане.

— Здесь занято, — сказал я.

Мужчина уставился на стул:

— Занято? Это место занято?

— Занято, — подтвердил я.

Одет он был весьма изысканно. Белые льняные брюки, мокасины от Гуччи, черный кашемировый жилет поверх белой футболки. Часы фирмы «Мовадо». Кисти человека, ни одного дня в жизни не занимавшегося ручным трудом.

— Вы уверены? — спросил он, не отрывая взгляда от стула. — А мне казалось, это место свободно.

— Оно занято. Видите? Вот тарелка. Так что место занято. Вы уж мне поверьте.

Он посмотрел на меня. В его глазах полыхнул лихорадочный огонь.

— Так я его забираю? Вы не против?

Я встал:

— Нет, вы его не забираете. Место занято.

Мужчина обвел рукой патио:

— Здесь полно стульев. Выбирайте любой. А я заберу этот. Она ничего не заметит.

— Вот вы и выбирайте любой, — сказал я.

— Я хочу этот. — Он говорил спокойно и уверенно, словно увещевал непослушного ребенка. — И возьму его. Хорошо?

Я шагнул к нему:

— Нет, не возьмете. Этот стул занят.

— А я уверен, что нет, — мягко произнес он.

— Вы ошиблись.

Он еще раз посмотрел на стул:

— Это вы так думаете.

Он поднял руку, примирительно улыбнулся и пошел назад, в ресторан, откуда уже появилась Ванесса.

Она оглянулась через плечо:

— Приятель?

— Нет.

Она заметила, что на ее стул попали капли дождя:

— С чего это мой стул намок?

— Долго рассказывать.

Она с любопытством покосилась на меня, отставила стул в сторону, взяла у ближайшего столика другой и уселась.

Глядя поверх голов посетителей, я видел, как мужчина сел возле барной стойки. При виде тащившей стул Ванессы он улыбнулся мне, словно говоря: «Кажется, я был прав», — и отвернулся.

Дождь пошел сильнее, и в ресторане набилось много народу. Когда я в следующий раз попытался отыскать мужчину взглядом, оказалось, что он уже исчез.

Мы с Ванессой так и остались сидеть снаружи, попивая минеральную воду. Она клевала виноград. Долетавшие с улицы капли дождя немного намочили мне спину.

После ее возвращения из туалета мы повели самый безобидный разговор. Обсуждали страхи Тони Т., похожего на хорька помощника окружного прокурора из Миддлсекса — про него болтали, что в портфеле он носит шарики от моли и аккуратно сложенное женское белье, — и неудобства жизни в якобы спортивном городе, не сумевшем удержать ни бейсболиста Мо Вона, ни футболиста Кёртиса Мартина.

Но сквозь бесстрастные интонации беседы обо всем и ни о чем без конца прорывались ноты нашего взаимного влечения, отголоски того давнего дождя на Бермудах и наши хриплые голоса. Я почти явственно ощущал запах винограда на ее коже.